Страница 6 из 8
– Найти доказательства вины тех, кто на самом деле это сделал и сдать их властям – она поддалась вперед и исступленно посмотрела на пейзаж за окном.
– А зачем нам, тогда полиция?
– Если ты так печешься о своей безопасности, я тебя разочарую. Они, я уверена, даже не попытаются сунуться в город сейчас .Ты знаешь, как в этом мире поступают с глухими.
– Мы имеем не слишком хороший исход дел. Ладно, – сдался я,– Надо подготовиться к тому, что нас ждет снаружи.
Аиша все это время спокойно наблюдала за нитью разговора. Наверно, она успела испугаться, расстроиться и успокоиться, за всё время, что мы говорили. Я обратился к ней:
– Что ты на данный момент знаешь и умеешь? Тебя учили играть на инструментах или петь?– я понадеялся на то, что она знает хотя бы базу.
Пришлось забыть разногласия и сосредоточиться на обучении Аиши. Она почти ничего не знала. Казалось, она из другого мира, и там музыка никак не сопряжена с выживанием.
– Ты знаешь ноты? Назови мне их.
– До, Ре, Ми, Фа, Соль, Ля, Си, Нель, Ли, Яр, Де, Ро, Им и В…Ве…
– Векта – я угрюмо покачал головой, исправив её в, казалось бы, элементарном знании. Каждый в нашем мире выучил это, подобно тому, как дышать.
Дальше – больше. Петь каждый ребенок учился с 2-3-х лет.
– Я сыграю ноту, а ты попытаешься повторить, хорошо? – садясь за фортепиано, Эмили непрофессионально откинула подол юбки, будто воображаемый фрак.
– Ля –ааа, – за звучанием клавиши последовал неровный вопль.
Мы пытались поставить ей голос, а бедная девочка не понимала к чему такая срочность, почему мы на неё кричим и почему у неё появилось желание сбежать из магазина с инструментами, с проклятым фортепиано, которое она уже видеть не могла. После двух дней усиленной работы мы убеждались в прогрессе и валились с ног. Параллельно с обучением пению я вспоминал и рассказывал теорию.
– Итак,– мешая моим мыслям, на фоне моего рассказа начала играть скрипка. Эмили небрежно водила смычком, чтобы успокоиться и восстановить силы.– Не могла бы ты?
– У нас тут одно просторное помещение на троих, собери мысли в кучу и рассказывай – она нетерпеливо высказалась.
–Каждый звук обладает потенциально ощутимой энергией. Есть звуки, которые положительно влияют на организм человека, а есть те, которые опасно слышать даже в течение нескольких секунд. Поэтому на всякий случай нужно носить с собой звукоизолирующие наушники. Всё в мире издает звуки. С ними можно резонировать. Голос человека на определенном этапе, эм… развития может резонировать с любой материей, изменяя и преобразуя её – я посмотрел на ученицу, которая, в свою очередь впила в меня любопытный взгляд. Мне было привычно что-то говорить, однако я не был уверен, так ли формулирую то, что происходило со мной на протяжении всей жизни. – Есть два пути преобразования: физический и волновой. Во время физического энергия направляется внутрь, сила человека возрастает, и появляются… можно сказать, сверхспособности. Скорость, гибкость, механическая сила и их вариации.
Я встал, чтобы наглядно продемонстрировать свои слова. Решив, что нужно показать что-то простое, я попросил Эмили сыграть припев песни скрипача, который 8 лет назад победил на международном конкурсе «Vastevision». Начался прерывистый проигрыш. Будто нож струны рвали воздух, полости внутри лакированного инструмента завизжали, будто в них рождался ураган. Я сосредоточил взгляд на обжигающих лимоновых линиях на ногах.
Тут же, несмотря на робость, начав свою часть, я пробовал мышцы ног и рук на готовность. Бросив волну по телу, я вырывал её из себя же. Я протянул несколько нот, разнесшихся по комнате со скоростью, с которой я готовился начать представление. И крутанулся на месте, закончив тяжелым звуком. Для меня, может быть, прошло полминуты, но крутился я около 2 секунд.
– Глазам не могу поверить,– Аиша вскрикнула и принялась усиленно нам хлопать.
