Вестники Осады

Скраивок, колеблясь, протянул к нему руку и отдернул обратно. Взять его по своей воле – значит, заключить нерасторжимый договор. Он представлял это также ясно, как если бы ему об этом сказали прямым текстом.

Но, с другой стороны, это шанс выбраться из лабиринта и прийти к истинному величию. Он смог бы объединить остатки Восьмого легиона, привести их к Терре и плюнуть Императору в его бесстыжие глаза за равнодушие и бессердечность.

Но какой ценой? Либо смерть, или проклятье.

Он мысленно одернул себя за веру в глупые предрассудки. Теперь они уже слишком далеко ушли от Имперской Истины.

Выбора нет. Он быстро потянулся за мечом, пока сомнения не захватили его с новой силой. По привычке он взял его за ножны, как обычно, но в этот раз – расстегнул ремень и опоясался им.

Затем он обнажил клинок.

Руку начало покалывать. Ощущение скверны вернулось к нему с новой силой, и в этот раз с ней на его спину опустился груз – бестелесный как воздух, но ощутимый. На краю сознания он ощутил чувство торжества, но не своего, а чьего-то еще.

Вот оно, подумал он. Начало чего-то нечестивого.

И это стало последней мыслью, принадлежавшей лишь ему.

– Покажи мне путь, – сказал он мечу.

И Скраивок покинул комнату во второй и последний раз.

Поворот за поворотом он шел по лабиринту. В этот раз они не вернулись в первую комнату. Он обнаружил, что целые секции лабиринта были заполнены лазерными сетками, огнеметными точками, бездонными ямами, спрятанными в полу шипами и свисающими с потолка лезвиями-маятниками. За секунду до активации очередной смертельной ловушки меч начинал дрожать в его руке и каким-то образом делился знаниями, откуда ждать опасности и как идти, чтобы ее избежать.

В самых темных уголках лабиринта кромка клинка начинала сиять неестественным светом, которому Скраивок не мог подобрать названия. Каким-то образом он не разгонял тьму, но делал ее еще глубже. Но Скраивок продолжал безошибочно двигаться дальше. Иногда меч начинал тянуть его руку, указывая ему на те тоннели, в которые он никогда бы даже не подумал свернуть, иногда на те, которые он даже не смог бы распознать. Не раз он был уверен, что меч заставлял его возвращаться назад, ходить кругами или идти обратно в самое сердце безумного лабиринта теми путями, которыми – он был готов поклясться, – уже проходил.

Но выбора не было, и меч продолжал указывать ему путь.

Качество сборки лабиринта было великолепным. Под каждой панелью, каждой поверхностью было искусно скрыто множество шестерней и механизмов. Время от времени он останавливался, прислушиваясь к отдаленному гулу и дрожи – будто целые секции всей структуры двигались вокруг него.

Может быть, это значит, что что-то открывается?

Он шел многие часы, пока неожиданно не набрел на забытую комнату – больше, чем все остальные до нее. В центре темного, неосвещенного помещения находилось подобие трибуны. На ней – что-то, похожее на оружейную стойку, когда он рассмотрел ее поближе – а вокруг нее стояло несколько комплектов покореженных силовых доспехов. Под их ногами на полу были темные пятна, а внутри – останки легионеров.

Скраивок обошел тела. Под воздействием сухого корабельного воздуха они превратились в мумии, а их кожа цвета обсидиана стала пепельно-серой.

– Саламандры, – прошептал он.

Догадаться, кто был заключен в лабиринте, ему было несложно. Он поднял меч.

– Ты показываешь мне это, чтобы я был более благодарен? Чтобы я понял, что без твоих указаний у меня нет шансов выбраться отсюда?

Он улыбнулся. Оружие лежало в руке лучше, чем прежде. Почти удобно.

Не став долго задерживаться, он зашагал дальше. Меч продолжал его вести, почти незаметно меняя баланс в его руке.

Наконец он очутился перед круглой сейфовой дверью из блестящего адамантия, запертой на восемь засовов, которые расходились лучами от массивного запирающего колеса. Шесть когитаторов в форме черепов выстроились в ряд по центру двери, а на их дисплеях светились длинные строчки красных цифр. Все были выставлены по нулям.

– Ну, конечно же. Заперто, – произнес легионер. Он взглянул на меч. Его бледное свечение уже не так резало глаза. – Полагаю, кода ты не знаешь, не так ли?

Меч не отозвался.

Скраивок уставился на замок. Корпуса когитаторов были одним целым с дверью. Также он не видел ничего, что можно было бы использовать как устройство ввода, а даже если бы оно и было, он прикинул количество возможных комбинаций.

– Если бы мне нужно было каждую цифру вводить вручную, – произнес он, обращаясь к мечу, – я проторчал бы здесь, ну... – Скраивок усмехнулся. – Целую вечность!

И это только в том случае, если первая неудачная попытка ввести код не обернулась бы неприятным сюрпризом.

Вероятно, замок был помещен сюда, чтобы дать росток надежды в этой колыбели отчаяния. Скраивок был большим знатоком подобных вещей и отказывался играть в навязанную ему Шенгом – или, может быть, Кёрзом? – игру. Ему пришло в голову, что за этой дверью может оказаться продолжение лабиринта, а не выход.

Решать проблемы по мере их поступления. Он должен отсюда выбраться.

– Я вот думаю... – пробормотал он, взвешивая меч в руке.

Он потыкал адамантий острием клинка – оно соскользнуло, не оставив на поверхности ни единой царапины. Повелитель Ночи нахмурился. Меч был могуч: если он как-то смог вернуться после полного уничтожения – кто знает, что еще ему под силу?

Очень аккуратно он направил острие клинка в угол, где засов с левой стороны шел от двери к замку. Не так-то легко было его там удержать, когда острие не могло даже поцарапать адамантий, но он справился. Затем он положил обе руки на навершие меча.

Закрыв глаза, воин сконцентрировался и громко произнес:

– Вытащи меня отсюда.

Ничего не произошло. Он открыл сначала один глаз, затем другой. На двери по-прежнему не было ни царапины. Скраивок владел собой в должной мере, еще в ранние годы уяснив, что в мире убийц ясный ум и прекрасные манеры открывают множество дверей.

Но эту дверь они не открыли.

Концентрация исчезла, и благодаря идеальной памяти легионера перед его глазами пробежали все невзгоды, выпавшие на его долю за последние шесть месяцев. Он помрачнел, и когда в памяти всплыло лицо Шенга, выдержке пришел конец.

– Я убью тебя, Шенг! – взревел он. – Вот этим вот самым мечом я вскрою тебя от паха до глотки, и ты у меня спляшешь в собственных потрохах! Я не собираюсь гнить здесь! Ты заплатишь! Ты будешь страдать!

Меч вспыхнул нечестивым светом. Его острие начало резать адамантий. С мучительным стоном Скраивок оперся на него изо всех сил, разрезая засов напополам. Сопротивление резко пропало, он потерял равновесие и упал на колени.

Глубоко внутри двери какой-то потайной механизм злобно запищал. Что-то задымилось под начавшим пузыриться и течь металлом, при этом оставшимся холодным.

Скраивок продолжал стоять на коленях, уперев острие клинка в пол. Затем он встал. Удалось ли Келленкиру узнать, сколь велика сила, заключенная в этом мече? Наверное, нет. Иначе все они остались бы на Соте.

Вновь подняв клинок, он принялся за оставшиеся семь засовов. С четырьмя нижними он справился относительно легко, а вот к трем верхним было сложно подобраться. Только сняв наплечники и встав на их неровную поверхность, ему удалось дотянуться и разрубить их. Пока он работал, гнев закипал в нем все сильнее, замораживая его сердце, пока оно не стало столь же твердо и холодно, как клинок в его руках.

Последнее усилие, и последний засов разрублен. Он спрятал меч обратно в ножны и отступил от искореженного металла. Он не сводил с двери глаз, надевая наплечники, и весьма удивился, когда та легко открылась от его пинка.

По ту сторону двери его ждал узкий коридор. Он обратил внимание, что одной его стеной была стена лабиринта, а другой – переборка грузового трюма. Он обернулся и взглянул вверх. Над его головой была головокружительная высота. Нижние трюмы «Сумрака» были огромны: во времена Великого Крестового Похода в них размещали целые манипулы титанов. И должно быть, колоссальная конструкция, которую он только что покинул, занимала один из них целиком. Сколь бы прост и неприметен был этот маленький служебный люк, из которого он вышел, это было творение великого гения, и оно несло на себе печать создателя. На глухой внешней стене была лишь одна отметина – выбитый в металле шлем-череп с решеткой вместо рта. Печать IV легиона.