Король и император

Волынщики шли сразу за проводником. Следом двигались Шеф и его приближенные, за ними шумно топали викинги в сверкающих кольчугах. За викингами – арбалетчики, четко в ногу; это искусство они освоили на новых дорогах Англии, ровных, вымощенных камнем. Через каждые двадцать шагов правофланговый в передней шеренге норманнов вскидывал копье и сотня идущих сзади викингов выкрикивала боевой клич, который Шефу впервые довелось услышать десять лет назад от воинов Ивара Бескостного.

– Ver thik, – вопили они снова и снова, – her et kom! Берегись, я иду!

«Арабы этого не поймут, – рассудил Шеф, – они не подумают, что мы угрожаем».

– Давайте кричать что-нибудь другое, – предложил один из шкиперов.

– Ага, что-нибудь чуть сложнее этого, – возразил Бранд, – и твои люди забудут слова.

Колонна двигалась по людным улицам, оповещая о своем приближении ревом волынок и боевым кличем викингов; меж каменных стен металось эхо от металлического звона шагов. Идущие сзади арбалетчики завели песню о своих славных победах. Набегало все больше зрителей, толпа уплотнялась, и вскоре воинам пришлось шагать на месте, гремя о мостовую коваными гвоздями обуви. Краем глаза Шеф увидел, как араб с восхищением пялится на топающего огромными ногами Бранда. Сначала он посмотрел на сапожищи в пол-ярда длиной, затем поднял взгляд, прикидывая расстояние между землей и металлическим гребнем на шлеме Бранда.

«Отлично, – подумал Шеф, когда стража халифа разогнала толпу и движение возобновилось. – Мы заставили их призадуматься. Они недоумевают, простой ли я смертный? Не такой уж плохой вопрос».

Халиф услышал рев толпы даже в своем уединенном зале для аудиенций. Он поднял бровь, выслушивая торопливый доклад вестника. Когда гул приблизился, Абд эр-Рахман различил завывания удивительного инструмента франков, не более гармоничные, чем визг кошачьей своры, и зловещий стук металла по камню, и грозный клич варваров. «Они что, пытаются запугать меня? – озадаченно подумал халиф. – Или просто таков их церемониал? Нужно поговорить с Гханьей. Не зная обычаев чужеземцев, нельзя делать выводы».

Шум прекратился, когда Шеф дал знак остановиться и правофланговый сделал соответствующую отмашку копьем. Викинги и англичане застыли в строю на внешнем дворе.

– Сколько человек могут пройти на аудиенцию? – спросил Шеф.

– Кроме тебя, не больше десяти, – был ответ.

Шеф кивнул и показал на тех, кто пойдет с ним. Бранд и Торвин, Хагбарт и Скальдфинн. Посмотрев на Хунда, он заколебался. Лучше этого жреца Идун никто на Севере не разбирался в лекарском искусстве, а Кордова славилась своими медиками: Хунд может понадобиться для сравнения и оценки. Однако его нельзя разлучать с сердитой, но послушно носящей чадру Свандис. Значит, берем обоих. Еще он поставил рядом с Брандом двух шкиперов, победивших в двух десятках поединков и тем заслуживших право командовать, и молча кивнул своим старым товарищам, арбалетчикам Квикке и Озмоду.

Халиф, сидя на высоком подиуме, смотрел на вошедших и выслушивал торопливые пояснения Гханьи, который подошел, пока магусы ждали снаружи. Король оказался одноглазым. Необычное явление для франков, они ведь так ценят силу и здоровье. Роль монарха лучше подошла бы стоящему позади великану. Впрочем, одноглазый держится властно. Абд эр-Рахман отметил, как уверенно тот прошел вперед и стал перед престолом, нетерпеливо оглянувшись на переводчика.

А еще халиф заметил, что из-под волос и золотого венца по лицу короля течет пот. Как одеты эти люди? Металл, нагревающийся на солнце, под ним еще кожа, а под кожей вроде овечья шерсть? Летом в Андалузии одетый так человек умрет от солнечного удара еще до полудня. Однако король и его люди и виду не подавали, что их смущает жара, они даже не утерли пот со лба. «Араб считает своим долгом не подвергаться таким неудобствам, – подумал халиф. – А франк, словно трудящийся на солнцепеке раб, старается не замечать их».

Халиф задал первый и главный вопрос:

– Спроси, есть ли среди них христиане.

