Морфо

– Ничего, я понимаю, ты устал. Я всё понимаю, – гладя его по плечу, на ухо шептала она.

Лучший мир

– Это невозможно! – кричал француз – они предали наши национальные традиции, всю нашу культуру, они предали Христа!

Слушающие его мужчины и женщины с повязанными на головы платками с обречённым видом кивали.

– Когда они сделали эти гей-браки законными, мы с семьёй поняли, что это последний шаг – Рубикон, который нельзя перейти назад. Друзья нас успокаивали, мол это просто даст людям, любящим однополую любовь, если можно так сказать по-русски, возможность иметь совместное имущество, а общество от этого никак не изменится. Но теперь этой пропаганды становится больше и больше! – его эмоционально-раскрепощённая речь с южно-европейским акцентом гремела в тихой комнате ядерными волнами, грея уши собравшимся – недавно они сделали фильм, где показали девочку, ровесницу нашей Лизи, которая исследует свою сексуальность! Это уже переходит все рамки, это касается не взрослых людей, которые могут выбирать с кем им быть – это раскрывает перед настоящими педофилами возможность легально развращать детей! Сначала они покажут это по телевизору, а потом это будет происходить в домах! Есть разница между простым закреплением факта, что однополая любовь между людьми есть и собственно пропагандой этих извращений. После такого мы уже не могли оставаться в этой стране! – он закончил речь, печально опустив голову.

Слушатели, помимо приятного чувства своей правоты, ощущали некоторую неловкость: в России не принято так ярко выражать глубинные эмоции на публике, по крайней мере в приличном обществе.

Жена Жоржа – так зовут оратора сидела рядом с ним. Голова у неё также была повязана платком, но несколько легкомысленно: спереди выпадало несколько светлых прядей. Позади, за меньшим столом, сидело трое детей, из-за одинаково-светлого цвета волос похожие на ангелочков. Никто из них ещё не успел нормально выучить русский. Они не особо понимали, что происходит и зачем было уезжать в эту холодную страну, но были вынуждены подчиниться. Жену звали Коринн, она понимала по-русски, но говорить без необходимости пока стеснялась. В её глазах не было такой фанатической решимости, как у мужа, однако внутренне она полностью разделяла с ним убеждения, связанные с переменами в их родной стране.

Их семья долго готовила этот переезд. Сначала Жорж приехал в Россию, чтобы оценить рынок недвижимости. Оказалось, что при текущем курсе евро за относительно небольшую по французским мерам сумму, здесь можно приобрести солидный участок земли в центральной полосе. Земля на юге гораздо дороже и там всё поделено между крупными корпорациями, но Жорж не гнался за сверхприбылями, поэтому чернозём его не особо интересовал. Когда он отправлялся сюда, он сразу решил, что они не будут селиться вблизи крупных городов, потому что понимал, что процессы глобализации везде протекают одинаково: где-то они только чуть замедлены, и его дети рано или поздно окажутся под огнём пропаганды чуждых его семье ценностей. Чтобы наверняка обеспечить верное воспитание детям, он решил войти в кооперацию с православной общиной. Языковой барьер сдерживал его поиски какое-то время, но он был упрям и быстро выучил русский. Поиск нужного места занял несколько месяцев, и в итоге он остановился на небольшом ските в районе Суздаля. Сам город и его окрестности полностью отвечали представлениям Жоржа об идеальной сельской жизни в согласии с миром и с Богом. Какое-то время он опасался, что дети будут испытывать недостаток знаний в реальных науках, но к его сильному удивлению местная религиозна школа отвечала всем требованиям к образованию. Он специально посетил несколько уроков по физике и биологии, чтобы убедиться в этом. На его взгляд, некоторые аспекты преподавания этих предметов были даже чересчур прогрессистскими. По окончании всех сделок по продаже имущества во Франции и покупки земли в России, он собрал семью и перебрался сюда окончательно. Он не был первым здесь, а после его отъезда некоторые друзья семьи тоже задумались об этом. Теперь он был местным жителем, обрабатывал землю, участвовал в местных собраниях и наслаждался безопасностью от неблагочестивых веяний.

