Страница 5 из 6
— Все дочки? — пораженно спросил монах.
— Ох, да… — ответил Ли и опять отпихнул жену: — Да погоди же ты, не болит почти уже, а кровь… кровь отстирать недолго. Дай сказать…
Женщина, чуть сдерживая себя, отступила и над многолюдным двором повисло молчание.
— Нынче… к нам… — слова давались Ли с трудом. — Пожалует господин… Цзянь-фэн… или Бянь Сун… нет, наверное, Цзянь-фэн… со своими друзьями… Вот…
Отец семейства беспомощно развел руки, закончил, мол…
— Зачем это? — спросила госпожа Ли после долгой паузы, за время которой И-Жэнь успел подмигнуть младшей из присутствующих девочек, а из дома показала острый ведьмин нос седая сгорбленная старушенция.
— Да… вот… — Ли Шестой виновато указал на спутника, а потом еще и кивнул на его оружие. — Биться будут…
Сбивчивый, но красочный рассказ Ли взволновал маленькую общину. И в обычное время расторопные, женщины под управлением вылезшей из дома старухи (сущей горной ведьмы) в этот раз метались ловкими вихрями: умыть гостя, накормить гостя, напоить…, впрочем, от последнего Иттэй отказался, памятуя прошедший бой. Только одно озадачило толстого монаха — когда Ли заговорил о его победе над Цзянь-фэнем, старшая дочь выронила деревянное ведро с водой… что и понятно. Но почему стало плохо второй дочери?! Однако, сильно задумываться об этом, вслед за почтенным Ли, он не стал — жизнь ответит на все вопросы.
Старуха, кстати, оказалась почтенной матушкой хозяина. Деловито и строго озаботив каждого — сын тоже слушался ее беспрекословно — она подошла к монаху, крепко держа ту самую трехлетнюю малышку за руку. За ее спиной третья дочка держала на руках младенца. Белесые зрачки цепко осмотрели пришельца.
— Мяса много ест…
Хэшан промолчал, но глаза округлил.
Это оказались ее единственные слова, сказав которые, она немедленно уволокла детей в дом. Где их и оставила, чтобы опять командовать семьей.
… К вечеру суета домашних переместилась подальше от гостя. Монах, оказав небольшую помощь в хозяйстве (не занять лишние мужские руки для земледельцев было сродни безумию), наконец, приведя себя и оружие в порядок, свободно развалился на траве около стены сарая…
Женщины под навесом занимались готовкой. Молча, стараясь не шуметь. Только иногда в шорох листвы недалеких деревьев вплетался тихий звяк посуды или шелест ткани. Завела свою весеннюю трель какая-то пичуга… Закуковала кукушка, тревожно от нее — не то вести из запредельного мира несет, не то послание любимого — И-ЖЭнь вспомнил парня. Хороший человек… Вот спеси чуток убрать, да почтения к старшим добавить… Будет уважаемый человек… Хорошо…
Не заметил, как задремал… окунулся в сон… просторный и свежий, как весенний воздух. Глубокое, подсвеченное закатом небо рухнуло на него… окатило невыразимой ясностью чувств… Потом пришел шепот, странный, не живой…
Монах проснулся сразу, рывком сел.
Вечер угасал уходящим за горы солнцем, треском цикад… В сгустившемся сумраке случайным всплеском вечного спокойствия мира послышались далекие голоса и треск факелов. Оранжевые огоньки заметались по дороге на склоне… почему-то навевая тревогу… Словно тусклая усталость неизбежности бросила тень своих крыльев на вечернюю долину.
Пока И-Жэнь думал об этой тревоге, в ворота заколотили — хотя проще было просто перелезть через невысокую стену.
Ли помчался открывать ворота колышущейся массе освещенных факелами голов и плеч. Остальные домочадцы с тихим гомоном устремились к дому. Хэшан проводил взглядом жену Ли: «Курица… ну точно курица», — усмехнулся он про себя и встал навстречу входящим во двор «гостям».
Молодой Бянь въехал во двор верхом. Вместе с ним, тоже конно, во вдоре оказался тучный бородач с ломаным носом, облаченный в короткий пехотный панцирь.
— Я Чжао Пу, бинфу войск поддерживающих порядок! Где бродяга, обнаживший оружие против честных людей!?.
За его спиной шедшие пешком «молодцы» медленно входили во двор, разбредались вдоль забора, кто-то уже присел на корточки.
«Что ж так тоскливо-то?» — У-сэн поскреб подбородок, прислушиваясь к себе.
— Чего молчишь?