Абд эр-Рахман ожидал, что Сулейман повторит его слова на латыни для переводчика чужеземцев. Но едва еврей заговорил, король северян отрицательно покачал головой. Значит, он кое-что понимает по-арабски. Скальдфинн поднаторел в изучении языков и народов. В пути он брал уроки у Сулеймана и, в свою очередь, учил того англо-норвежскому жаргону Пути. Шеф нередко присутствовал на этих занятиях. Скальдфинн медленно, но разборчиво заговорил по-арабски, переводя ответ короля.

– Среди нас нет ни одного христианина. Мы разрешаем христианам исповедовать их веру, но сами идем по другому Пути, и у нас другие книги. Мы боремся только с теми, кто отрицает это право.

– Вам когда-нибудь рассказывали, что есть только один Бог, Аллах, и Мухаммед – пророк Его? Уверуйте в это, и вас ждет богатая награда от меня.

– Нам рассказывали.

– Вы не веруете в Аллаха? Предпочитаете молиться своим богам, кто бы они ни были?

Напряженность и обвинительные нотки в голосе халифа. Бранд поудобнее взял свой топор «Боевой тролль» и отметил двух стражников, стоящих позади халифа с обнаженными скимитарами. «Здоровые ребята, – подумал Бранд. – И загорелые, что твои головешки. Но выше пояса голые и щитов нет. Два удара, а третий для араба в кресле».

Осознав, что вполне понимает арабскую речь халифа, Шеф стал отвечать без переводчика. Повысив голос и подбирая самые простые слова, он проговорил:

– Я не видел Аллаха. Я видел своих богов. Будь у меня два глаза, я, возможно, увидел бы и Аллаха. Одним глазом всего не увидишь.

По залу прокатился шумок. Привычные к искусству иносказаний и переносных смыслов, арабы поняли последнюю фразу. Она означала, что тот, кто верит во что-то одно, наполовину слеп. «Богохульствует», – сочли одни. «Для франка довольно умно», – решили другие.

«С этим человеком трудно фехтовать, – подумал халиф. – Он уже доказал, что умеет произвести впечатление. А сейчас завоевывает симпатии моих придворных».

– Зачем ты приплыл в Кордову? – спросил халиф.

«Ты позвал, вот я и приплыл», – подумал Шеф, покосившись на Гханью, стоящего чуть в стороне от обоих монархов.

Вслух он ответил:

– Чтобы бороться с твоими врагами. Ведь они и мои враги. Гханья рассказал, что у франков появилось новое оружие для войны на море и суше. Мы, люди Пути, понимаем, что это значит. Мы сами прибыли с новым оружием и на новых судах, чтобы узнать, смогут ли наши враги противостоять нам.

Халиф молча глянул на Гханью, который начал расхваливать катапульты и корабли Пути. Пока флотилия шла на юг, Шеф неоднократно устраивал стрельбы – плоты-мишени забрасывались камнями с расстояния в полмили. Прислуга катапульт была опытна и искусна, так что результаты учений арабов ошеломили. Действительно, ни один из известных им кораблей не выдержал бы больше двух попаданий брошенного онагром камня, и они не видели бронированного, хотя и малоподвижного «Неустрашимого» в битве при Бретраборге.

Когда Гханья закончил, Абд эр-Рахман еще раз задумчиво глянул на короля, отрицающего Аллаха. «Мы пока не произвели на него впечатления, – подумал халиф, видя хмурое и невозмутимое лицо. – И на его товарищей тоже».

Халиф подал знак, и один из гигантов-телохранителей шагнул вперед, сняв скимитар с плеча. Еще один знак – и к нему подошла рабыня. При этом она развернула длинную полупрозрачную ленту, прикрывавшую ее выше пояса, и застыла – в чадре, но с обнаженной перед мужчинами грудью.

– Я много слышал о вашем новом оружии, – сказал халиф. – Но у нас тоже есть кое-что.

Он хлопнул в ладоши. Девушка подбросила ленту, тонкий шелк медленно заструился в воздухе. Телохранитель развернул скимитар и подставил острую кромку под падающую ткань. Две половинки ленты упали на пол.

Бранд, фыркнув, прошептал что-то стоящему рядом шкиперу. «Сейчас, – подумал халиф, – король прикажет этому великану разрубить что-нибудь огромным, неуклюжим топором».

Шеф повернулся и посмотрел на Квикку с Озмодом. «Это не лучшие стрелки в мире, – подумал он. – Озмод держится чуть поувереннее».