Страница 7 из 25
После переговоров император долго не мог уснуть. Его голова гудела от навязчивых горячих мыслей и ярких воспоминаний из прошлой жизни. При этом по его бледным щекам, заросшим крепким волосом изредка катились редкие слезы. Из его ума никак не уходили жена и дети. Черные думы вконец обуяли его, а сердце трепыхалось, как голубь в чужих руках. Он долго молился, целовал фотографии жены, детей и заснул только под самое утро, когда на востоке уже появились предвестники скорого рассвета. Он думал, что утром все решится, как нельзя лучше.
После разговора с Романовым, Рузский, связался с Родзянко по прямому проводу и рассказал ему о результатах переговоров с Романовым.
– Манифест слишком запоздал, теперь речь может идти только об отставке Романова – ответил ему Родзянко.
– Мне будет трудно сообщить об этом Николаю Александровичу.
– Что ж делать, Николай Владимирович нам в столице отнюдь не легче.
– Я с трудом убедил его, чтобы он согласился сформировать ответственное правительство.
– Поздно спохватился Романов. Слишком много воды утекло.
– В таком случае кто возглавит Россию?
– Его сын Алексей при регентстве великого князя Михаила Александровича.
– Как бы беды не вышло – война ведь идет.
– Война нами практически выиграна.
– Но она еще не закончена.
– Это-вопрос ближайшего времени.
– Мне думается, что вы играете с огнем.
– Николай Владимирович, на чьей стороне будет армия?
– Армия не будет вмешиваться во внутренние дела государства. Ей сейчас не до этого.
– И все же? С народом или с Романовым?
– Армия во время ведения войны с народом воевать не будет, потому что это не ее дело – резко ответил генерал-адъютант и поспешил попрощаться.
“Никуда вы от нас не денетесь. Вашими руками мы сковырнем Романовых с русского престола,“ – удовлетворенно подумал Михаил Владимирович.
В этот же день Рузский проинформировал Алексеева о разговоре с Родзянко.
– Я вас хорошо понял, – ответил генерал-адъютант. – Будем действовать сообща.
Наступило ликующее весеннее утро. На востоке России взошло негреющее солнце. Поля и перелески под солнечными лучами заблестели свежими красками. Поздним утром второго марта не выспавшийся и злой Рузский явился к бледному императору. Долго поспать государю и на этот раз не удалось.
Генерал-адъютант, щелкнув каблуками, горестно покачал головой:
– Ваше величество, я переговорил с Родзянко, и он мне объявил, что теперь одних уступок будет недостаточно, потому что обстановка в Петрограде резко изменилась. В столице подняли династический вопрос.
Романов взволновано заходил взад-вперед. Его фигура явственно выразила горестное недоумение. Генерал отлично понял, что могло стать причиной волнения государя. Всегда сдержанный император не находил себе места. Несколько мгновений стояла тишина. Ники что-то обдумывая, молчал. На измученные от бессонницы глаза легли темные тени.
Генерал-адъютант подал Ники бумажные ленты переговоров с Родзянко и Алексеевым с аппарата Юза.
– Присаживайтесь, Николай Владимирович, в ногах правды нет, – сухо обронил Романов, и, бегло просмотрев узкие полоски, брезгливо отодвинул их от себя.
– А что вы думаете по этому вопросу господин генерал?
– Ваше величество, нельзя допустить, чтобы армия развалилась, и чтобы страну охватила революция, – угрюмо проговорил генерал и, поправив дрожащей рукой пенсне, добавил, – Во имя спасения России вы должны пожертвовать всем и даже собой – ответил генерал и, отвернув глаза в сторону, недоуменно замолчал.
Слова Рузского поразили Романова. Государь нахмурил брови. Разговор принял совсем другое направление.
– Отречься от престола? – удивленно приподнял брови Ники. – Вы так считаете господин генерал?
Рузский промолчал. В душе государя поднялась досада, ему стало не по себе.
– Ну, так что же говорите! – воскликнул Романов побледнев, и по его лицу разлилась тревога.
– Я считаю, что надо спасать Россию, иначе она погибнет, – генерал усиленно проследил за выражением лица императора.
Романов кинул на Рузского удивленный обжигающий взгляд и, заложив руки за спину, отошел к окну. Несколько минут он просто стоял в полном молчании. Пауза стала угрожающе длинной. Генерал-адъютант снял пенсне, видимо зная, что это его сильно преображает.
– Смогут ли казаки изменить ситуацию в лучшую сторону? – наконец спросил Ники.
