Страница 16 из 86
— Ну? — проговорил он гулко, будто из пустой бочки, и вздохнул так, словно только нас и дожидался весь век, и теперь, когда ждать перестал, мы-то и пожаловали. Не поняла даже, то ли спросил о чём, то ли неприятностями грозит.
Смарт, в отличие от меня, испуганным не был. Ответил с ленцой, будто в трактире заказ делая:
— Нам бы пожрать, да и выспаться не помешало.
Дядька громко зевнул, без смущения показав крупные белые зубы, после чего медленно кивнул в сторону столика, к которому так настоятельно тянулись наши изголодавшиеся души.
— Каша в котелке, пироги в блюде. Спать можно в комнате на чердаке. С Вас серебрушка и деньги вперёд. — Осчастливив нас позволением остаться на ночлег, хозяин тут же потерял к гостям всяческий интерес и, прикрыв свой единственный глаз, казалось, задремал.
Я от возмущения весь свой страх растеряла:
— А не жирно ли будет серебрушку за тарелку каши и несколько часов сна под крышей?!
Мой праведный гнев был самым нахальным образом проигнорирован. Смарт же, метнувшись к столу, споро накрыл нам обед, шепнув мне мимоходом:
— Лучше заплатить.
Конечно, заплатила, хотя и сопела, как разгневанная медведица. Но после, отведав с душистыми травами каши, щедро политой маслом, подобрела. За такую вкусноту и переплатить стало не жалко. Насытившийся Смарт, проявил любопытство, поглаживая наполненный до отказа живот.
— И кого же нам благодарить за кров? Как тебя зовут-то, добрый человек?
Я была уверена, что хозяин не ответит. Он так был погружён в самого себя, что напоминал каменное изваяние. За всё время пока мы подъедали его угощение, даже не шелохнулся. Головы он не повернул, но проворчал всё же:
— Не стоит благодарности. Да, и не человек я вовсе. Зовите Граб, если хотите.
Смарт хмыкнул:
— Коль заклинатель, так уж и от людей отказываешься. А чего живёшь в этой каменной глуши?
— Не люблю людей. Здесь спокойнее с теми, кто тебя понимает. — Больше он разговаривать не стал, будто устал от непривычного многословия. Только бросил напоследок, когда мы уже поднимались по узкой лесенке на чердак:
— Дверь покрепче заприте. Ночи тут слишком тихие порой. И до рассвета не высовывайтесь — не нужно.
Я нервно оглянулась на это напутствие. Уютный домишко в тот миг показался особенно зловещим, как и его престранный владелец. Шла следом за Смартом, приставая к сонному парню с глупыми вопросами:
— Он упырь, да? Откормил нас, серебрушку содрал, а после нас же себе к обеду и приготовит.
— Не глупи, — лениво отмахнулся умник, зевая. — Сказал же, заклинатель он. Просто одичал тут со змеями. Эти змеиные князьки все такие странные. Впрочем, их единицы остались. Живут обычно в глуши, никому давно не интересны. На таком много не заработаешь, так что и мараться не стоит.
Мараться я и не собиралась. Выспаться хотелось, да ещё проснуться, желательно живой. Увидев место будущего ночлега, поняла: толком выспаться опять не удастся. Из самого полезного в комнате на чердаке была дверь — толстая, крепкая, с железным засовом. Ещё там была лавка, довольно узкая, а также подушка и колючее тонкое одеяло, грязно-зелёного цвета. В круглое окошечко лениво заглядывало подрумяненное солнце. Резкий порывистый ветер зловеще подвывал, будто по утраченной добыче, сожалея, что не может приласкать нас по своему вкусу. Смарт свалился на лавку, и попытался укрыться одеялом с головой. Даже обуви не снял. Я сердито начала отвоёвывать себе местечко. Толкались мы минут пять.
— Иди спать на пол, — шипела я точно змея, явно нахватавшись местного диалекта по дороге.
— И не подумаю, — отбрыкивался друг-эгоист. — Тебе надо, вот и иди, а мне и здесь неплохо.
— Упырь тебя сожри! — совсем разошлась я, свалившись с края лавки.
Смарт хохотнул, радуясь захваченному пространству:
— Не сожрёт, не надейся. Подавится — я костлявый.
Устав сталкивать тяжёлого, как глыба, оборвыша с лавки, я, плюнув на его лохматую макушку и отняв всё же подушку с одеялом, устроилась на полу в дальнем углу комнаты. Смарт печалиться не стал, лишь громко захрапел в ответ на моё законное возмущение. Укутавшись в одеяло, почувствовала себя практически удобно. Даже снов не видела, словно в чёрную яму провалилась. Так и спала, почти счастливая, пока чья-то рука не закрыла мне рот, а другая — встряхнула за плечи.
7. Цена свободы.
Когда тебя внезапно будят среди ночи, жестоко вырывая из бездонного и пустого, но такого спокойного колодца, именуемого сном без сновидений, ясное дело, прежде всего ты попытаешься заорать. Ну, я во всяком случае попыталась. Правда, кричать с закупоренным чьей-то сильной ладонью ртом занятие, как оказалось, совершенно бесполезное. Максимум что у меня получилось, это глухо промычать что-то совершенно неразборчивое, вовсе не похожее на возмущение или протест. Бесформенная тень рядом предупреждающе прошипела:
— Тссс. Привет, малыш. А я соскучился. Ждала?
Я сразу же притихла, вопросительно втянув воздух носом, чтобы собраться с мыслями и успокоиться. Знакомый терпкий травяной запах, знакомая ладонь — твёрдая и гладкая, знакомая ирония. Ещё бы я его не ждала! Знать бы только, зачем нужна мне эта встреча. Не убивать же его в самом-то деле. Или убивать? Попытка освободиться и что-нибудь ответить этакое, подходящее к случаю, не увенчалась успехом. Даже головой повертеть не удалось, словно меня кто по рукам и ногам спеленал невидимой и сверхпрочной паутиной. Оставалось лишь зарычать в бессильной ярости, сверкая потемневшими от гнева глазами. Невидимый призрак знакомо хмыкнул:
— Вижу, что любишь. Зачем же так пылко сразу-то на меня бросаться? И я помню про твоё обещание. Случай убить меня ещё представится. Но, Вернушка, ты должна мне, как минимум, одну жизнь. Пришло время рассчитаться, малыш. Нужно поговорить. Это очень важно.
Я сердито засопела, словно простудившаяся кошка, только пар из ноздрей не пошёл. Но почувствовав, как холодные губы легко касаются виска, привычно замерла, недовольно осознавая предательство сердца. В нём вдруг стало больно и сладко, горячо и холодно, будто ледяные иглы пронзили и тут же раскалились, обдав всё внутри невероятным жаром. А душа надрывно застонала в долгожданном упоении желанной близостью. Невидимые пальцы нежно пробежались по щеке, шее, легко коснулись ключиц, вызывая дрожь в моём непослушном теле. Судорожно вздохнув, будто всхлипнув, я закрыла глаза, пытаясь справиться с этой мерзкой слабостью. Невольно представила его улыбку, озорную и нежную одновременно. Так он улыбался лишь однажды, в ту ночь, когда звёзды подарили нам своё благословение. Казалось, призрак заглянул в мою память. Тихое:
— Любимая, — закружило голову. Я порывисто распахнула глаза, желая разглядеть его искренность, проскользнувшую в голосе, но тень растаяла, оставив за собой лишь пару фраз: