Страница 7 из 11
Слушала Ариша мерзкие скунсовы речи, но терпела, стыдно ей было оставаться девственницей в тридцать лет.
Предложил ей скунс после сеанса зайти к нему домой, обещал переписать фильмы Акиры Куросавы в хорошем качестве. Ариша смотрела всего Акиру Куросаву, но пошла со скунсом.
Приходят они в нору, а там бардак, везде мешки с мусором и лотки из-под дошика, кровать не застелена и грязная простыня свесилась на пол.
Расстегнул скунс ширинку и показал свой маленький вонючий член.
– Попробуй, – говорит, – мой леденец.
Не понравилось это Арише, да к тому же она сильно хотела писать. Зарычала леопардица. Испугался скунс, мигом заперся в туалете. Набрал номер МЧС и орет:
– У меня в норе дикий зверь!
А леопардица пописала на его пыльный ковер и побежала домой смотреть дораму. А черную краску она перевязала ленточкой и подарила серой мыши с такою речью:
– Мы тебе это не говорили из вежливости, но я, твоя лучшая подруга, просто обязана это сказать: ты совсем себя запустила. Ходишь как серая мышь.
– Но я и есть серая мышь! Я горжусь тем, что я серая мышь! – оскорбилась сотрудница. – Другие звери должны принимать меня такой, какая я есть!
Целый день серая мышь не разговаривала с Аришей, а той и горя нет. Ушла леопардица пораньше, хотела поесть суши и так отпраздновать свое тридцатилетие.
Привязался к ней в суши-баре пьяный козел, нажала официантка волшебную кнопку, и явился леопард в бронежилете. Оставил он Арише свой номер телефона и предложил звонить в любое время. Поженились леопард с леопардицей, стали жить да поживать. Уволилась Ариша из собеса и теперь служит в мэрии. Тут и сказке конец.
Белый медведь в Котельниках
Поселился у бабушки в Котельниках белый медведь Фома. Бабушка была старенькая, и велели медведю родители за ней присматривать, как бы чего не вышло. Был Фома умным медведем, недавно получил специальность «инженер-программист». Мечтали родители, что наймется Фома в Сколково и будет жить да поживать, старую медведицу радовать. Съездил белый медведь в Сколково, прошел собеседование. Не было у Фомы машины, два с лишним часа пилил он туда и столько же обратно, семь потов с него сошло в метро, запинали его барсуки да еноты. Начал белый медведь ждать, когда ему позвонят. Ждал неделю и решил, что его не примут.
– Ну и хрен с ними, – сказал белый медведь.
И нанялся грузчиком на склад, потому что у него не было денег на красную рыбу, мед, малину и прочие лакомства, которые едят медведи. Решил он таскать бытовую технику, пока не найдется подходящее место. Был он молодым, крупным медведем и спокойно мог поднять хоть центнер.
Приходит на склад, все как полагается – комбинезон, перчатки. Тут на Фому едва не налетел штабелер, который вел гималайский медведь.
– Кому жопу подставил? – крикнул гималайский медведь. – Не стой на дороге, ебаный шакал.
Был Фома тяжел на подъем, пока собирался дать гималайскому медведю по морде, тот уже уехал со стиральной машиной. Прибежала замотанная панда, начала вводить белого медведя в курс дела. Быстро выучил он, где что лежит, разобрался, куда вывозить товар и что делать с накладными. А на складе кроме него – ни одного белого медведя. Завскладом – гризли, кладовщики – панды, водители – бурые, а грузчики сплошь гималайские медведи.
За день гималайские медведи нахамили Фоме раз сто. То рохлей толкнут, то как бы нечаянно кинут в него коробкой, то соберутся рядом с будкой панды – и давай орать, что новичку мало заказов дают. А о чем они между собой говорили, белый медведь не понимал.
Погрузил белый медведь полсотни заказов, веса немалого, чуть лапы не протянул. Но заметил он, что иные гималайские медведи сделали втрое меньше, а два особо жирных и наглых медведя вообще не работали, за них технику возили звери помоложе. Собрались гималайские медведи домой за час до конца смены, а тут как раз пришла фура с новым товаром.