– Это-ничего не даст, ваше величество. Единственным и правильным решением будет, если вы передадите власть вашему сыну Алексею при регентстве вашего брата великого князя Михаила Александровича, – быстро ответил Рузский и его глаза завиляли как у хитрой лисы.
Романов, поведя в его сторону строгими глазами, вспыхнул. Государь выглядел в эти минуты сильно бледным, обычно добрые глаза Ники искрились синим гневом.
– В таком случае я хочу знать мнение всех командующих фронтами по этому вопросу.
– Ваше императорское величество, я должен вам сообщить, что даже Ваш Личный Конвой присягнул Временному Комитету, – вдруг объявил Рузский.
Государь, никак не проявив своего состояния, остался спокойным. Редкое спокойствие и способность взвешивать свои слова были даны Романову от рождения. Но кто знает, что творилось в это время в его душе. Однако нет никакого сомнения в том, что его потрясло известие об измене Конвоя Его Величества. Как он мог ему изменить? С большим трудом император смог овладеть собой, чтобы не показать генералу своей растерянности. У него довольно быстро образовался прежний порядок мыслей и представлений о происходящем. Он очень не хотел показаться слабым перед заговорщиками.
– Я хочу знать, что думают по этому поводу командующие фронтами. Жду вас с их ответами. Можете идти, Николай Владимирович!
На этом император и генерал, не прощаясь, расстались. Романов после ухода Рузского сидел, понурив голову без движения и без всяких мыслей. Он оцепенел от происшедшего. Его состояние передалось Матвею Васильеву.
“Ники тебе надо было арестовать их”, – с большим сомнением про себя сказал Матвей.
Однако в душе Васильев все же подумал, что у императора никаких других вариантов на тот момент не было. Нам сегодня легко давать советы, когда мы уже знаем, что может случиться. А вы попробуйте встать на место Романова. Что ему нужно было пролить русскую кровь? Или сменить командующих фронтами и начальника Генерального штаба? В то время, когда по всей линии фронта ситуация стабилизировалась? А победа над Германией уже была практически выиграна? Матвей был твердо уверен, что Ники этого никогда бы не принял таких решений. Это была драма семьи Романовых, и она стала катастрофически развиваться.
В этот же день Рузский сообщил Алексееву о просьбе Романова и тот без промедления оповестил всех командующих фронтами, чтобы они прислали в Ставку собственные мнения насчет отставки Николая II. Ответили все, кроме командующего Черноморским флотом адмирала А.В. Колчака. Адмирал, извещенный, о проведении плебисцита своего ответа не прислал, высказав своим поступком полное пренебрежение к императору. В своих ответах командующие фронтами за исключением командующего гвардейской кавалерией хана Нахичеванского высказались за отречение царя от престола. Русские генералы, нисколько не задумываясь, решили судьбу императора и его семьи, поставив своим решением народы России на край пропасти. Но будущее покажет, что это решение решит и судьбу многих из них. Позже они пожалеют о том, что сотворили собственными руками, но будет уже поздно, к этому времени слишком много воды утечет.
Между двумя и тремя часами пополудни генерал Рузский в сопровождении генералов Данилова и Савичева снова явился к Романову, и вывалил перед ним на стол целую кучу телеграмм. Ники, сильно волнуясь и меняясь в лице, стал поочередно брать в руки клочки бумаг, и беззвучно шевеля губами, начал мучительно читать их. Император не верил своим глазам тому, что было написано в телеграммах. Можно было подумать, что он заучивал их. Его ошеломили ответы командующих фронтами. Понимая, что произошло Ники, словно окаменел. Романова опалило чем-то горячим, у него закружилась голова, в глазах появились темные пятна. Вся жизнь замелькала бесформенными клочьями. Ники никак не ожидал, что прочтет в телеграммах страшные слова. Как его генералы могли так поступить? Как они могли изменить присяге? Как они могли предать его? Ведь он верил им как самому себе. Как можно поступать так во время ведения войны? У него это в голове не укладывалось. Особенно государя потрясла телеграмма вице-адмирала Непенина, которого он очень уважал и ценил как выдающегося морского начальника. Впервые Романов не смог скрыть своего сильного душевного потрясения. Его лицо покраснело как кумач, а глаза загорелись лихорадочным блеском. В его голове было много непривычных и горьких мыслей. Внутренним чутьем император понял, что ему не удалось избежать великих потрясений. Паразитическое окружение, в конце концов, подточило и разложило его самого. Что теперь будет с Россией?