Призрак в машине

— Кейт… Я ужасно…

— Где тебя носило, черт побери?

— Извини.

— Плевать я хотела на твои извинения! Ты забыл, что мы собирались устроить праздник?

— Конечно, я…

— Этот вечер должен был стать нашим.

— Я знаю.

— Первый день отдыха за всю жизнь, как выражаются в «Карманном справочнике любителя психологии».

— Что за дьявол в тебя вселился?

— Давай посчитаем. Острое разочарование. Усиливающаяся скука. Раздражение. Растущая обида…

— И, судя по твоему внешнему виду, изрядная доза алкоголя.

— Да, и это тоже. Шок, ужас.

— Я могу объяснить.

— Так объясняй.

— Машина не заводилась.

— Ох, Мэллори, Мэллори… Неужели за пять часов ты не мог придумать что-нибудь получше?

Все было наоборот. По дороге он придумал многое, зная, что ему никто не поверит. Не потому, что он станет говорить что-то особенное. А потому, что это будет ложь. Мэллори не мог солгать даже в детстве, когда ребенок лжет так же естественно, как дышит. Он краснел, шаркал ногами, ерзал на месте и плакал. Конечно, сейчас Лоусон ничего этого не делал, но ложь колола ему язык, как пчелиное жало.

Правда заключалась в том, что они с Полли сели пить чай. Потом она предложила перекусить «У Орландо», буквально за углом. В начале вечера там будет пусто. Их обслужат тут же; подумаешь, тарелка пасты. На все про все уйдет двадцать минут.

Через пять секунд Мэллори понял, что это имеет смысл. Даже если он выедет сию минуту, к моменту прибытия в Эпплби-хаус Кейт и Бенни уже все съедят. Заставлять Кейт готовить снова будет верхом эгоизма.

Сидя «У Орландо» (где было полно народу), Мэллори понял, что впервые за много лет показался на людях с дочерью. В последний раз такое случилось, когда Полли была совсем маленькой. То, что люди не сводили с Полли глаз, его не удивило. На ней был тугой джемпер с короткими рукавами, сшитый из тонкой черной ткани с серебряным узором и явно очень дорогой. Даже на неопытный взгляд Мэллори, Полли что-то сделала с волосами; там, где на них падал свет, они отсвечивали темно-рыжим. Кудри были собраны на макушке и закреплены бронзовой заколкой, украшенной жемчугом, бирюзой и кораллами. Заколка тоже казалась дорогой.

Они ждали свою тоннареллу по-пизански почти полчаса, потягивая красное веронское и закусывая соломкой. В это время Полли рассказывала смешные и злые истории о личной жизни других обедавших. Но когда принесли пасту, она притихла, стала серьезной и начала рассказывать о себе. В основном об учебе в ЛШЭ и своих проблемах с преподавателем статистики. Мэллори, который, как и Кейт, многие годы питался крохами информации, жадно внимал каждому ее слову.

Мэллори обратил внимание на время только тогда, когда Полли начала рассказывать про других студентов, которые, похоже, делились на две части: тех, кто отчаянно хотел с ней дружить, и всех остальных, которые ей просто завидовали. Тут Полли стала выпрашивать у него сабальоне.

— Папа, ты же знаешь, как я его люблю. Его привозят на тележке. Это не займет много времени. Я все съем, пока ты будешь расплачиваться.

Однако времени это заняло много, потому что Полли заодно заказала капучино, а потом исчезла в туалете и пробыла там целую вечность, хотя на самом деле прошло всего десять минут.

Против Мэллори были все лондонские светофоры, а едва он выехал на магистраль М40 и собрался нажать на газ, как уперся в пробку длиной в милю…

— Что?

— Почему ты не позвонил?

— Мобильник разрядился.

— Очень удобно.

— Я устал. — Теперь уже Мэллори ощутил обиду. Черт побери, можно подумать, что это не он спасал дочь от финансовой катастрофы!

— Ее осматривали только на прошлой неделе.

— Кого?

— Машину, черт побери! — Кейт пришлось сесть. Она чувствовала себя так, словно кто-то долбил ей череп стамеской. — Ты звонил в Автомобильную ассоциацию? Или в гараж?

— Гмм… нет… В конце концов выяснилось, что разъемы отсырели.

— Отсырели? Это при двадцати двух градусах тепла?

— Ради бога, оставь меня в покое!

Внезапно они уставились друг на друга с ужасом. Два незнакомца в незнакомой комнате. Это было страшно.

