Колхозное строительство 6

— Марк Янович, а чем там у вас волхв Алешенька занимается?

— Добровольский Алексей Александрович? Секту создал, гадёныш. Не понимает, когда ему объясняешь пагубность этой затеи.

— Упустил. Купите ему билет до Алма-Аты. Пусть увольняется и едет сюда. А чего за секта?

— Целители народные.

— Ну ни фига себе! А чем вы тогда недовольны?

— Не верю я в эту бесовщину. Хотя… — там надолго замолчали.

— Марк Янович, ау! Вы ещё с нами?

— Пётр Миронович, тут такой казус… — опять молчание.

— Товарищ Макаревич!

— Пётр Миронович, к нему в секту мужчина один приехал. Самим нужен! Но за сотню немецких швейных машинок с электрическим приводом — отдам.

— Это что сейчас было? Вы только что выкручивали руки члену Политбюро?

— посмеялись.

— К Алёшеньке врач один заявился. Он такой же — не совсем из нашего мира. Так он уже в городе десятка три алкоголиков вылечил! Как отрезает. А ещё они трудоголиками становятся.

— Правда? — это ведь не параллельная вселенная с колдунами и ведьмами.

— В том-то и дело, что, правда.

— И как это чудо звать?

— Довженко Александр… сейчас гляну, Романович. Он работал главным врачом кожно-венерологического диспансера в Феодосии. Затем — в медкабинете морпорта. Ну и как-то списались с Добровольским. Так он сейчас уже несколько гипнотизёров в Краснотурьинск переманил! Милиция ругалась сначала — а теперь сама им клиентов поставляет. Довженко отдам, скрепя сердце — а остальных нет. Не всех ещё пьяниц извели.

— Сто швейных машинок?

— «Зингер»!!! — крик души.

— Так «Зингер» — это американские, не немецкие. Ну, это мелочи. Высылайте святых. Сейчас буду Бику звонить.

Не дали. Нет, в смысле потом позвонил — но вот сейчас не дали. Доказали постулат «мысль материальна» — да ещё и притягивает к себе предметы этих мыслей. Случай анекдотичный. Из разряда: «Да ну нафиг!»

Вошла встревоженная Филипповна.

— Пётр Миронович, там, в аэропорту, задержали человека. Он по-русски ни слова не говорит.

— Казах? С гор? — мало ли.

— Негр! С джунглей!

— Весело. И чего — я тут причём? — только ведь про негров с Козьмецким разговаривал.

— Он говорит: «Крилья Родни». И показывает фотографию группы и в Сиомару Анисию Орама Леаль пальцем тычет.

— Чудны дела твои, Господи! Как он до Алма-Аты-то добрался? Чего его в Москве не повязали? А где сейчас у нас Сиомара? — что-то совсем «Крылья» развалились, а Андрюха песен новых требует. Пора собирать.

— Так что передать в Аэропорт? — не объедешь.

— Пусть сюда везут. Он хоть на каком языке лопочет?

— Кто говорит — на испанском, кто — на португальском. Среди милиции полиглотов не шибко много.

— Ну, хоть не суахили. Попросите найти переводчика с испанского, и обоих сюда. Когда работать?

Событие тридцать шестое

— Любишь меня?

— Люблю!

— А если я попрошу тебя стать моей?

— Да хоть сейчас! Только у меня есть одно условие…

— Какое?

— В десять часов вечера я всегда должна быть дома, потому что мой муж возвращается со второй смены в четверть одиннадцатого.

Мальчугана звали Теофило Хуан Кубильяс Арисага. Арисага — как-то так японскую винтовку зовут, кажется? По документам девятнадцать лет — но кто ж их там, негров, разберёт. Хотя на человека, вышедшего из джунглей без паспорта, не похож. Круглолицый, плотный — но в то же время живчик. Марадона эдакая. Почему «марадона»? Дак сходу на вопрос: «Ты чьих будешь?» ответил: «Пеле».

Пётр Пеле на банке с кофе видел. Нет, не похож. Стоп. Кофе! Надо заметочку в блокнот сделать. Нет, не выращивать — там скоро в моду войдут кофейные зерна из какашек птиц и мартышек. Нужно опередить. Как бы то ни было — этот юноша на Пеле не походил.

— Извините, Пётр Миронович, я, наверное, неправильно перевела. Он сказал, как Пеле, — поправилась худая как щепка женщина, что отыскалась на небесконечных просторах Алма-Аты через час после аврала. Ну, так себе переводчик. Не популярен у нас язык Сервантеса. А сервант, кстати, он изобрёл?