Панда выбегает из будки, орет:
– Куда пошли?!!!
И самый жирный гималайский медведь послал панду на хуй.
Не стерпел белый медведь, подбежал и н-на жирному по морде!
Зарычал жирный, а другие гималайские медведи встали на дыбы.
– Мы, – говорят, – недовольны условиями труда. За такие копейки сами надрывайтесь.
И ушли. А фуру разгружал белый медведь.
На второй день пуще прежнего измывались над Фомой гималайские медведи, даже вытащили из-под него табурет во время обеденного перерыва. Ушиб белый медведь свой широкий зад, но делать нечего, таскал паллеты с грузом до самого вечера. В этот раз гималайские медведи домой не торопились, дождались они, когда панда уйдет, и погрузили несколько коробок в «Калину» жирного медведя.
Рассказал Фома панде и гризли про такие дела. Гризли только плечами пожал.
– Это, – говорит, – бесполезно. Уволим тех – придут другие, воровать будут так же, а работать хуже. Но того жирного я давно хотел выгнать, слишком борзый стал.
Узнали гималайские медведи, что хотят уволить их вожака. Привели еще сто гималайских медведей с трубами да монтировками. Встали гималайские медведи перед складом и давай рычать! Вызвал гризли охрану, приехали два леопарда, развернулись и уехали. Приехала полицейская машина, тоже развернулась и уехала.
Пришлось гризли извиниться перед гималайскими медведями и назначить жирному большое выходное пособие. А белого медведя гималайские вечером поймали, избили и посадили на бутылку. Хорошо, что он смотрел порно с транссексуалами и часто упражнялся с баллончиком лака для волос. Заревел, конечно, для виду, но было ему скорее стыдно, чем больно.
Долго перед ним извинялась панда, предлагала оплатить лечение, но Фома сказал ей такие слова:
– Госпожа Цинь, я сам виноват, что забыл учение Кун Фу-цзы. Не следует мне сходить с пути белого медведя и марать себя низкими делами. Я должен найти занятие, которое достойно моего интеллекта.
Панда пожала ему лапу, и белый медведь отправился домой. Сказал бабуле, что уволился по собственному желанию, а та его ругает:
– Ах ты дурень ленивый, ах ты белоручка! Я в твоем возрасте вагоны разгружала! Русские медведи работы не боятся!
– Работы-то я не боюсь, – отвечал Фома, – только жопу за копейки неохота рвать.
В тот же вечер Фоме позвонили из Сколково, и он больше не жаловался, что ездить далеко.
Редкая выхухоль
Жила-была у тихой старицы выхухоль. Имелась у нее просторная нора с подводным входом, а также временная нора на холме, куда весной не поднималась вода. Было у выхухоли вдоволь еды – насекомых, мальков, рачков да улиток. Правда, всю ее родню переловили и депортировали в Челябинск, но выхухоль недолго горевала. Ведь своих сородичей она никогда не видела, а чем больше еды, тем лучше.
Однажды летом выхухоль сушила шкурку, сидя на коряге и подняв хоботок к солнцу. Слушала выхухоль, не зашумят ли крылья вороны, не пискнет ли какой-нибудь хищник крупнее, чем она сама. И задрожала земля, и прыгнула выхухоль в воду, и поплыла поскорее к своей норе. Долго ходили по берегу огромные животные, громко топали, сидели как раз на том бугорке, под которым была нора выхухоли.
– Да, места здесь замечательные, – сказал один крупный зверь. – Но есть некоторые юридические тонкости. Это, конечно, не заповедник и не заказник, но здесь могут встречаться редкие виды.
– Например? – спросил другой зверь.
– Например, выпь, горностай, лебедь-шипун. Или выхухоль.
Обрадовалась выхухоль, что ее назвали редким видом, вылезла из норы и встала на задние лапки, чтобы поприветствовать гостей.
– Ах ты лебедь-пиздун, – сказал другой зверь. – Накаркал на нашу голову.
Не поняла выхухоль, чем она так расстроила крупных зверей, обиделась и уплыла обратно в норку.
Через неделю понаехало видимо-невидимо зверей, начали они топать, есть и пить, петь под гитару и облегчаться в кустах.