Могильный червь (ЛП)

- Ты мне не угрожай, сука! Ты гребаная тупая пизда! У меня твоя сестра! Я здесь главный! Это я командую!

- Заткнись, - сказала она, и он повиновался.

Немедленно.

Возможно, дело было в ее тоне, но его кнопки наверняка были нажаты, и он действовал соответственно. В ней поднялся страх, что он может повесить трубку, но он этого не сделал.

- Я тебе не угрожаю. У нас игра. И мне нужна моя сестра. Ты отдашь ее мне. Если ты не... - Тара замолчала, чувствуя, как внутри нее закипает что-то горячее и черное. - ...если ты этого не сделаешь, я приду за тобой. Я очень терпелива. Я могу ждать годы, чтобы найти тебя, но я найду тебя. Я не буду обращаться в полицию. Только ты и я. Это мое обещание. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Она ожидала, что он будет разглагольствовать и бредить, и несколько раз в наступившей тишине он начинал очень тяжело дышать, скрипя зубами и издавая что-то вроде низкого рычащего звука в горле... но он не разглагольствовал.

- Я понимаю, - сказал он почти обиженным голосом. - Теперь мы понимаем друг друга.

Тара не сомневалась, что именно тон ее голоса подрезал ему крылья и вывел из равновесия. Человек, который привык к тому, что его отчитывает женщина. Может быть, его мать. Может быть, его жена или сестра. Было что-то в этом резком, непреклонном, но женственном тоне ее голоса, что остановило его. Тара сделала мысленную пометку.

- Ты ведь сейчас в оркестровой яме, не так ли?

- Нет, это не так.

Тара знала, что он лжет. Теперь в его голосе звучал слабый, почти детский оттенок, как у маленького мальчика, которого поймали за игрой с самим собой. Она посмотрела через озеро в сторону парка. Темная громада оркестровой скорлупы.

- Да, это так. Ты вон там. Я почти чувствую тебя.

- Если ты будешь продолжать в том же духе, Тара, - сказал он, пытаясь вернуть себе самообладание, - твоя сестра тоже что-то почувствует. Она почувствует, как мой нож перережет ей горло.

- Этого достаточно.

Ах, он нашел слабое место и теперь атаковал ее.

- Я могу перекрыть ей гребаный воздух в любое время, когда захочу, Тара. Я могу заставить ее задохнуться там, внизу. Ты хоть представляешь, каково это – задыхаться в гробу под землей? Ты знаешь, как она будет страдать... хватая ртом воздух?

Он должен был заставить ее упасть в обморок от ужаса, заставить молить его о прощении. Но она не умоляла. Она интуитивно чувствовала, знала, кем он был и кем не был, и понимала, что, как и у любой марионетки, есть определенные ниточки, за которые можно дергать, а за другие – нет.

- Расскажи мне об игре.

- На сцене у оркестровой ямы ты найдешь коробку. Внутри коробки находится то, что тебе нужно, чтобы начать играть в игру. Подойди и возьми ее. Подожди у телефона. Я тебе позвоню.

- А что в коробке?

Он захихикал и повесил трубку.

Тара прислонилась к белой дощатой стене пляжного домика и попыталась отдышаться. Было что-то внутри нее, что наслаждалось этим слишком сильно, что утверждало свое господство немного больше с каждым проходящим часом. Но она все еще была женщиной, смертельно боявшейся за жизнь своей сестры, и время от времени это просто сбивало ее с толку. Она чувствовала себя так, словно на нее наступили.

- Соберись, - сказала она. - Мы должны сыграть в игру.

И самое страшное, что он даже не был похож на ее собственный голос.

35

Фрэнк Дюваль вошел в "Веселый Роджер" в плохом настроении.

Это был один из тех дней, когда хочется прыгнуть в самую глубокую яму, какую только можно найти, а потом утонуть в ее грязи.

Фрэнк был строительным подрядчиком. Парень, которому вы звоните, когда строите дом и не хотите проходить через всю эту чушь с отдельными подрядчиками – плотниками, сантехниками, электриками и всеми прочими. Вы звоните Фрэнку, и Фрэнк все организовывает. Ты имеешь дело не с двадцатью людьми, а с одним – Фрэнком.

