Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 99

В это время, словно за Астафьевым скрытно наблюдали, а так оно в действительности и было, вошел накачанный молодой человек. Егор оценивающе осмотрел качка, пытающегося любым своим движением продемонстрировать натренированные мышцы, не скрывая любования собой. Но Егор умел разбираться в бойцах. Поэтому качка, вошедшего к нему, сразу определил простым словом — шняга: ничего серьезного, одна сплошная показуха! Да, у людей неискушенных этот парень мог создать иллюзию несокрушимого бойца. Но такой «боец» хорош в постели с бабой, да и то бабка надвое сказала. Потенция мужчины никак не связана с величиной его бицепсов.

Настоящего же бойца всегда выдает взгляд. Он у него спокоен, немного как бы равнодушен и в то же время напряжен, быстр, серьезен. А у этого качка — высокомерие, мнимое превосходство над всем остальным миром. Этот опасности не представляет. Одним словом — шняга, как уже окрестил парня Егор.

Парень взял пустой стакан.

Егор спросил:

— Больше не положено?

— Нет! — коротко бросил, не глядя на лежащего, качок.

— Понятно! Ну а как насчет туалета?

— Все под койкой!

— Я не об этом. Душ, бритье-мытье? Тазик, наконец!

— Какой еще тазик?

— Обыкновенный. Чтобы на пол не блевать. У меня дурная привычка во время запоя блевать нещадно, больше по утрам, но иногда эта пренеприятная процедура может затянуться и на сутки. А сейчас у меня как раз такой период!

— Я передам о тазике начальнику.

— А он сам не намерен со мной встретиться? По-моему, нам есть о чем поговорить.

— Не знаю.

— Понятно. Ты обычная «шестерка», мальчик на побегушках, короче.

— Ответил бы ты за базар, козел, но нельзя тебя трогать.

— А ты попробуй. Глядишь, и получишь в жало, а?

— Дал бы я тебе!

— Так в чем же дело? Или ты из команды пионеров с принципом «лежачего не бьют»? — продолжал провоцировать качка Егор, хотя никакой необходимости в этом не было. Просто не понравился Астафьеву этот парень, и Егору надо было немного разрядиться, поэтому он не мог остановиться.

— Пошел ты… — скривив квадратную физиономию, прошипел парень.

— Я-то как раз останусь, а вот ты действительно пошел, и не просто пошел… Ну понял, что я хотел добавить, козявка надутая! Слушай, а тебя каждый день через задницу, как жабу, надувают или с перерывами?

— Мужик, — парень смотрел на Егора с нескрываемой яростью, — прошу, заткнись, иначе!..

— Что иначе? — с интересом спросил Егор.

— Порву, как грелку!

— Это ты-то? Не смеши, чувак! Иди лучше. Да, хреново, если в этой конторе и все остальные такие же, как ты, по пояс деревянные. Тупоголовые, я хотел сказать!

Качок швырнул стакан в угол. Тот разлетелся на мелкие осколки. Хлопнув дверью, он вышел, багровый, словно переспелый арбуз.

«Ну и что, — подумал Егор, — чего добился? Вывел пацана из себя, нажил первого врага, а зачем? Вот натура!» — Астафьев вздохнул. Но удовлетворение от словесной дуэли он все же получил.

Егор откинулся на подушку, закурил. Его вдруг потянуло в сон. Неуклонно, нестерпимо, так, как никогда еще не тянуло.

Не иначе подсыпали какой-нибудь гадости в водку. Знали, что пациент обязательно выпьет. Он бросил недокуренную сигарету мимо пепельницы и провалился в наркотический сон.

Окончательно он проснулся на четвертые сутки и сразу почувствовал, что похмелье не одолевает его. Тошнота прошла, голова не кружилась, разум прояснился и… Появился аппетит! Эти симптомы указывали на то, что период выхода из запоя позади и пройден он во время длительного принудительного сна. Егор осмотрел тело. На венах рук — следы от уколов, значит, его организм поддерживали витаминами. И не давали проснуться раньше времени.

Он захотел в туалет. Оправившись, закурил.

Так! Неизвестные люди вывели его из запоя и привели в чувство. Значит, захвачен он не в качестве донора. Но и не из-за благотворительности же? Следовательно, он кому-то очень нужен трезвым. Это очевидно, но по-прежнему непонятно!

Дверь открылась, прервав размышления Егора.

Вошла молодая женщина в медицинском халате и все тот же качок, с которым ранее немного сцепился Астафьев. Следом женщина в годах. Она и убрала судно. Женщина-медичка присела на табурет, разложила на коленях тонометр. Попросила Егора:





— Снимите, пожалуйста, верхнюю одежду!

— А где здравствуйте, доброе утро, день, вечер? Или здесь не принято приветствовать друг друга?

— Извините, добрый вечер!

— Вечер! Понятно! Вам того же, а не скажете, который час, если не секрет?

— Ну какой может быть секрет? — Она посмотрела на свои миниатюрные часики: — 18.37.

— Какого дня?

— Пятницы, 23 июня!

— Пятницы? Выходит, я здесь четвертые сутки?

— Да.

— Плохо!

— Что плохо? То, что вам помогли принять человеческий облик?

— Нет, это как раз хорошо. Плохо то, что я дважды не сдержал слово. Что подумают обо мне люди? Болтун — подумают, а я всегда свое слово держал! Вот что плохо!

— Это уже, извините, не мои проблемы. Дайте левую руку.

Она измерила давление — 130 на 80.

— У вас обычное давление какое?

— Вы же сами видели.

— Значит, с этим у нас порядок! Теперь я вас послушаю.

Она прослушала чуть ли не каждый сантиметр его спины. Увидев шрамы, спросила:

— Откуда у вас эти украшения?

— Забавы юности прошедшей.

— В юности по вас стреляли из автоматов и вы попадали под осколки мин?

— Ну раз вы такая понятливая, зачем спрашивать?

— И все же, скажите правду.

— Война! Афганистан, — ответил Егор, поворачиваясь к медичке лицом.

Она бросила на него быстрый взгляд и принялась слушать волосатую грудь.

— Дышите… не дышите… Отлично, — поставила женщина свой диагноз. — Вы здоровы! Сейчас снимем кардиограмму и на этом закончим.

— И все? — с сожалением спросил Егор.

Женщина вновь подняла на него глаза, и в них Астафьев увидел оттенок печали и даже какой-то еле уловимой жалости.

— Прошу вас не задавать мне вопросов. Все вы скоро узнаете сами. Договорились? — С одним условием.

— Каким?

— Мы познакомимся!

— Зачем? Может, мы видимся в последний раз.

— А ну, голубки, завязали воркование, — грубо вмешался в диалог качок. — А ты, телка, делай свое дело и проваливай, тоже мне, антимонию развели!