Тюрьма ребёнка

Мензун взял его за локоть: «Это не шутки. Те враги разграбили уже два города на юге. Если они придут, дела плохи. Уходи и пережди вторжение в своём доме. С вами тремя или без вас, разница невелика, а, выжив, вы поможете горожанам едой даже в худшем случае. Кто принесёт им ячменя, если не вы, сейчас, перед штурмом, и потом, когда враги уйдут?»

Последнее соображение заставило Акаба призадуматься. Он почесал в затылке и согласился поступить, как велел Мензун, и хранить в тайне разговор. Мензун не слишком полагался на это, но ничего не сказал и вернулся в дом Разека. За ужином с градоначальником он спросил: «Что ты, достойнейший, знаешь о наступающем войске?»

– Увы, немногое, – ответил тот. – Знаю лишь, что им сопутствует удача, и что их ведёт полководец огромного роста и могучего телосложения, но это лишь слухи.

– Громадный сил… – пробормотал Мензун. – Что-то я слыхал от наёмников про такого военачальника, но совсем не здесь, и даже не близко и не недавно, а напротив, очень далеко и давно.

– Ты пугаешь меня, Мензун, – усмехнулся Разек. – Уж не демон ли он?

– О, прости, достойнейший, – спохватился тот. – У меня и в мыслях не было. Наверняка на свете немало мужей высокого роста и крепкого телосложения, и война притягивает таких, как навоз притягивает мух.

– Мне по душе твоё отношение к войне, – заметил Разек. – Когда я узнал, что ты бывший наёмник, я опасался, что у тебя воинственный нрав, но теперь я вижу, что ты гораздо мудрее, и это радует меня.

– Кажется, я понимаю тебя, – ответил Мензун. – Ты, должно быть, тревожился, не захочу ли я взяться за старое и не дам ли тебе такие советы, которые вернее приведут меня на поле битвы.

– Именно, друг, – признался Разек.

– Повинуясь воле богов, пустился я в путь из Шумера, – продолжил Мензун. – Жрец храма Семуша истолковал моё видение, как указание скорее принести гимны Семуша в Ерину. Однако обстоятельства непреодолимой силы задержали меня ровно настолько, чтобы у тебя со мной состоялись эти разговоры, и чтобы судьба горожан Удая затронула меня. Я не смею ослушаться воли Семуша, Ерай, и других богов.

– Мне было бы больше по душе, если бы их судьба волновала тебя самого, но требовать этого от другого человека самому невозможно. Достаточно хорошо то, что движет тобой, друг.

Проснувшись рано утром, Мензун тщательно осмотрел своё копьё, особенно древко у наконечника и его обмотку из расщеплённой лозы. Он вышел во двор и всё время до завтрака тренировался с копьём под деревьями. Его за этим застал слуга градоначальника и некоторое время молча и с восхищением следил за твёрдыми стойками и быстрыми ударами, со свистом разрезавшими воздух. Потом он почтительно приблизился и пригласил Мензуна на трапезу.

– Ты тоже бывший воин? – спросил Мензун.

– Убас моё имя, господин, – откликнулся слуга. – Я служил в страже под началом отца достойного Разека. Потом мне пробили плечо копьём, и с тех пор я служу в его доме.

– Значит, ты должен неплохо знать город и прилегающие земли, – улыбнулся Мензун.

– Действительно, я знаю их, как свои четыре пальца, – усмехнулся в ответ слуга, показывая левую руку, на которой не хватало половины мизинца. – Мне пробили щит копьём в том бою, и от того я пропустил следующий удар. А холмы вокруг и долины за ними я могу описать по памяти наизусть.

– Отлично, – похлопал его по плечу Мензун. – Когда у тебя будет свободная минута и желание, приходи поговорить со мной. Мне нужно знать, откуда и каким путём придёт войско, если оно придёт, и как мы можем затруднить их поход настолько, насколько позволят боги.

– Повинуюсь, господин, – кивнул Убас. – Если это на благо города, то можешь считать мои глаза своими.

После завтрака с градоначальником Мензун спросил: «О, достойнейший, позволишь ли ты занять время твоего слуги Убаса, чтобы я мог расспросить его про земли и тропы к югу от города?»

– Располагай им, – кивнул Разек. – Что именно интересует тебя?

– Ищу способы задержать приход войска с юга насколько возможно.

– Убас хорошо знает те земли, а ещё их хорошо знаю я.

