Страница 36 из 41
По счастью, полководцу Маврокатакалону, которого император Алексей I срочно направил против печенегов, удалось дать им отпор: в завязавшейся в марте 1087 г. битве под Хариополем степняки были разбиты, а их вожди хан Челгу и отступник Шоломон погибли. Варварам пришлось возвратиться обратно. Поняв, что, если не предпринять предупредительных мер, каждую весну ему предстоит тревожно смотреть на Северозапад, Комнин летом 1088 г. собрал значительное войско и выдвинулся к подножиям Балканских гор, став лагерем у Адрианополя. Как всегда, византийцы рассчитывали на то, что им удастся внести сумятицу и раздор в стане врага, перекупив некоторых из них. Но, на удивление, ни один печенег не покусился на византийское золото, ни один перебежчик не явился в лагерь Алексея Комнина.
Царь разделил свою армию на две части, одну оставил при себе, а во главе второй группировки поставил полководца Георгия Евфорвина. Его он и направил вниз по Истру с целью окружить врага. Узнав, какая грозная сила движется на них, печенеги отступили и бросили клич по становьям своих соотечественников, призывая тех прийти к ним на помощь. Желая выиграть время, они пошли на хитрость и направили к императору Алексею I посольство из 150 человек с предложением мира и даже союзничества.
Какова на самом деле цель посольства, царь догадался без особого труда. Но дипломатия – тонкая наука, и просто отказать печенегам в их инициативах было нельзя. Кроме того, всегда оставалась надежда на мирный исход кампании – византийская дипломатия нередко творила чудеса. И император пошел на встречную хитрость: зная, когда должно наступить солнечное затмение, Алексей предложил печенегам отдать их дело на «суд Бога». Если, сказал он, в небе случится какоето знамение, то это будет очевидным знаком того, что василевс обоснованно отвергает условия печенегов. Те, ни о чем не подозревая, легко согласились. Конечно, все произошло по законам физики – 1 августа 1087 г. случилось солнечное затмение. Степняки были поражены, но почемуто мирные инициативы все же отозвали267.
После этого Комнин продолжил наступление и остановился у древней Преславы, на реке Тыге. Здесь его армии пришлось отбиваться от конных разъездов печенегов, но в целом, продолжив путь, она довольно упешно дошла до Дуная, став лагерем у крепости Силистрия. Два месяца византийцы осаждали этот город, но безрезультатно. Ввиду приближающейся зимы, опасаясь, что печенеги обойдут его с флангов и пройдут на Балканы, Комнин дал армии приказ отступать.
Увы, это было ошибочное решение, предопределившее последующее поражение. Случилось худшее, о чем опытные офицеры предупреждали василевса – печенеги внезапно напали, и византийцам, не успевшим встать в боевые порядки, пришлось наспех принимать сражение. Тем не менее баталия длилась почти целый день, и ее результат вовсе не был предопределен. Но в решающий момент печенеги получили помощь своих соотечественников, которые в количестве 38 тысяч всадников подоспели к месту схватки. Это, конечно, решило исход битвы. Сам император проявлял чудеса храбрости, был в очередной раз ранен, едва не попав в плен, но это ничего не могло изменить. Потери византийцев были очень велики, погибло много знатных аристократов, например, сын императора Романа IV Лев Диоген (1069—1087), верный друг и соратник Комнина. Брат царя Адриан Комнин (1060—1105) был тяжело ранен и едва спасся. Кроме того, в плен попал кесарь Никифор Мелиссин и множество знатных сановников.
Император с остатками войска поспешил в Константинополь, чтобы собрать деньги для выкупа пленных, а печенегам еще предстояло пройти через сражение с половцами, вскоре подошедшими к месту боя и потребовавшими свою часть добычи. Разумеется, они получили отказ – степняки ценили богатство выше своей жизни. Но свежие и многочисленные половцы разбили печенегов, захватили добычу и вернулись в степь с твердым желанием в следующем году вновь вернуться на Балканы268.