Твою ж! Вспомнил Пётр Кубильяса. Нет, не самого. Откуда? И ни разу не футбольный фанат — но это имя запомнилось. В конце восьмидесятых как-то читал в газете «Советский Спорт» заметку. Вот про него. В Перу его команда попадёт в авиакатастрофу. Теофило уже старенький будет и отойдёт от дел — а тут вернётся и будет играть, и возродят команду. Его несколько раз признают лучшим игроком Южной Америки. Участник трёх чемпионатов мира. Потом. На самом деле «как Пеле». А зачем его боги в Алма-Ату прислали?

— Спросите его, Тамара Андреевна, чего надо «как Пеле»?

Спросила. И зависла. Посмотрела фотографию группы. Не отошла. Надо разруливать ситуацию.

— Тамара Андреевна! Сложности перевода?

— Кхм, нет, Пётр Миронович, сложности восприятия…

— Может, вместе?

— Он приехал признаваться в любви Сиомаре Анисии Ораме Леаль — певице из группы «Крылья Родины».

— Понимаю вас…

— Чего ему ответить? — быстрее Петра в себя пришла.

Негритянку Джанетту Анну Альмейду Боске взял в жены бледнолицый Высоцкий. А на беленькую, как сметана, Сиомару претендует чернокожий. Там в группе ещё есть из экзотики Керту Дирир. Не негритянка в чистом виде, эфиопы — они посветлее, и черты лица другие. Но и не белые — африканцы. Так вот с Керту — сложности. Замуж её выдать непросто. Во-первых, у претендента есть жена, а во-вторых, этот претендент — Пётр Миронович Тишков. Вот взяла и влюбилась! В старика.

Ну да с Керту — меньшая проблема. Сильно не вешается на шею. Кошка дикая. «Воин» ведь имя переводится.

Проблема с Теофило.

— Что ему ответить? Ответьте, что Сиомара Леаль сейчас в Москве в консерватории учится, но скоро приедет.

— ¿Сuando llegue? — в потолок смотрит. Считает мух? Так зима.

— Не надо переводить. Квандо? И так понятно. Когда? — тоже в потолок, — Через неделю.

Вынырнул из подсчётов.

— Пётр Миронович, он денег просит на поездку в Москву.

— Да я уже и сам понял. Скажите ему, Тамара Андреевна, что нужно тут подождать.

— Он говорит, что денег нет. Sin dinero.

— Ерунда какая. Стоп! Переведите ему, пожалуйста, что эту неделю он будет жить в общежитии команды «Кайрат» Алма-Ата, с ними тренироваться и питаться. А потом я ему денег дам. А как он без денег добрался? Футболист ведь — богатый, наверное. Хотя хрен знает, как там у них в Перу.

— В Москве украли.

Нужно позвонить Циневу. Это беспредел. У «почти Пеле» кошелёк стибрили. Позор на весь мир.

Тренер «Кайрата» был из того же списка, что и Теофило. Он был корейцем. Самое интересное, что до него тренером алма-атинской футбольной команды был немец Келлер, так его теперь законопатили в Киргизию — тренировать клуб «Алга» из Фрунзе. Не получалось у «Кайрата» стать чемпионом — решили поменять тренера. Звали корейского тренера по-корейски: Андрей Буирович Чен Ир Сон. Позвонил. Нашли. Привезли.

— Андрей Буирович, вон там, в приёмной, сидит товарищ из Перу. Вы его в общежитие устройте и на довольствие поставьте — у него деньги украли в Москве. И проверьте. Товарищ хвастает, что лучший футболист Южной Америки, — обманул, ничего такого Кубильяс не говорил. Но проверить-то надо! — Потом перезвоните. Сообщите ваше мнение.

Занимался другими неграми, когда позвонил Буирович.

— Пётр Миронович, а можно его оставить у нас?! Он половины команды стоит! Просто и вправду Пеле! А может, и лучше! Я такого ещё не видал!

— Я по дороге домой заеду с переводчицей. Поговорим. А вы-то с ним как общаетесь?

— Ну, он немного английский знает, я немного. Я ведь корейскую сборную несколько лет тренировал, а по-корейски я не умею. На английском наблатыкаться и мне, и игрокам оказалось быстрее. А больше-то, конечно, жестами.

— Накормили хоть?

— Он, оказывается, два дня не ел! Три порции срубал. Сейчас спит, прямо в раздевалке на лавке.

— Ладно, скоро буду.

Вот что любовь с человеком делает. Увидел клип в кино… И всё — кирдык. Туши свет. Поехал жениться. Бальзаминов! Сам бы не увидел — не поверил.