Я посмотрел на Эмили и благодарно ей кивнул, после чего она фыркнула, а её глаза говорили примерно: « Что и это всё? Неужели ребёнку нельзя показать чего-нибудь поэффектнее?». Мне захотелось под землю провалиться, в глазах Аиши я, может быть, выглядел как супергерой, но для неё, излучающей профессионализм, наработанный десятками музыкальных боев, это был обычный неуверенно сделанный трюк. Я продолжил:
– А также волновой, то есть звуковые волны направлены не на себя,– я показал на свою неровно дышащую грудь,– а на среду, которая способна меняться под действием резонатора – я обвел руками пространство, думая какой пример будет наглядным.
– Давай теперь я – Эмили подошла к стойке и взяла мой стакан. – Время дебильных фокусов.
Я не успел среагировать, как она коснулась тускло и боязливо звенящего стакана, подобрала ноту и, весело выдыхая, снесла стакан звуковой волной, отчего тот, колеблющийсяв её руке, протяжно треснул. Подбежав к ней, я с грустью осмотрел больного: трещина распростронялась ровно по цилиндру. И, пока Аиша звонко выражала свои впечатления, я поднял тяжелый взгляд на Эмили, после которого, она поджала непослушные губы, и невинно оправдалась:
– Извини, попался под руку – она как-то нервно отвернулась и направилась к ученице, и где-то в периферии послышалось:
–Волновой путь преобразования требует больше энергии и опыта.
Пока мы практиковались, я успел её возненавидеть. Когда она начинала объяснять что-то или показывать, это выглядело намного лучше и фееричнее моего. Её грация походила на высокомерие, открытость – на лицемерие. И к тому же, пока кто-то говорил вместо меня, мне тяжело было не поддаваться раздражению и оставаться безучастным. Укол гордости вонзался все глубже.
– …Если звуки направлены на определённый орган, конечность, часть тела под управлением человека, это может привести к травмам. Наушники не смогут спасти от такой направленной атаки. Музыкальные бои тем и опасны, что противник может воздействовать на организм: лишая способности связно мыслить, способности двигаться, либо причиняя боль или ещё как либо…– рассказывала Эмили
– Ну, пора бы нам проверить теорию, – я изучающе посмотрел на прерванного мной оратора.
Я подвел Аишу к фортепиано – инструменту, на котором легче всего учиться, и попросил рассказать несколько теорий по гармонии. Несмело она начала рассказывать, опираясь то на одну ногу, то на другую, гладя клавиши.
– Что такое тон и полутон?
– Полутон это расстояние между белой и чёрной клавишей, а тон, это два полутона- с улыбкой ответила Аиша, чем заставила переглянуться её учителей.
– Мажор и минор?
– Мажор – это, когда весело, минор- это, когда грустно …А ещё… ещё есть диез и бе…моль . Диез- это вправо, бемоль- это влево.
–Право и Лево? Как это?
Она замялась и на клавиатуре провела пальцем от белой клавиши к правой чёрной и от белой клавиши к левой чёрной.
– Ну, главное интуитивно знать, теория не всем дается…
– Окей, можешь показать нам интервалы.
Среди многочисленных названий она запомнила Приму, Секунду, Септиму, Нону и Дециму. А показала все интервалы, так или иначе простой алгоритм она угадала. Если смотреть на то, как она упорно старалась все запомнить, то в этом она была если не лучше нас обоих, то точно лучше меня.
Когда я вспоминал, как меня учили всему этому, я невольно радовался, что у Аиши есть такие бездарные учителя как мы. Мы не объясняли длинными непонятными словами, простые понятия, такие как интервал- любое расстояние между двумя нотами.
– Как думаешь, есть смысл учить лады?– я обратился к Эмили, надеясь на отрицание, так как сам я, вряд ли, что-то бы вспомнил.
– Нет времени – она покачала головой и, не задерживая внимание на мне, напомнила:
– Аиша, ты ещё должна постараться, чтобы удивить нас. Вместо фальши, мы хотим услышать сегодня нормальный звук – деловито сообщила вылитая преподавательница.
– Нельзя ли как-нибудь иначе, без всей этой теории, научиться резо… ма…на…ции, резонации, резонировать? – она распробовала это слово, и вкус ей, очевидно не понравился.