«Если бы я не дал слово Полли, — подумал Мэллори. — Напрасно я пообещал ей ничего не говорить. И напрасно пошел с ней обедать, зная, что Кейт будет ждать. Сейчас она сердится, подозревает меня, а я вешаю ей лапшу на уши…»

«Если бы я не напилась», — думала Кейт. Она заново представила себе приезд Мэллори. Нужно было подойти, обрадоваться его благополучному прибытию и обнять. Разогреть еду или приготовить что-нибудь заново. Они бы посмеялись, поговорили, выпили, легли в постель и занялись любовью. В первый день их новой жизни. Вместо этого он стоит перед ней измученный и сердитый, а она пытается не дать воли слезам. Но, может быть, еще не слишком поздно.

Кейт заставила себя улыбнуться и сказала:

— Мэл, наверное, ты умираешь с голоду. Сейчас я тебя накормлю.

— Все в порядке. Я уже…

— Вот как?

— Я хотел сказать, что уже слишком поздно…

— Все, хватит с меня! — крикнула Кейт. И ушла.

На следующее утро Мэллори, ночевавший в библиотеке на диване, заварил чай и понес поднос в комнату Кейт. Она спала без задних ног. В мягком свете, проникавшем сквозь полупрозрачные шторы, были отчетливо видны следы засохших на щеках слез. Мэллори ощущал нежность, к которой примешивался стыд за собственное поведение. Он бережно поставил поднос на тумбочку, но Кейт открыла глаза, тут же проснулась, села и прислонилась к изголовью кровати.

— Кейт, милая… Извини меня за вчерашний вечер. — Мэллори сел на край кровати. — Честное слово, мне очень жаль.

— Нет-нет! — перебила его Кейт. — Мне самой не следовало так говорить. Просто я напилась. Боялась, что с тобой что-то случилось.

— Послушай, я хочу тебе все сказать…

— Это неважно.

— Нет, важно. — Он взял ее за руку. — Я был с людьми, которые попали в большую беду. Они просили помощи, и я не смог им отказать. Это заняло больше времени, чем я рассчитывал.

— Это кто-то из твоих сотрудников? — Кейт уже сочувствовала этим беднягам. — Я могу чем-то помочь?

— Я обещал никому об этом не говорить.

И тут Кейт все поняла. Мэллори знал, что так и будет. Он взял ее другую руку, сжал обе кисти в ладонях и долго не отпускал.

«Все как обычно, — думала Кейт. — Двое против одной. На сей раз в пиках. В проклятых пиках. Но, по крайней мере, до сих пор все, что было между нами троими — споры, размолвки, ссоры, шутки, — делилось на троих. Или нет? В том-то и секрет. Другие никогда о нем не догадаются. Где им!»

Кейт всегда считала себя прагматиком. Кто-то в семье должен им быть. У нее была ясная голова; она понимала, что к чему, хотя смириться с этим было нелегко. Она помнила Полли крошечной девочкой, карабкавшейся на колени к папе. Игравшей его галстуком, обнимавшей за шею, что-то шептавшей на ухо. Наматывавшей на его пальцы свои шелковистые волосы.

А сейчас, когда Полли попала «в большую беду», матери не позволили ей помочь. Даже не сообщили, в чем заключается эта беда. К удивлению Кейт, совсем недавно сомневавшейся в своей любви к дочери, это причинило ей сильную боль. Она слегка согнулась и прижала ладонь к груди. Мэллори обнял ее обеими руками, и они начали раскачиваться взад и вперед.

В конце концов он сказал:

— Знаешь, я не прочь позавтракать.

— Отличная мысль. — Кейт сделала один глубокий вдох, за которым последовал второй. — Я приму душ и спущусь.

— А потом мы проведем наше первое производственное совещание.

Глава восьмая

Бенни получила приглашение на обед в Киндерс. Она предвкушала его с нетерпением. Во-первых, ей предстояло увидеться с Деннисом; во-вторых, он был отличным кулинаром.

Она пришла к семи, принесла бутылку яблочного сидра Кэри и стефанотис, выращенный в оранжерее. Неловко держа горшок на сгибе локтя, Бенни открыла калитку. Сад, окаймлявший дом и полный индийских лилий и маргариток, выглядел как после засухи, и у Бенни зачесались руки взяться за лейку. Она негромко постучала в синюю переднюю дверь и подождала. Когда никто не вышел, она постучала опять — громко, насколько позволяли приличия, — но с тем же результатом.