Некоторое время они довольствовались статусом гостей в местных собраниях. Религиозная община приняла их хорошо, все знали, что они тоже христиане, но во время молитв и решения местных вопросов они чувствовали некоторое отчуждение. Дело в том, что они оставались верующими католиками, а, хотя православные знают о родстве церквей, всё-таки они стоят на своей ветви учения Христа. Процесс раздумий занял полгода. В этот самый день, когда Жорж по причине визита высоких гостей – семьи сенатора Николая Работникова в очередной раз пересказывал причины своего переезда, ранним утром он со всей семьёй принял второе крещение и перешёл в православие. Главным камнем на чаше весов, конечно, оказалось смягчение взглядов Папского Престола на однополые браки. Эта заноза давно сидела в сердце Жоржа и его жены, поскольку такое положение прямо противоречит тому, что написано в Библии, и никакими трактовками это противоречие не замажешь, но ещё сильнее его злило оправдание такого шага Римско-Католической Церкви. Они объяснили это текущим временем и соответствием ему христианского учения. Но, чёрт возьми, разве великая религия Христа, который отдал жизнь за всё человечество, должна подстраиваться под время?! Нет – она должна формировать его!

Слушая эмоциональную речь француза, Николай преисполнился чувством силы – он почувствовал себя защитником этих людей, которых он толком и не знал. Он понимал свою ответственность перед ними, страной и миром. Этот эпизод придал ему страшных сил, воодушевил действовать активнее, нести свет традиционализма в массы и политику. Ведь если все люди скатятся в однополую любовь, исчезнет тот извечный конфликт и поиск, который толкал людей совершать храбрые и чистые поступки. Человечество увянет.

Тут поднялся настоятель скита, все поднялись тоже. Громким голосом он поблагодарил Господа за пищу и благословил всех идти готовиться к вечерней молитве.

Николай вышел из-за стола, попросил жену отвести детей в их комнату, а сам отправился на заснеженный двор. Через некоторое время к нему подошли двое в чёрных капюшонах. Они выглядели странно даже на фоне почти средневекового быта и большого количества людей в чёрных рясах.

– Ну что, Николай, – на «ты» его называли только внутри их тайного общества – когда уже порадуешь нас новым законом?

– Завтра.

– Слышали мы уже. А вот на прошлой неделе, например, арестовали наших на Урале. Екатеринбург уже достал, этот город должен будет претерпеть серьёзные изменения в управленческом составе. Наши тренировочные лагеря вообще накрыл спецназ, кельи по перевоспитанию гомосеков закрыли. Тридцать человек наших судить будут. Непорядок Николай, мы одно дело ведь делаем. Нужен закон.

– Я сказал: будет скоро.

– Там у вас что, гей-лобби какое? – осведомился один из собеседников развязным, насмешливым тоном – Что так долго?

– Есть препятствия правового характера. Юристы должны все формулировки отточить так, чтобы не было прямых противоречий с конституцией, но при этом работало в нашу пользу. Ну и либералы своё слово, конечно, скажут. Я делаю, что могу. Но мы уже на финишной прямой, скоро всё заработает. Может удастся пробить вам разрешение на открытое ношение оружия.

Товарищи в чёрном помолчали какое-то время. От мороза они держали руки убранными в широкие рукава, так что сходство со Средневековьем становилось полным. Если не обращать внимания на обувь.

Следующее утро для Николая началось бурно. После утренней молитвы, он прошёл в общую столовую на завтрак, где, едва дождавшись благословения от священника, быстро поел и вышел наружу. Вертолёт ему по статусу не полагался, но властную верхушку обслуживали торопливые частные фирмы, так что летающая машина уже ждала его на занесённом снегом поле с выключенным двигателем. Вежливо со всеми раскланявшись, Николай поманил семью рукой. Он помог подняться жене, подсадил детишек, и они полетели.