Могильный червь (ЛП)

- Ради всего святого, что ты делаешь? - раздался голос с резким, гулким звуком, как будто нож воткнули в стену. - Ты... ты... ты не можешь этого делать... ты не можешь этого делать... это непристойно, это ужасно... это... это... это МЕРЗОСТЬ!

Дрожащий, голый, Генри просто лежал, прижимая к себе обескровленный белый труп девушки.

(она моя, вся моя, ты не можешь отнять ее у меня)

(моя... МОЯ)

Он хотел сказать: "Нет, нет... это не то, что ты думаешь...", потому что именно так поступали люди на телевидении, когда их обнаруживали в компрометирующем положении. Но он не сказал этого, потому что теперь, когда правда была раскрыта, он не хотел пачкать ее ложью, потому что это было именно то, о чем думал его отец.

Послышалось тихое шуршание, когда ремень его отца выскользнул из петель. Щелчок кожи. Затем ремень опускался снова и снова, оставляя на теле Генри багровые следы от ударов. Он не прекращался до тех пор, пока его отец не начал потеть и стонать, а по его покрасневшему лицу текли слезы.

(Я люблю ее, разве ты не видишь, что я люблю ее)

Его отец бросил его.

Генри вцепился в мертвую девушку, всхлипывая.

Три дня спустя его отец умер. Он не хотел говорить о позоре, который навлек на него сын. Опозоренный, униженный и возмущенный до глубины души, он сошел в могилу молча, с благодарностью.

14

Тара кричала, стонала или просто задыхалась; позже она не могла быть уверена. Только то, что она чувствовала себя так, будто все внутри нее выкачали за один раз. Ее колени ударились о пол, в голове раздался черный шум. Я похоронил твою сестру заживо.

У нее есть воздух, Тара. До тех пор, пока ты будешь сотрудничать. Но когда ты не... когда... ты... не... торопишься, Тара... часы тикают.

Связь оборвалась.

И Тара тоже.

15

Генри Борден сидел в своем доме, в темноте. Что-то черное и смертоносное скользило у него в животе. Он вытащил из кармана пальто цифровой диктофон с голосовым управлением и бросил его на стол. Он обнаружил, что не двигается, застыв от бездействия. На самом деле больше ничего не нужно было делать... во всяком случае, пока... но он все равно чувствовал, что должен что-то делать.

В темноте он все обдумал.

Хотя он в значительной степени полагал, что держит Тару Кумбс на коротком поводке, всегда был шанс, что она может нарушить правила. Запаниковать и позвонить в полицию. Он не очень-то об этом беспокоился, но, черт возьми, с женщинами никогда не знаешь наверняка.

(ты просто не можешь доверять им, Генри, злым до мозга костей, все они как змеи, просто как змеи, повернись к ним спиной, и они вонзят свои ядовитые клыки прямо тебе в шею! у них есть эта щель между ног, и это корень всего земного зла, они были изгнаны из Эдема из-за этой щели, Генри, из-за того, что им нравилось делать с ней)

Слова его матери. Она могла сделать с ним много ужасных вещей, но никогда не лгала. Ты мог бы дать королеве-суке столько же. Она была честна.

Отец Генри любил повторять, что самое опасное в мире – это дырка между ног женщины.

Генри совсем не понимал этого, когда был молод, но позже, да, позже это стало вполне понятно. Особенно когда девушки начали отворачиваться от него.

И тут он понял.

Он знал о девушках все.

Он чертовски хорошо знал, что эта дыра делает с ними.

(это колодезный носик позора, Генри, из этой раны вырастут цветы зла, Эдем был разрушен Евой, потому что она не могла держать свои ноги закрытыми)

В школе он был застенчивым и тихим. Никогда не делал ничего, чтобы привлечь к себе внимание. Не дурачился. Никаких оскорблений учителей за их спинами или обзываний других детей. Ничего подобного. Может быть, именно поэтому мальчики дразнили его, а может быть, именно поэтому девочки смеялись над ним или просто игнорировали его.

Главной причиной всего этого было то, что он был замкнутым, худым и бледным, а его старик просто оказался смотрителем кладбища Хиллсайд. Это просто дало детям повод для оскорблений (хе, хе). Они называли его "Mертвым Mальчиком" и "Mогильным Червем", и шептались за его спиной о том, какой он маленький подонок.

