Когда начнутся дожди

– О боже. Что, например?

Клиффорд пожал плечами:

– Мало ли. Просто дружеский совет.

– Клиффорд, я хочу собрать самые удачные фотографии и устроить небольшую выставку. Вы ведь не против? Может быть, в октябре, к концу года?

– Почему бы и нет? Место еще не выбрала?

– Пока нет. Хотела посоветоваться с вами.

– Ладно, там видно будет. Но сначала покажешь фотографии для выставки мне. Не хотелось бы, чтобы ты выставляла империю в невыгодном свете. Ну хорошо, увидимся на дурбаре. Смотри, не ударь в грязь лицом.

– Обещаю.

– Верю: в этом платье ты будешь выглядеть просто восхитительно. Хорошо, что зенана и мардана разделены.

– Мардана?

– Мужская половина, моя дорогая. Для меня ты и сейчас достаточно красива, но в этом наряде и вовсе будешь усладой для усталого взора. Придется внимательно за тобой приглядывать.

После разговора с Клиффордом Элиза хотя бы знала, чего ожидать, поэтому перед дурбаром уделила особое внимание своей внешности. Когда она облачилась в великолепное шелковое платье, служанка Кири пришла ее причесать. «Расческой по волосам нужно провести сотню раз», – вспомнила Элиза. Не больше и не меньше. Пока Кири вплетала в ее волосы нити сверкающих кристаллов, в ушах так и звучал строгий голос матери.

А потом Элиза вспомнила, как расчесывала волосы Анны. Элиза тогда спросила, почему мама такая грустная, но ответом ей было молчание, а потом на ее руку закапали теплые мамины слезы. Элиза не знала, что делать и как утешить маму. Потянулась было к ней, но Анна оттолкнула ее руку. Ни мать, ни дочь не произнесли ни слова, но этот короткий миг прочно запал Элизе в память. Она не понимала, с чем была связана затянувшаяся меланхолия ее матери – кроме гибели мужа, разумеется.

Элиза посмотрелась в зеркало. Она не ожидала, что из-за переливчатого синего цвета шелкового платья ее глаза будут сверкать так же ярко, как кристаллы в ее волосах. Свободно распущенные по плечам медовые локоны сияли, оттеняя нежный цвет лица. Кири лишь слегка собрала ее волосы, потом сделала ей сдержанную версию макияжа в индийском стиле, обведя ее глаза серым и добавив чуть-чуть цвета губам и щекам.

Элиза уже собиралась покинуть комнату, когда внутрь зашла Лакшми и что-то приказала Кири. Та поспешила прочь. Лакшми окинула Элизу оценивающим взглядом и улыбнулась.

– До чего вы хороши! Зачем же вы прячете свою красоту, дитя мое?

– Я…

– Вижу, я вас смутила. Простите. Но вам следует прикрыть плечи.

– Ой, чуть не забыла! – спохватилась Элиза и поспешила к шкафу, где висела шаль. Элиза достала ее и показала Лакшми.

Пожилая женщина провела пальцами по шелку.

– Очень тонкая работа. Откуда она у вас?

– Клиффорд Салтер подарил.

– Славный малый. Так, кажется, говорят британцы?

– Иногда.

– Не красавец, конечно, – заметила Лакшми, окидывая Элизу взглядом с ног до головы. – Но далеко не самый плохой вариант.

– Я не ищу мужа.

– Разве есть женщина, которая не ищет хорошего мужа?

Элиза улыбнулась:

– Вы вправду так считаете?

Лакшми грустно вздохнула:

– Мне повезло: я вышла замуж за прекрасного человека и жила с ним в счастливом браке. Муж воспринимал меня как равную. При княжеском дворе подобные отношения между супругами редкость. Но хватит обо мне, поговорим о вас. К чему вы стремитесь, о чем мечтаете? Даже если вы не заинтересованы в браке, у вас должна быть какая-то страсть. Иначе в сердце царит пустота.

– Сейчас моя страсть – работа.

Лакшми улыбнулась:

– Вот как? Ну что ж, пойдемте. Покажу вам место, откуда будет лучше всего видно процессию. Нас, женщин передовых взглядов, немного, поэтому мы должны держаться вместе, особенно в наше время.

– Благодарю.

– Друзья вам пригодятся, и все-таки советую присмотреться к Клиффорду Салтеру. Замужней белой женщине в Индии позволено больше, чем одинокой.

– Спасибо, учту. Хотела спросить вас про колокола. Я их слышу каждый день. Они ведь звонят в храме, верно?

