Тюрьма ребёнка

Сменялись поколения, а Большой Страх лишь медленно старился. Люди говорили, что сам дух Великой Медведицы сделал его бессмертным. Другие племена прослышали о нём, и из них приходили люди, приносили ему дары и просили вылечить их или дать им совет. Большой Страх договорился со старейшинами нескольких племён объединиться и стать братьями. Они все нарисовали на груди изображение Великой Медведицы, и так союзные племена узнавали друг друга.

Однажды вечером, когда взошла луна, шаман зачем-то вышел из своей пещеры и замер, подняв глаза к Луне. Он долго стоял неподвижно, глядя в одну точку. Это заметил сначала один соплеменник, потом другой. Люди начали переговариваться об этом, и слух быстро разнёсся среди них. Почти все взрослые высыпали из пещер и столпились вокруг шамана. Он стоял, глядя на восходящую луну, и не замечал ничего вокруг. Потом он повернулся и быстрыми шагами направился в пещеру. Перед ним тут же расступились. Из пещеры он вышел с копьём и, по-прежнему не произнеся ни слова, отправился в лес. Племя загудело, и старейшины настояли, чтобы несколько молодых охотников последовали за шаманом, чтобы не оставлять его одного в лесу. Те тоже схватили копья и бросились догонять шамана, быстро удалявшегося в наступающих сумерках. Он поспешил через лес к реке, перешёл её вброд и начал взбираться на гору на противоположном берегу, на ту самую, с которой впервые разглядел дымок из пещеры племени больше столетия назад.

Поднявшись на самую вершину, шаман опёрся на копьё и замер, пристально глядя на луну. Охотники собрали дров и развели неподалёку костёр, чтобы согреться. Когда стемнело, и дыхание людей в холодном воздухе стало паром, один из охотников, сидевший лицом к верховному шаману, что-то заметил и растолкал остальных. Все повернули головы и посмотрели на своего шамана. Струйки пара из его ноздрей поднимались вверх и тянулись, казалось, до самой луны. Напуганные, они сторожили всю ночь, сменяясь, а шаман так и простоял неподвижно как статуя, до утра, лишь следуя глазами за луной. Утром, когда начало светать, пар словно вернулся в его тело, и он повернулся и точно так же неподвижно продолжил смотреть туда, где должно было взойти солнце. Охотники ничего не понимали, но когда они пытались задать шаману вопросы, он не отвечал, и на его лице даже не дрогнул ни единый мускул. Когда солнце взошло, он некоторое время следил за ним взглядом, а когда его красный диск оторвался от линии горизонта, он позвал охотников возвращаться к пещерам. Племя ожидало их возвращения, и едва завидев, что все вернулись, оно столпилось у входа в пещеры, обеспокоенно ожидая новостей.

– Грядёт долгая, холодная зима, – сказал шаман, подойдя. – Это будет зима без весны и лета. Она продлится так долго, что ни вы, ни ваши дети, ни даже внуки не доживёте до её конца. Чтобы племя выжило, вам придётся оставить эту землю и уйти далеко на юг. Туда пойдут и другие племена, и вам придётся сражаться за охотничьи угодья. Я поведу вас, но не скоро, а после того, как Великая Медведица снова пошлёт мой дух к вам в новом теле.

Действительно, люди начали замечать, что зимы наступают всё раньше и длятся дольше, что лето прохладнее, а зимние морозы всё крепчают. Стало труднее добывать зверя и птицу. Ягод и грибов рождалось меньше. Зимой снега стали глубже, а лёд на реках и озёрах толще. Люди заговорили об этом с Большим Страхом, и он подтвердил, что именно об этом он предупреждал их. Племена заволновались, обсуждая, следует ли им уже сниматься с насиженных мест и трогаться в путь на юг, но шаман велел им оставаться на месте, пока он не умрёт, и пока Великая Медведица не пошлёт им нового шамана. На этот момент он прожил среди пещерного племени уже больше ста лет и состарился. Его спина уже не была такой прямой, волосы совершенно поседели, а на лице пролегли морщины. Он всё реже уходил в тайгу с копьём и всё больше сидел у реки на поваленном стволе, глядя на бегущую воду и слушая крики соек и чириканье синиц и снегирей. Однажды весенним днём он отправился туда, и дети, как обычно, собрали для него дров и разожгли рядом костёр, чтобы он мог согреться. Когда вечером охотники вернулись из тайги, кто-то обратил внимание, что Большой Страх не возвращался от реки. Двое пошли за ним и вернулись бегом, громко крича, что их шаман умер. Он упал с бревна, на котором так любил сидеть, и лежал на спине, а его неподвижные глаза смотрели прямо в небо.