Когда Генри окончил среднюю школу, он уехал из города так быстро, как только смог. Его приняли в Юго-Западную Школу Морговедения, он получил отличный средний балл, а потом, да, потом эти ублюдки вышвырнули его пинком под задницу.

Просто уйдите тихо, мистер Борден. Мы не собираемся привлекать полицию к этому... э-э... делу. Но я бы посоветовал вам обратиться к психотерапевту...

Чушь. Вот что это было. Они не любили его, потому что он был одиночкой, поэтому они придумывали неприятные маленькие истории. Они сговорились против него, потому что он был умнее и эффективнее их. И вот он ушел. Он даже не потрудился вернуться домой. Он вступил в армию, служил в первой иракской войне в очень особом качестве... там тоже были проблемы. Его поместили в психушку на полгода, а потом с позором уволили. Находясь в заключении, он узнал, что его мать только что перенесла четвертый (или пятый?) нервный срыв, и она принимала так много лекарств, что в половине случаев обделывалась. А потом случилось самое плохое. Когда он наконец добрался до дома, то устроился сторожем в Хиллсайд. Они предложили ему это сразу же, ничего не зная о его прошлом. Смотритель, заменивший ему отца, - Сименс, хе-хе – умирал. Сорок тяжелых лет, проведенных в подпитии, наконец-то свалили его. Хозяевам было все равно, кто займет эту должность, лишь бы кто-то ее занял.

Генри был подходящим человеком для этой работы.

Он отпахал там четырнадцать лет. А потом они назначили этого придурка Спирса директором. Он был настоящим мудозвоном. Он сразу же нацелился на Генри, вечно из-за чего-то дергая его за задницу. Генри, я хочу, чтобы к понедельнику эти пластиковые флаги в День поминовения были сняты со всех могил. И эта трава становится лохматой в северо-восточном углу. Когда ты планируешь позаботиться об этом? И пусть каменщик посмотрит на каменную стену сзади, она рушится. И, ради бога, кованый забор перед домом ржавеет. Займись этим, ладно? О да, он был настоящим ублюдком. Все шло хорошо, пока этот сукин сын не начал везде совать свой нос. А потом этот маленький инцидент в мавзолее. Он тут же уволил Генри, велел ему убираться отсюда или...

Я прослежу, чтобы ты отсидел срок, больной извращенный сукин сын! В этом штате есть законы, Борден! Законы, запрещающие держать животных вроде тебя... законы, запрещающие... запрещающие то, что ты делаешь! Убирайся отсюда! Ты меня слышишь? Убирайся отсюда...

...какое-то параноидальное дерьмо. И ради чего? За что? Куча чепухи, которую наплел наглый пердун, чтобы избавиться от своего лучшего сотрудника.

И это было... четыре года назад? Пять? Шесть? Если бы не полисы страхования жизни и пожертвования, то не было бы и крошки, чтобы поесть. По крайней мере, дом был оплачен. Это уже кое-что.

И Тара Кумбс даст ему денег, если он захочет... хотя он и не думал, что хочет именно этих денег. Он хотел чего-то другого. Что это было, он не знал. Но это придет ему в голову. Вовремя.

(извращенный сукин сын)

(не позволяй им так с тобой разговаривать, мы их вылечим)

Он выбрал Кумбсов не из ненависти, не из мести и даже не из злобы. Он их даже не знал. Возможность просто представилась в виде Лизы, идущей по той дороге. Он ничего этого сознательно не планировал. Все это внезапно обрело форму, встало на свои места, как это часто бывает, когда так и должно быть. Давным-давно Генри научился прекращать борьбу, просто принимать вещи, верить в то, что судьба распорядилась его жизнью, нравится ему это или нет. Если ему было предначертано похитить Лизу Кумбс, то так тому и быть. Зачем чувствовать себя виноватым из-за того, что было совершенно не в твоей власти? Часть его действительно хотела пожалеть Тару Кумбс и ее младшую сестру – черт, у него была сестра, он знал, на что это похоже, — но он действительно ничего не мог с этим поделать. Они просто были избраны судьбой для того, чтобы стать объектом какого-то особенно уродливого дерьма. Это все. Судьба, возможно, запланировала на завтра что-то ужасное для Генри... автомобильная авария, смертельный сердечный приступ... но не было смысла восставать против этого. Когда это случится, так тому и быть. Ты просто должен был принять это.