– Но у тебя, достойнейший, есть много забот и хлопот, поэтому я не осмеливаюсь беспокоить тебя такими простыми вопросами.

Разек кивнул и удалился. Мензун и Убас завели разговор о тропах от деревни к деревне, через холмы, о воде, и обо всём, что могло позволить армии пройти или затруднило бы их прохождение. Беседа затянулась, и они должны были прерваться, чтобы продолжить её на следующий день, и ещё потом.

Прошли чуть больше двух недель, и к южным воротам подошёл исхудавший человек в пыльной травяной накидке и такой же набедренной повязке. Он сказал стражникам, что его прислал Шустрый из Бура. Сначала ему не хотели верить, но он подробно описал Шустрого и настаивал, что должен сообщить градоначальнику Разеку важные сведения. Его привели к Разеку, и тот позвал Мензуна.

– Достойнейший, прикажи дать ему пива и лепёшку, – тихонько сказал Мензун, хорошо рассмотрев странника.

Разек кивнул слугам, и вскоре странник уселся на земле перед ним и принялся жадно есть, запивая ячменный хлеб пивом. Поев, он опустился на четвереньки и низко поклонился градоначальнику.

– Кто ты, как тебя зовут, и что ты хочешь мне сообщить? – спросил тот.

– Я Ефир из Бура. Когда-то я был зажиточным ремесленником, мастером столяром, но боги ниспослали на меня беды, и я лишился жены, детей, дома, и всего. С тех пор я прислуживаю за еду каждому, кто согласится нанять меня на день или несколько дней. По ночам я сплю в храме богини Раси, а днём ищу работу по городу или прошу милостыню у храма. После того, как южане взяли и разграбили Бур, работы почти нет, и мне приходится просить милостыню и голодать. Так я встретился с Шустрым, когда он пришёл из Удая. Я видел и слышал, как он рассказывает горожанам про неурожай, гнев богов, и болезни, и как его поймали и допрашивали воины с юга. Когда они оставили его в покое, горожане сжалились над ним и некоторые поделились с ним теми крохами, которые у них ещё остались. Он сел рядом со мной у входа в храм и поделился со мной сухой лепёшкой. Потом он сказал, что если я пойду в Удай и сообщу градоначальнику Разеку, что южане хотят послать туда своих шпионов, то градоначальник щедро вознаградит меня.

– Откуда мне знать, что я могу тебе верить? – спросил Разек. – Как мне знать, что ты сам не шпион?

– Взгляни на меня, повелитель, – возразил Ефир. – На мне нет шрамов от прошлых сражений, руки мои в мозолях от инструментов, и я исхудал за годы нищеты. Я говорю правду.

– Расскажи нам всё, что знаешь о шпионах южан, – попросил Мензун. – Прежде всего, сам ли ты видел, как они отправились в Удай?

– Они вышли из Бура вчетвером, одетые, как крестьяне, но с крепкими посохами и с ножами под одеждой, – начал Ефир. – Они не знают этих земель и пойдут от селения к селению, везде спрашивая дорогу. Я же исходил все эти земли вдоль и поперёк и знаю здесь каждую тропу. Опередив их, я добрался до Удая первым. Им идти ещё два или три дня.

– Достойнейший, прикажи принести Ефиру горсть камешков и сухую ветку, – обратился к Разеку Мензун. – Пусть он покажет и расскажет тебе, где и как будет пролегать путь шпионов.

Слуга принёс искомое, и Ефир встал на колени и принялся чертить по земле, задумываясь и стирая нарисованное. Потом он разложил камни на рисунке и поднял глаза.

– Сначала они пойдут по торговому пути из Бура на север вот до этой деревни, – начал он.

Постепенно Ефир объяснил, где и как, по его мнению, должны будут проходить шпионы, где им придётся заночевать, и откуда они подойдут к Удаю. Выходило, что они могут прийти по любой из двух троп через два дня.

– Нужно послать самых надёжных воинов перехватить их, – тихо сказал Разеку Мензун.

– Сколько справятся с таким приказом? – тихо ответил тот.

– Раз шпионов четверо, то это самые опытные и сильные воины, – рассудил Мензун. – Нужны два отряда по восемь.

– Но у меня нет столько опытных, сильных воинов, – посетовал Разек. – Вернее, есть, но это основа гарнизона. Послав их, а особенно, потеряв любого из них, я оголю и ослаблю город.