Страница 6 из 13
До отлета самолета оставалось что-то около четырех часов, и мы с Костей и Валерием решили угостить на прощание Этьенна украинским борщом. Крупнейший специалист по борщам в соответствующей случаю обстановке, Валерий предложил ресторан в Архангельском. Ехали на машине Скачкова около часа. Приехали. Чудесное место, солнце, сосны, стилизованный дом – словом, все располагало к хорошему обеду. Костя отправился заказывать столик, а мы, поставив машину, уже было собрались к нему присоединиться, как вдруг я увидел, что Костя с изменившимся лицом бежит в нашу сторону, делая отчаянные знаки, из которых каждый русский, даже не владеющий азами семафорной азбуки, немедленно понял бы: в ресторане санитарный день! Но как объяснить это Этьенну, еще не оправившемуся после «душа» в отеле «Белград»? Выход был найден моментально, и мы в три голоса сообщили Этьенну, что в меню этого ресторана сегодня борща нет и мы поедем в другой, благо здесь недалеко. Через несколько минут мы притормозили у другого тоже стилизованного двухэтажного дома, в котором, судя по числу стоящих у подъезда машин, борщ был.
Заняли места на открытой веранде. Выплыла полусонная официантка. Заметив на ее некогда белоснежном переднике пятна явно борщевого происхождения, я сделал вывод, впоследствии оказавшийся ошибочным, о правильности нашего выбора. Запрос о борще был незамедлительно отклонен. Тогда мы пошли по уже опробованному варианту: «А что у Вас есть?» Последовал заученный в течение последней недели ответ: «Уха, бефстроганов, грибы…» Заказали, ждем. Пока я старался объяснить Этьенну, какая это вкусная вещь – уха, снова вплыла уже знакомая официантка и поставила перед нами тарелки с какой-то подозрительной темной жидкостью. После первой же ложки мы убедились, что обещанная уха изготовлена из грибов. Этьенну сегодня скучать не приходилось. Сплошные сюрпризы. Неутомимый Валера предложил после «борща» искупаться. По его словам, здесь неподалеку было приличное озеро. Правда, уже на пути к нему выяснилась одна пикантная деталь: плавки были только у инициатора заплыва – правда, две пары. Решили, что расклад неплохой и этого вполне достаточно.
Берег озера. Полно народа обоих полов. Сцена с переодеваниями. Этьенн, как гость, получил первоочередное право на плавки многоразового использования и смело нырнул в воду, за ним – Скачков. Мы с Константином в ожидании плавок томились на берегу. В конце концов накупавшиеся и посвежевшие отправились в Шереметьево-II, где и простились с Этьенном.
Впечатления от встреч на советской земле, очевидно, настолько переполняли Этьенна, что он выплеснул их корреспонденту ТАСС Виктору Хрекову сразу же после прибытия в Париж 9 июня. 12 июня я уже читал в «Советской России» заметку «Через Полюс на собаках», где Этьенн выражал удовлетворение по поводу переговоров в СССР и сообщал, что в июле предстоит трехсторонняя встреча в Париже.
Размахивая этой газетой, я приехал домой в Ленинград, где был встречен осуждающим взглядом Натальи, которая все еще продолжала считать, что затея эта до добра не доведет.
Прошел месяц и… О! благодатный ветер перемен и перестройки! Мечта становилась явью. И вот мы с Юрием Беляевым уже сидели в салоне самолета ТУ-154Б, выполнявшего рейс Москва – Париж. Моему спутнику было около шестидесяти, за его плечами Арктика, а в последние годы – Женева, где он работал в штаб-квартире Всемирной метеорологической организации, так что эта поездка в Париж для него не первая. Приземлились в Международном аэропорту Шарль де Голль: огромное здание круглой формы, из которого, подобно щупальцам осьминога, торчали рукава приемников, буквально «высасывающих» пассажиров из чрева самолетов. Наш «Тушка», ловко лавируя среди пузатых, многоглазых, сверкающих всеми цветами радуги «Боингов», в конце концов нашел свою «присоску». Полицейский на паспортном контроле, увенчанный характерным для французских ажанов цилиндрическим картузом, мельком взглянув на мою физиономию, поставил штамп в паспорте, и вот мы во Франции. Поискав глазами Этьенна и не обнаружив его, мы не особенно беспокоились, поскольку умудренные опытом мудрейших, запаслись кое-какой мелочью, чтобы позвонить в посольство в случае, если нас не встретят. По длинной стеклянной трубе эскалатора (я очень хорошо запомнил эти «космические» трубы по фильмам с участием Бельмондо и Ришара – перед тем, как попасть в самолет, они вечно путались в этих стеклянных лабиринтах) мы отправились за своим багажом.