Византийские дипломаты тут же воспользовались враждой между двумя своими противниками, начав осторожно сталкивать их друг с другом. Император заключил мирный договор с печенегами и, одновременно с этим, втайне от новых «друзей» направил посольство к половцам, которым предложил богатые дары в обмен за отказ от византийских владений, на которые те претендовали269.
Теперь у царя появлялись различные варианты: если агрессию проявят половцы, он мог апеллировать к печенегам. Если войну начнут печенеги, можно было призывать на помощь половцев, ссылаясь на заключенный договор. Единственно, чего следовало опасаться – объединения половцев с печенегами, после чего никто уже не смог бы помочь Византийской империи.
Выпавшую ему передышку император использовал чрезвычайно продуктивно. Он выкупил своих солдат из печенежского плена и сформировал из них новые военные полки. Помимо этого, царь призвал на военную службу сыновей знатных аристократов, павших на полях сражений, и начал деятельно обучать их. Эта национальная гвардия, «архонтопулы» («сыновья архонтов»), насчитывавшая 2 тысячи человек, стала грозной силой, своего рода «священным отрядом» древних спартанцев. И оказался прав, поскольку для печенегов мирный договор был и оставался простой формальностью, цена которой зависела от их настроений. Вскоре степняки вновь начали свои набеги, без особого труда захватили Филиппополь и угрожали продвинуться дальше.
Император оказался в чрезвычайно тяжелом положении: его армия была значительно меньше по численности печенежской орды, и никакое открытое сражение с ней казалось невозможным. Но, как всегда, неунывающий и быстрый умом Алексей I организовал серию колких нападений на отдельные отряды степняков. Вскоре, не расположенные к затяжной войне, опасаясь подхода большого византийского войска – царь умел распускать грозные слухи – печенеги предложили заключить новый мирный договор. Но и он существовал недолго. Уже зимой 1089—1090 гг. печенеги вновь вошли в область Адрианополя и начали грабить окружающие территории.
В это тяжелое время произошел один примечательный эпизод, вполне раскрывающий характер и образ мыслей нашего героя. Понимая, что без помощи латинян ему едва ли возможно будет решить турецкую и печенежскую угрозы, Алексей I тем не менее занял активную позицию по некоторым богословским вопросам, надеясь, с одной стороны, не вступать в противоречие с традициями Восточной церкви, с другой – навести мостик для мирных переговоров с Западом.
После долгого обсуждения с епископами царь запретил христианам латинского обряда, проживавшим на территории Римской империи, богослужение на опресноках. Но тут же активно вступил в переписку с Римским папой. Урбан II, этнический француз, вовсе не считал раскол Церкви свершившимся фактом и мудро признавал, сколь много ошибок в отношениях с Константинополем было сделано его предшественниками. Отменив отлучение, наложенное на императора, он отправил к византийцам своего кардинала Рожера и аббата грекоитальянского монастыря Николая. В духе икономии и примирения апостолик просил у императора разрешить в Константинополе служить по «латинскому» обряду для западных христиан – всего лишь. Алексей Комнин тут же созвал синод, который уведомил Рим, будто прежнее исключение имен апостоликов из восточных диптихов есть недоразумение и что вообще по канонам такое исключение может иметь место лишь по приговору Собора270.
Затем по поручению царя Константинопольский патриарх Николай III (1084—1111) написал папе ответ, в котором великодушно разрешал латинским церквам не только вновь открыться в византийской столице, но и служить по своему обряду. Он обещал вписать имя понтифика в диптихи своей Церкви, если тот соблюдет старое формальное правило и пришлет в Константинополь собственное исповедание веры, как это повелось с древних времен.
К сожалению, протянутые друг другу руки так и не сомкнулись: скоро новые проблемы овладели и императором, и папой. Урбан II так и не прислал просимого патриархом исповедания веры – впрочем, не лишено основания предположение, что понтифик просто не желал вновь поднимать старый спор о Filioque, неизбежный, как только ему пришлось бы собственноручно писать Символ Веры.