Дело в том, что рынок жилья уже много лет находился в состоянии спада, и снижение процентных ставок и первичное кредитование не сделали ни хрена, чтобы оживить его. Он был так низко, что его брюхо оставляло следы на земле, а это означало, что все подрядчики, строительные фирмы и торговцы делали все, что угодно, только не продавали своих конкурентов, чтобы получить любую работу, какую только могли. Каждый из них был низкопробным, торгуясь в подвале, и не один подрядчик пытался перекупить своего конкурента. Такова была реальность кризиса. Ничто не сравнится с хорошими, жирными днями, когда было так много рабочих мест, что приходилось буквально отключать телефон, чтобы остановить поток предложений.

Теперь он торговался.

Ты делал тайные, запечатанные ставки, а потом грыз ногти до самых кончиков и надеялся, клялся Богом и святыми, что твоя ставка самая низкая, потому что, если ты не заработаешь немного денег и довольно скоро, банки отберут у тебя не только ферму, но и сам воздух, которым ты дышишь.

На этой неделе он сделал три ставки. Одна из них была посвящена участку малоимущего жилья на восточной стороне Биттер-Лейк. Другая предназначалась для комплекса вспомогательных жилых помещений при клинике Мишн-Пойнт. И третья – за дом для чиновников на дальнем берегу озера, который хотел построить какой-то богатый кот из Чикаго. Это были три хорошие сделки, если их можно было заключить. Они свернутся у тебя на коленях, как уютные толстые полосатые кошки, и будут мурлыкать от удовольствия, пока ты мурлычешь себе. Жилье с низкими доходами финансировалось из федерального бюджета, что означало стабильный денежный поток; жилой комплекс для престарелых был строго корпоративным, большие деньги; а дом для руководителей... ну, у таких парней, как этот богатый феллах, были деньги, чтобы сорить ими.

Значит, Фрэнк был взволнован.

Он видел зеленый цвет. Проблема заключалась в том, что на них претендовали не только местные фирмы, но и подрядчики и фирмы из таких отдаленных мест, как Грин-Бей и Милуоки. Большие, общегосударственные компании, которые могли позволить себе делать низкие ставки, потому что они могли компенсировать это за счет огромного объема бизнеса, которым они занимались. Итак, в этих пирогах было ужасно много больших пальцев. Проект строительства жилья для малообеспеченных семей перешел к строительному кооперативу в Расине. Первый удар. Затем комплекс вспомогательных жилых помещений перешел к крупному подрядчику из Эпплтона. Второй удар. Фрэнку это уже не очень нравилось, а пальцы немного побаливали от того, что он постоянно грыз ногти.

Но он все еще был на коне.

Исполнительный дом мог бы переправить его в Ниццу.

БАМ! Он перешел к одному торговому агентству из Калумет-Сити, которое, как Фрэнк слышал, принадлежало шурину богача, шурин которого, возможно, был связан с очень неприятными людьми в Чикаго, а может, и нет. Конечно, это был всего лишь слух. Но если вы занимались контрактным бизнесом, то слышали много подобных слухов, особенно когда следили за крупными фирмами в Чикаго и Милуоки.

Как бы то ни было, провал три раза подряд.

Вот какой это был день. Мог бы пойти дождь, хотя Фрэнк и так уже отсосал. После того, как он узнал, что провалился, он ехал в течение двух часов в своем пикапе, задаваясь вопросом, нужна ли им фритюрница в "Дейри Куин", полностью осознавая, что в этом мире действительно есть два типа людей: те, у кого это происходит, и те, у кого этого нет.

Поскольку бензин стоил недешево, а федералы еще не успели обложить выпивку налогом, как это было с табаком, он зашел в "Веселый Роджер", взял табурет у стойки, заказал "Пабст" с длинным горлышком и приготовился плакать в свое пиво. Судьба распорядилась так, что он заглянул в бар и увидел там Стива Круза, который, по-видимому, был сильно пьян. Он наслаждался "Дикой индейкой", как будто это было материнское молоко, и громко разговаривал с австралийским футбольным матчем на ESPN.

Ну что ж, разве это не замечательно?