Страница 1 из 8
Лариса Лазарева
Если ты не видел горя – полюби меня
От автора: Это история жизни одного небольшого уральского городка, жители которого, осознав, что счастливый город тот, где нет наркотиков, объявили войну местным барыгам и наркодиллерам.
Не ходите, девки, на тот бережок
Не обращая внимания на тошнотворную духоту, девушка, не отрывая глаз, смотрела на другой берег реки. Он давно манил её неизвестностью, но за свои неполные восемнадцать лет побывать за речкой ей не довелось ни разу. Ещё с детства она помнила слова колыбельной, которую ей часто напевала бабушка: «Не ходите, девки, на тот бережок, цыган поймает – посадит в мешок».
И вот на том самом вожделенном бережку, куда не следовало совать свой нос молодым девицам на выданье, жили те самые пресловутые цыгане из песни. Конечно же, они никого не рассовывали по мешкам, но неприятностей местным жителям приносили немало.
История умалчивает о тех временах, когда уставший от кочевой жизни табор пустил свои корни на этой земле, которая стала для них обетованной. Сначала несколько семей поселились на отшибе и не докучали горожанам своим существованием. Но год от года табор разрастался и через энное количество лет его обитатели уже занимали целый микрорайон. Именно так бывший «Рабочий городок» незаметно превратился в цыганский посёлок, который располагался по ту сторону реки.
Жили цыгане, как и подобает людям их национальности – кого обманут, кого обворуют. Но суровые годы перестройки внесли свои коррективы в привычный уклад, и делом их жизни стала торговля наркотиками. Когда деньги потекли рекой, а воля местных жителей была сломлена тем, что однажды они попробовали заглушить невзгоды «новомодным лекарством», цыгане почувствовали себя хозяевами города. Как оголтелые, они ночи напролёт гоняли на машинах, устраивали драки, требовали дань с новоявленных коммерсантов и мелких торговцев, и всё чаще увозили русских девушек в темноту ночи. Измученные безработицей и безденежьем, белокожие красавицы охотно принимали дорогие ухаживания смуглых кавалеров, после которых, прикрыв голову платком, они одна за другой исчезали за невидимыми воротами цыганского городка. Выйти замуж за цыгана стало для местных невест делом обыденным.
Девушка оторвала взгляд от того берега, и отбросив все сомнения, наконец-то решилась. Быстро освободившись от сарафана, она юркнула в воду, и, сделав несколько осторожных шагов по ильному, скользкому дну, пустилась вплавь. Нет, замуж она уж точно не хотела. Единственным чувством, которое двигало ею, было любопытство. Ей так не терпелось посмотреть на ту жизнь, которая была скрыта от посторонних глаз, что никакие запреты не смогли удержать её.
Едва миновав реку, она быстро вскарабкалась на холм по тёплому травянистому ковру и залегла в кустах тернистой ивы. Отсюда цыганский посёлок просматривался как на ладони. Но едва она устроилась поудобнее и приготовилась удовлетворить своё любопытство, как услышала совсем рядом какой-то шорох. Она испугано оглянулась и наткнулась на такие же не менее испуганные угольно-чёрные глаза.
– Ты кто? – вскрикнула девушка.
Из кустов высунулась голова:
– Оксанка.
– Ты что здесь делаешь?
– Прячусь, – прошептала она трясущимися от страха губами. – А ты кто такая и что ты тут делаешь? Ты ведь не из наших.
Девушка уже готовилась наплести небылиц с три короба, но её губы вдруг стали непослушными и сами собой сказали правду.
– А я – Настя, и пришла сюда, вернее приплыла, с того берега, чтобы посмотреть как вы тут живёте.
– Что тоже жениха себе выглядываешь?
– Больно надо, – фыркнула Настя.
Какое-то время они молча разглядывали друг друга. Были они примерно одного возраста. У одной девушки волосы были чёрные, словно смоль, и точно такого же цвета глаза. А у другой – копна светлых волос пшеничного цвета и большие, широко посаженные зелёные глаза, которые от страха выглядели просто огромными. Больше разглядывать было нечего, так как тела девушек надёжно укрывал молодой тернистый кустарник.