– Колокола созывают нас на пуджу – обряд поклонения и почитания. Вы скоро убедитесь, что в Раджпутане любое действие – своего рода обряд или ритуал. Боги, которым мы молимся, воплощают различные силы, направляющие нашу жизнь. Мы не отделяем священное от повседневного. Для нас это одно и то же.

– Понимаю. Ваши взгляды сильно отличаются от наших.

– Могу представить. Ну что ж, приятного вечера.

Лакшми повернулась, собираясь уходить.

– Извините, Лакшми, – окликнула ее Элиза. – Если можно, я хотела бы съездить в одну из раджпутских деревень и пофотографировать местных жителей.

– Считайте, что все уже организовано.

Колоннаду, протянувшуюся от главных ворот, ведущих в замок, освещали горящие факелы, закрепленные в мраморных вазах, и каждый охранял слуга в белом. Когда Лакшми оставила ее одну, Элиза стала наблюдать за происходящим с балкона. Ее взгляду представилась длинная вереница серебряных и золотых паланкинов на раскрашенных и сверкающих драгоценными камнями спинах слонов, взбиравшихся вверх по холму. Когда они прошли сквозь ворота в украшенной цветами стене и замерли на месте, Элиза ахнула, но не от восторга перед всем этим сияющим великолепием. У нее мгновенно кровь застыла в жилах. Элиза будто перенеслась в прошлое: вот ей снова десять лет, и она опять свешивается с балкона, чтобы помахать рукой папе. У Элизы защипало глаза. Она попыталась сдержать слезы. Нет, так не пойдет. Годами она боролась со слабостями, училась держать себя в руках и быть сильной во всех смыслах этого слова. Не для того она трудилась, чтобы расклеиться сейчас.

– Элиза!

Она обернулась и увидела Джая в темной, расшитой золотом ангархе (традиционной верхней одежде). На фоне темных губ и сияющей смуглой кожи белоснежные зубы принца сверкали особенно ярко. Когда он улыбался, морщинки в уголках его глаз становились глубже. Принц стоял неподвижно и не сводил с Элизы глаз. Молчание затягивалось, но они продолжали глядеть друг на друга, не произнося ни слова. Элиза осознала, что в этом человеке есть что-то искреннее, настоящее, и это что-то находит отклик в ее душе. Элиза хотела что-нибудь сказать, но все слова вылетели из головы. А потом принц моргнул, будто очнувшись, и момент прошел. Элиза сразу устыдилась своей слабости. Она поспешно утерла слезы и отступила на шаг, лихорадочно придумывая благовидное объяснение своей сентиментальности.

– Очень красивая процессия, – наконец произнесла она.

– Могу сказать то же самое о вас. Поразительно! Беру назад все, что говорил о ваших волосах.

Элиза часто заморгала. Из-за добрых слов она совсем расчувствовалась.

– Позвольте сопроводить вас вниз.

Элиза кивнула, одновременно радуясь тому, что неловкая сцена закончилась, и опасаясь, что появление под руку с красавцем-принцем настроит княжескую семью против нее.

Когда они шли к широкой мраморной лестнице, спускавшейся к главному залу для дурбаров, Элиза постаралась выбросить все тревоги из головы и расслабиться. Казалось, все глаза были устремлены на них. К тому же близость принца приводила Элизу в волнение, и не только из-за того, что подумают люди. Беспокойство Элизы оказалось отнюдь не беспочвенным: когда они спускались по ступенькам, она поймала на себе взгляд Индиры. Девушка была сногсшибательно хороша в своем алом наряде, но ее угрюмый взгляд, исполненный ревности, встревожил Элизу. То, что Индира влюблена в Джая, ясно как день. Элиза искоса посмотрела на принца, но тот едва взглянул в сторону Индиры. Неужели он завлек девушку пустыми обещаниями? Или чувства Индиры родились из давней дружбы? Элиза надеялась, что правдиво второе предположение.

Как только знатные гости и их свита сошли со своих слонов, стражники в парадной одежде сопроводили всех в зал для дурбаров. На сцене оркестр уже играл западные мелодии. Пока все дожидались махараджу с супругой, Элиза слегка пританцовывала под музыку. Наконец вошел Аниш. Он был до такой степени увешан сверкающими драгоценностями, что куртка из темно-синего атласа скрывалась под ними почти полностью. При его появлении наступила тишина. Казалось, все собравшиеся затаили дыхание. За махараджей шла скромно потупившая взгляд Прия. Она была одета в бледно-розовую юбку, чоли и дупатту того же цвета. На ее руках и щиколотках переливались браслеты с драгоценными камнями.