Всё племя бросилось к реке. Все настолько привыкли к тому, что Большой Страх жил вечно, что каждый чувствовал себя осиротевшим. Многие падали на землю и плакали. Самые великие охотники разделись, подняли шамана и отнесли его на середину реки, где опустили в воду, чтобы река унесла его туда, откуда его дух вернулся бы к Великой Медведице. Всё племя смотрело, как река медленно несёт его тело вниз по течению, и разошлись все только тогда, когда оно исчезло за поворотом. Когда племя поднималось к пещерам, снизу из долины послышался вой волков, уханье сов и рёв медведя. Племя содрогнулось, считая, что все звери тайги пришли проводить их верховного шамана по имени Большой Страх. Когда течение реки отнесло его тело за два поворота, он внезапно ожил, перевернулся и поплыл к берегу.

– Конечно же, они не догадались снять с меня шкуры, – равнодушно сказал он, выбравшись на берег.

Там он разделся и развесил одежду на ветвях. Собрав дров, он высек огонь на растопку, одним огромным, глубоким выдохом раздул её и разжёг костёр. Пока его одежда сохла, он стоял рядом с огнём и спокойно ждал. Вокруг рыскали волки, но они боялись подходить к огню. Спина Большого Страха распрямилась, морщины на его лице разгладились, и лишь седые волосы напоминали прежнего старика. Как только он убедился, что его одежда и обувь просохли, он оделся, набрал камней с берега, чтобы защититься по пути, и поспешил прочь, сквозь тайгу. Поднявшись на ближайшую гору, он разбросал сложенные рядком большие, плоские камни. Под ними лежали новые копьё, гарпун и дубина, почти такие же, как те, с которыми он пришёл в племя столетие назад. Вооружившись, он продолжил свой путь прочь от пещер своего племени.

Большой Страх не просто направлялся куда-то, а охотился. Он выискивал добычу – волков и медведей. Ему были нужны их шкуры, зубы и когти. Из них он сделал себе новую одежду и новое ожерелье. Пока они не были готовы, он спал в лесу, под открытым небом и питался мясом и тем, что мог собрать в тайге, а затем повернул назад и вернулся к пещерам. Прежде, чем вернуться, он тщательно сбрил седые волосы, усы и бороду, и на их месте выросли новые, молодые.

Как и столетие назад, незнакомец в одежде из волчьих шкур с копьём, гарпуном и дубиной за спиной шёл от реки к пещерам. Племя увидело его и опять заволновалось. Ручные волки бросились к нему, но не рыча, как на посторонних, а скуля от радости, и принялись прыгать вокруг, ожидая угощения или ласки. Они вставали на задние лапы, но не чтобы разорвать ему горло, а чтобы лизнуть его в лицо.

– Я пришёл заменить вам верховного шамана по имени Большой Страх, – коротко представился он.

– Он так похож на Большого Страха, – зашептались в толпе, через которую он прошёл к своей пещере. – Такого же роста, такой же могучий и бесстрастный, только молодой, и волосы и борода у него недавно были сбриты наголо, а голос не глухой и скрипучий, как старое дерево, а звучный, как зов изюбря.

– А может быть, ты и есть сам Большой Страх? – испуганно спросил кто-то.

– Большой Страх вернулся к Великой Медведице, и она снова послала его к вам во мне, – ответил он, ударяя кулаком в грудь над сердцем. – Большой Страх – это дух. Он не может жить или умереть. Он вечен и существует всегда.

– Ты поведёшь нас на юг, прочь от долгой зимы, как обещал прежний Большой Страх? – спросил кто-то ещё.

Новый шаман остановился и бросил долгий и внимательный взгляд на тайгу и горы вокруг, поверх голов людей, словно не замечая их.

– Да, – задумчиво ответил он. – Долгая зима всё ближе, и нам пора уходить, иначе другие племена займут все хорошие земли, и нам придётся драться с ними за дичь и плоды.