Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 56

Ну не было тогда в СССР пластиковых зажигалок, которые сейчас продаются в каждом табачном ларьке.

Так вот: собирает как-то Вождь советского народа у себя в кабинете директоров всех спичечных фабрик. Было их на весь союз немного — с полдюжины. Некоторым пришлось ради этого короткого разговора ехать из-за Урала и с Кавказа. Широка страна моя родная. Иосиф Виссарионович молча достаёт из ящика трубку, коробок спичек, пытается прикурить, чиркает — спичка тухнет. Другой коробок, чиркает — спичка гаснет. Третий — спичка ломается. Раза с шестого-седьмого Сталину прикурить все-таки удалось.

Выдохнув табачный дым и глядя на директоров, начавших понимать, к чему

клонит вождь, и чем это может закончиться, Сталин произнёс: «Так, товарищи руководители, вопросы есть?»

Вопросов не оказалось, директора молча отрицательно покачали головой. «Раз нэт — свободны».

И наладили. Ну, наверное. Очевидно, алма-атинского не позвали. Придётся завтра Пётру из себя изображать товарища Сталина. Надо усы отрастить! Без усов эффекта того не будет.

Лучший друг физкультурников справился со спичками — и у Петра получилось. Привезли Машу, покормил, чаем горячим напоил и спать под тремя одеялами уложил. Нужно утром будет шашку-то наточить. Сам мёрз — все лишние одеяла кончились. Один полушубок остался. Укрылся, но снял — тяжёлый. Как называется процесс, когда один элемент в другой превращается? Там углерод точно на свинец заменили.

Утром в ЦК на Комсомольскую вызвал профильных спецов: министра лесной и деревообрабатывающей промышленности Михаила Валентиновича Никифорова и председателя Госкомитета лесного хозяйства Сейтгали Джакипова. Почиркал спичками.

— Объясните?

— Чего? — хором.

— Почему спички горят хреново?

— Нет.

— Сейчас ругаться начну.

— Пётр Миронович, вот, возьмите зажигалку, — протянул тяжёлую железную штуку Никифоров.

— Почему ваши спички не горят?

— Но это не наши спички.

— А этикетка?

— Это Барнаульская спичечная фабрика. Ей такую разнарядку дали — заповедники на этикетке печатать.

— А Барнаул — это…

— Алтайский край. РСФСР.

— Слушайте, извините, товарищи, этикетка сбила с толку. Ну, раз уж собрались, может, отвезёте и покажете, где у вас эти волшебные дикие яблони растут?

— С радостью.

Поехали на трёх УАЗиках и одной «Волге». В «Волге» — три телохранителя. В двух УАЗиках — милиция. Пётр сел с лесниками. Ехать пришлось чуть не час — дорогу не чистили. Не то чтобы совсем заметена, но с проблемными местами. Один ментовский УАЗик заглох.

Приехали.

Почти. Чуть не доезжая до стана, дорога была перекрыта трелёвочником с зачекерованными хлыстами древесины. Пока трактор старательно пробивал снежную бровку, уступая УАЗу дорогу, Никифоров вышел покурить. Пётр с Джанкиповым тоже вылезли, ноги размять. Менты остановились метрах в пятидесяти, а «девяточники» — рядом. Тоже перекур устроили. Джакипов подозвал тракториста, который с большим трудом сумел согнать трелёвочник с дороги. На морозном воздухе главный лесник принюхался, и:

— Да он же пьян!





— Действительно, пьян! — тоже принюхавшись, подтвердил Никифоров.

— Фамилия! — набросился на бедолагу Джакипов.

— Орхипенко, — понурил голову тракторист.

— Ты, Орхипенко, сегодня трактор сдай, а завтра первым делом в управление — я лично тебя по тридцать третьей уволю.

Тракторист сначала вроде что-то хотел вякнуть, отчаянно показывая на трактор без стёкол и дверей — но, посмотрев на каменные лица руководства, отчаянно махнул рукой и направился к своему железному коню. Дальше ситуация вышла из-под контроля, так как через минуту тракторист вернулся с неплохой такой монтировкой. Не обращая внимания на открытые рты начальников, он саданул монтировкой по лобовым стёклам УАЗа, потом по боковым — почесал затылок, вынес и заднее стеклышко. Потом так же молча залез в салон и шарахнул монтировкой по крыльчатке печки. Осмотрев творенье рук своих, он остался вполне доволен и, достав из-за пазухи едва початую бутылку водки, сунул её в руки так и стоявшему с открытым ртом министру.