Сходство с кино одними стеклянными трубами не ограничилось, и багаж уже нас дожидался. Этьенна же все не было. Тут я заметил женщину лет сорока пяти, которая, держа в руках табличку с надписью «Г-н Беляев и г-н Боярский», высматривала кого-то вдали. Я, как имевший огромный опыт встреч по табличкам, первым пришел в себя и отвлек женщину от ее занятия. Мы немедленно установили однозначную связь между собой и персонами, которые, судя по табличке, ее интересовали. Женщина на чистом русском языке представилась: «Марина». Она оказалась внештатным сотрудником МИД Франции, занимавшимся приемом советских делегаций. Этьенн попросил ее встретить нас и отвезти в отель, причем не с 17 часов, а сразу по прибытии. Мы сели в красный «Рено» Марины и со скоростью 120 километров в час помчались в сторону невидимого пока Парижа. Было тепло, но пасмурно. На сером полотне дороги виднелись следы прошедшего недавно дождя. Марина сообщила, что никогда бы не приняла нас за русских, и мы не сразу сообразили, радоваться этому или огорчаться.
Несмотря на то что обзор через ветровое стекло был ограничен, я пытался высмотреть знакомый, кажется с рождения, силуэт Эйфелевой башни, но тщетно. Зато сразу же бросился в глаза одинокий в своем величии стеклянный фонарь какого-то небоскреба. «Монпарнасская башня, – пояснила Марина. – В ней находится центральный железнодорожный вокзал, ваш отель находится как раз у ее подножия.» Мы выехали на бульвар Монпарнас и свернули на улицу Вожирар. Отель «Авиатик», как большинство отелей среднего класса в Париже, не имел шикарного подъезда и начинался как бы прямо с улицы, большим вестибюлем, из которого одна дверь вела направо в небольшое кафе, другая – налево в уютный холл. Прямо против входа располагалась конторка, за которой восседал дежурный портье. Народу не было ни души. Места на наше имя были забронированы, и нам выдали два ключа от двух номеров на шестом этаже. Мой номер был расположен практически под крышей, в довольно большой мансарде. Огромная двуспальная кровать, телевизор с минибаром под ним, неширокий балкончик, выходящий на улицу Вожирар, напротив крутые крыши жилого дома. Я принял душ в сверкавшей белым кафелем и никелем кранов ванной. Блаженство! Мне пока все здесь нравилось. (Совсем недавно прочитал в «Огоньке» очерк В. Конецкого о его встрече с Виктором Некрасовым в Париже. Конецкий тоже останавливался в этом отеле, и ему отель, так же как и, насколько я понял, весь февральский Париж не слишком понравились. Возможно, дело было в настроении.) Переодевшись, я зашел за Беляевым, и мы спустились в холл, где была назначена встреча с Этьенном и Стигером.
Ждать пришлось недолго. В холл со свойственной ему стремительностью вошел Этьенн. На нем была белая рубашка с коротким рукавом, галстук и те же светлые брюки. Из-за спины Этьенна, как мне показалось, настороженно выглядывал человек. Это и был Уилл Стигер. У него была густая длинная шевелюра, тяжелый подбородок и короткий слегка вздернутый нос. Когда он улыбнулся, на щеках образовались симпатичные ямочки и обнаружилось явное отсутствие одного переднего зуба. Мы познакомились. Уилл был повыше Этьенна, но ниже меня. Одет он был тоже в светлую рубашку с галстуком, который ему явно мешал, и бежевые брюки свободного покроя. Мы сели в «Пежо» Этьенна и поехали на первое заседание большой тройки в Географическое общество Франции на бульваре Сен-Жермен-де-Пре.
Массивные дубовые двери, мраморная лестница. Зал заседаний, вдоль стен застекленные стеллажи, на полках тусклым золотом отсвечивали переплеты старинных фолиантов. За столом, кроме нас, находились руководящие сотрудники Антарктической службы и представители МИД Франции. Американскую сторону, кроме Уилла, представляли администратор корпорации Стигера «Международные полярные экспедиции» Кати де Молль, молодая женщина лет 32–33 с бледным приятным лицом в очках, и смуглая, черноволосая, похожая на индеянку Лона Ней. Это и была та самая Лона, предполагаемое участие которой в экспедиции вызывало особое недовольство Наташи и недоумение остальных (за исключением, кажется, только Стигера) участников. Мотивы, побудившие Стигера пригласить Лону, были мне не совсем ясны. Я знал только, что в составе его группы, успешно штурмовавшей полюс в 1986 году, была женщина – американская учительница Энн Бэнкрофт. В статье из журнала «Нэшнл Джиогрэфик», посвященной экспедиции Стигера, я нашел любопытный кадр: Энн с чисто женским изяществом, балансируя на одной ноге, меняет промокшие носки после неудачного форсирования трещины; здесь же на соседнем фото – менее живописный кадр: ее сильно обмороженные щеки. Во время первой встречи я еще не знал, что Стигер уже отказался от своего решения – Лона присутствовала на встрече только как наблюдатель.