— Вечер добрый, почтенные, — ухмыльнулся И-Жэнь и коротко поклонился. — Вы кого-то спрашивали, решил не отвлекать вас.
Бинфу тронул пятками бока коня, надвинулся на монаха.
— Наглец, знаешь, что полагается нападение на…
— Брат Чжао, оставь его мне! — Бянь Сун спрыгнул с коня, вынимая меч из ножен.
— Вы только не поубивайте друг друга, — хмыкнул в ответ бинфу, — А то хороших людей на свете и так мало, — обернулся к воротам и окликнул: — Эй, кто там застрял!? Чего стоишь? Заходи!
…
Время замедлило своей бег по бесконечной спирали, зависло над пропастью… Сам не понимая почему, И-Жэнь попытался вскинуть руку в предостерегающем жесте, но не успел. Он видел медленное движение своей руки, шаг Цзянь-фэня, словно сквозь патоку… и видел вплывающее в свет факелов лицо опоздавшего… переставшего жить…
События вдруг рванулись вперед испуганным табуном. Что-то невидимое ударило монаха в грудь, схватило сердце, обдав холодом. На миг показалось — душу выбило из тела! Может, это и помогло! Со стороны смотреть было легче. Даже на себя обмочившегося, хе-хе…
А от ворот, между тем, распространился крик… сначала ужаса, а потом агонии. Размылось движением полуразложившееся лицо-маска, черной молнией взметнулся меч… Звук навеял воспоминание: человек высасывающий мозговую кость…
Мгновение спустя И-Жэнь вернулся в себя… Ужас почти ослепил, заставил попятиться, закружил мысли в бешенном хороводе, разрывая их в клочья… И так же отступил, встав рядом давящей вязкой массой.
У ворот молниеносно перемещалась темная, и, похоже, не совсем материальная фигура, распространяя вонь тлена и страха. Но непосредственным орудием этого Нечто являлся меч, который угадывался в смазанных движениях…
Ближайшие «молодцы» опали отдельными кусками…
Конь под Чжао взвился на дыбы и всадник рухнул под ноги чудовища… попытался увернуться… медленно… страшный меч прошел сквозь кости руки… почти светящимся фонтаном из раны брызнула кровь…
Цзянь-фэнь неизвестно каким чудом умудрился отвести добивающий удар и напал на мертвеца сам. И тут же чудо повторилось — встречная атака не убила парня на месте, хотя и заставила перейти в жесткую оборону…
Позже И-Жэнь так и не смог вспомнить миг, в который смог заставить себя шагнуть вперед, на помощь парню — слишком далеко вышел за свои пределы. Но все же смог шагнуть, а потом и побежать…
Мимо бегущего к врагу монаха, шелестя тканью, промчалась визжащая фигурка и метнула в чудовище горсть чего-то, взметнувшегося быстро опадающим белым облачком… И-Жэнь понял что это, но додумать до слова не успел — жуткий вопль оглушил, заставил пригнуться, упереться ногами в землю, сопротивляясь давлению крика…
Когда он распахнул глаза, Нечто слепо пластало туманным клинком над неподвижно лежащей девушкой… а в стороне Цзянь-фэнь пытался подняться на ноги. Получалось у него плохо… Не раздумывая, только ощущая в руках древко чен-дао, монах опять ринулся вперед. Навстречу пустым глазницам в давно сгнившей черной плоти, покрытым гноем зубам… Чудовище открыло рот и закричало втягивая крик в себя… Опять накатил, навалился лавиной страх. Ставший еще большим, когда у-сэн понял — Это его видит.
Хэшану понадобилось все его умение для отражения новой атаки. Чудовищной во всех смыслах. Он выдержал и войну с отказывающими от страха мышцами… Страх… Это был не его страх… Это был страх навязанный ему… перебороть его не получалось. Точно так же, как раз за разом отражая удары, не получалось переломить ход поединка в свою пользу…
Руки уже были готовы отказать, когда позади чудовища мелькнула другая фигура и сверкнувший красным отблеском огня клинок обрушился мертвецу на голову…
Утро встретило похмельной головной болью и чувством зря прожитой жизни… Выстиранные штаны и исподнее повисли, вместе с портками большей части пришлых на деревянной перекладине недалеко от кухни. Рассветный холод гулял по голой коже ног, забирался под полы халата, и монах, не вставая с облюбованного бревна, начинал шевелить пальцами ног — согреваться. Его, как героя, не беспокоили. Даже накормили пресной кашей из проса. А вот про запивку забыли в хлопотах. А последние навалились не шуточные. О них-то монах и размышлял в своей героической праздности…