Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 67

Я промолчала. А что тут скажешь? Похоже, что старая женщина действительно любила Аллу и решила о ней позаботиться. Но почему Рената рассказывает мне все это? Я же не юрист, и не помогу ей решить вопрос с наследством.

***

— А что насчет завещания? Оно существует?

— Да, — Рената скривилась, как будто глотнув чего-то кислого, — всем законным и незаконным детям, а также приёмным, полагается часть состояния. Мне — примерно половина, но только в том случае, если я «окажу почтение основателю рода Оспиных», как выразилась прабабка.

Мне вдруг стало смешно. У Ренаты была необычная бабушка.  Как можно оказать почтение давно умершему человеку? Принести цветы на кладбище? Поставить новый памятник?

— Да уж, самой смешно, — заметив мою улыбку, проворчала Рената. — Прабабка решила сделать красивый жест. Лишить наследства законную внучку она не могла. А вот поставить условие, которое я никогда не выполню, — это, пожалуйста. И тогда всё достанется Аллочке.

Она взяла чашку с остывшим чаем, выпила его одним глотком и продолжила:

—  Я должна в определённое время прийти на кладбище и коснуться семейного склепа Оспиных, поставленного в восемнадцатом веке.

— И всё? — удивленно спросила я.

— И всё.

Я облегченно выдохнула. Выслушав долгий рассказ Ренаты, я думала, что её прабабушка придумала что-нибудь сложное, чтобы наказать нелюбимую внучку. Например, выйти замуж за определённого человека, или найти давно потерянную семейную реликвию.

— Так в чём же дело? Ты не знаешь, где находится склеп Оспиных? Поищем в Интернете, или обратимся в архив. И, даже если он разрушен, пара камней должна остаться. Этого хватит, что «оказать почтение» предку.

— Не в этом дело, — отмахнулась Рената. — Я знаю, где находится склеп. В детстве меня водили туда родители. И он в прекрасном состоянии, несмотря на то, что за ним давно никто не следит. Я просто… боюсь. Я не смогу пойти на кладбище. Просто не смогу.

Я с недоверием взглянула на Ренату. Притворяется, что ли? Что страшного в том, чтобы подойти и коснуться куска камня, пусть даже на кладбище? Но девушка выглядела плохо. Её лицо побледнело, на лбу проступили бисеринки пота. Обхватив себя руками, она пыталась сдержать дрожь.

— Рената, что с тобой? Ты не заболела? Или тебе холодно? Может, принести плед?

— Спасибо, ничего не надо, — Рената ответила слабой улыбкой, — это нервное. Как только начинают говорить о кладбище, я теряю контроль над собой. Сейчас пройдёт.





Подойдя к Ренате, я села рядом на диван и обняла её. Девушку била дрожь, но, постепенно, она расслабилась в моих руках и даже склонила голову на плечо. Её дыхание становилось ровнее, на щеках появился слабый румянец.

Мы сидели в тишине, нарушаемой только тиканьем старинных часов. Наконец, Рената отстранилась.

— Спасибо, Майя, за то, что не стала смеяться надо мной. И за то, что была рядом.

Я подумала, что никогда не смогла бы смеяться над страдающим человеком. А Ренате было по-настоящему плохо.

— Это у меня с детства. Как-то родители поехали со мной на море, в Сочи. Они сняли небольшой домик. У его хозяйки жили и другие гости, почти все с детьми. Однажды мальчишки, решив проверить свою храбрость, пошли ночью на заброшенное кладбище. И я, глупышка, увязалась с ними. Кладбище у местных пользовалось дурной славой: якобы, там  появляются  привидения. И, конечно, заметив что-то белое среди оградок, ребята сбежали, бросив меня одну. А я заблудилась и всю ночь — а ночи там очень тёмные —  бродила среди камней, пугаясь каждого шороха.

Утром меня нашли родители. Я так испугалась, что потеряла голос. Несколько месяцев меня водили по врачам, заставляли пить успокоительное. Постепенно я пришла в себя. Только кладбища с тех пор обхожу стороной. Я могу приходить туда только днем, когда вокруг люди, и то ненадолго.

Я искренне пожалела Ренату. Полученные в детстве психологические травмы — самые опасные. Став взрослой, можно сколько угодно говорить себе, что глупо бояться темноты, собак или привидений. Но ты всё равно будешь вздрагивать и внутренне сжиматься, при приближении крупного пса или оказавшись в тёмном подвале.

Так что Рената, которая всё же ходит на кладбище, неплохо справляется со своим страхом.

— Я понимаю, что тебе страшно. Хочешь, пойдём туда вместе? Выберем солнечный день, купим цветы. Я буду держать тебя за руку.

Рената истерически рассмеялась:

— «Днём!» Если бы всё было так просто! Прабабка указала в завещании, что я должна появиться у склепа в полночь, двадцать второго июня, и, разумеется, одна. В противном случае наследницей становится Алла.

— Ужас, — вырвалось у меня.

Я разозлилась на неизвестную прабабушку Ренаты. Не могла же она не знать о фобии внучки! Кем нужно быть, чтобы так жестоко обойтись с родной по крови девушкой! С тем же успехом она могла потребовать от неё прыгнуть в водопад или переплыть реку с крокодилами.  

— И никак нельзя обойти это условие? Например, принести справку от врача о том, что у тебя — панические атаки, и посещение кладбища тебе навредит?