Тут подоспели и менты, и КГБшники — повязали и ткнули мордой в снег.

— А ну отставить. Отпустите мужика.

Не сразу, далеко не сразу — но джигиты местные и бугаи московские мужчинку отпустили. Монтировку, правда, не отдали. Орхипенко отряхнулся, дошёл до трактора и залез в кабину без окон и дверей. Трактор рявкнул, окутался сизым дымом и минут через пять скрылся за поворотом.

До Алма-Аты было сорок пять километров, мороз градусов семь и ветер. Водку лесники выпили километров через пять, и по приезду уволили механика участка, предупредив главмеха, что следом пойдёт и он, если в течение двух дней все трактора на участках не будут оборудованы стёклами, дверями — ну и, конечно, печками. Ну, это так потом Никифоров отчитался.

Про тракториста никто не вымолвил ни слова.

Сходил, называется, за спичками.

Событие двадцать седьмое

— Ближе к полуночи моя сущность меняется.

— Под светом луны превращаешься в волка?

— Не, под светом из холодильника превращаюсь в саранчу.

Состав совещания был мал да во… Вонюч! Без всяких кавычек. Козьмецкий, чёрт бы его побрал, вылил на себя целый литр одеколону, и сейчас благоухал на весь кабинет. Запах был противный. Что-то терпкое, цветочное, экзотическое. Американец, чего с него взять! Министра финансов Илью Лукича Кима запах, похоже, тоже раздражал, так как он отсел от будущего министра экономики на максимально возможное расстояние — то есть на метр. Министр сельского хозяйства Михаил Георгиевич Рогинец сидел рядом с Георгием Георгиевичем и, судя по кислому выражению лица, тоже бы отсел, да вот беда — некуда. Мельник Григорий Андреевич, министр производства и запасов сельскохозяйственной продукции Казахской ССР, сидел по другую сторону любителя парфюма и эмоций не выражал. Последним прозаседавшимся был предсовмина Казахстана Масымхан Бейсебаевич Бейсебаева.

Новый гражданин СССР хвастал вчера полученным в Москве паспортом. Вот убожество-то. Привыкший к совсем другого вида красивым ярким красно-коричневым книжечкам с золотым тиснением, Пётр в двадцать какой-то раз дал себе слово нарисовать образец и отдать Косыгину. Сейчас паспорта немного меньшего формата, обложка — тёмно-зелёная с диагональной фактурной сеткой. Надпись «ПАСПОРТ» посредине, и в верхней части — чёрный герб СССР.

Обсуждать собрались сельское хозяйство. Ну, это приглашённые дядьки так думали. Пётр, собирая товарищей, тоже думал о сельском хозяйстве, но о другом.

— Так, давайте начнём, товарищи. Я сейчас буду вслух мечтать, а вы — меня поправлять. Только ногами не пинайте. Уверяю вас — это не бред. И Белая Горячка ко мне не заходила. Первое — звероводство. Представьте себе километровые навесы. Просто крыша без стен, и под ней в несколько рядов — тысячи и тысячи клеток. В клетках — черно-бурые лисы, норки, горностаи, ондатры. В чём главная проблема звероводческих хозяйств?

— Мясо? — сходу выдал Мельник.

— Точно, Григорий Андреевич. Мясо. А у нас миллионные стада сайгаков. Нужно сегодня же запретить их отстрел, и тем более — продажу мяса населению. Пока мы скупаем по всему миру, будущие шапки и шубки пусть размножаются. А потом нужны не дикие орды стреляющих тысячами сайгаков, а заготовители кормы для зверосовхозов. Браконьеров расстреливать на месте. И это не шутка! Оформлять как попытки нападения на сотрудника милиции. Уверяю вас, они исчезнут как класс после нескольких публикаций в газете и показа новостей по телевизору.

— Так нельзя! Это же люди! — вскочил с места Бейсебаев.

— Так будет. Перед этим нужно провести акцию в газетах и по радио с телевидением — предупредить. Кроме того, введите новую статью в Уголовный кодекс республики. Пусть называется «Нанесение вреда экономике Казахстана». Конфискация и десять лет принудительных работ. Канал будут вручную рыть от Каспийского моря к Аральскому.

— Канал?