– Ты не от него ли прячешься? – спросила светловолосая, завидев, как один из цыган ходит по одному из дворов напротив и заглядывает во все углы, словно разыскивая кого-то.
– От него. Достал уже, – выдохнула чёрненькая устало.
– Это кто?
– Жених.
– А что тогда прячешься?
– Потому что люблю другого.
– Тогда дай ему от ворот поворот и все дела!
– Ты что самая умная? Думаешь, у нас всё так же просто как у вас? Нетушки. Женихов нам выбирают ещё в детстве и просватывают, не спросив согласия.
– Каменный век какой-то, – удивилась Настя.
– Вот и я о том же, – вскликнула Оксанка, недовольно сводя брови, – я не хочу делить свою жизнь с нелюбимым человеком. И почему я только мужчиной не родилась? Ведь им можно всё, даже жениться на русских.
Какое-то время они молча наблюдали за жизнью, кипящей в цыганском городке. Молодой цыган не прекращал свои поисковые работы. Он всё время кого-то звал и заглядывал в каждую щель. Насте показалось, что или, как ему кажется, его названая невеста может спрятаться, где угодно, например, даже в собачьей будке, или он просто безжалостно убивает своё свободное время. Хотя, взглянув на хитроватое лицо своей случайной соседки, она всё-таки склонилась к первому варианту. В общем, цыган искал, а по улицам с криками и улюлюканьем носилась ватага темнокожих ребят. Самые маленькие дети бегали прямо нагишом. Женщины занимались физической работой. Одни кололи дрова, другие их складывали, носили вёдрами воду. Было видно невооружённым глазом, что у каждой здешней обывательницы – спина в мыле от работы. Вспотевшие лица, грязная замусоленная одежда свидетельствовали о том, что женщины в семье – рабочая сила. В глаза невольно бросался тот факт, что русских женщин здесь была добрая половина. Мужчины-цыгане, в основном кучковались по пять-шесть человек. Несмотря на жару, все были довольно тепло одеты. Они оживленно о чём-то разговаривали, жестикулируя руками.
Все дома здесь, без исключения, были деревянными. Почти на каждом заборе висело множество разноцветных ковров и паласов. Оксанка пояснила, что их вывешивают каждый день не только ради чистоты, но ещё тем самым как бы выставляют напоказ материальное благополучие каждого хозяина.
Настя удивлённо пожала плечами: «ну и что тут интересного?» Судя по фарсу, с которым гуляли цыгане по городу: мужчины в дорогих костюмах, с увесистыми цепями и массивными золотыми печатками, женщины в красивых модных нарядах, увешанные золотыми украшениями, словно новогодние ёлки, то жизнь здесь должна была быть словно в сказке. А в быту у них даже элементарных удобств нет.
– Зря ваши так рвутся замуж за наших, – сказала Оксанка, словно подводя итог Настиным наблюдениям. – Это у вас равноправие в браке, а у нас женщина – рабыня, и не важно, какого цвета у нее кожа. Курица – не птица, женщина – не человек. Так считают все наши мужчины, как только превращаются из любящих женихов в жестоких мужей. Некоторые девушки, поняв это, пытались убегать. Но еще не одна попытка не увенчалась успехом. Все беглянки возвращались и предавались жестоким наказаниям. Если бы ты сейчас их увидела, то не узнала бы! Из молодых, жизнерадостных девчонок они превратились в безвольных жён. Мужьям они даже слово поперек боятся сказать. И нам, цыганкам, их нисколечко не жалко. Их сюда никто не звал. У нас другой мир, другая культура, иное мировоззрение. Мы с рождения знаем свое место, а послушание и повиновение нам передается с молоком матери.
– Ага, что-то по тебе не видно, что ты послушна как овечка, – усмехнулась Настя.
– Бунтарский дух у меня от мамы, – улыбнулась Оксанка лучезарной улыбкой, – жалко, что я её не знала. Она умерла при родах, и отец вырастил меня один, поэтому мне многое сходило с рук. Отец так больше и не женился, наверное, он всё-таки любил маму. Она тоже русской была.