Лютый беспредел

На них-то и делались прибыли «Бульдога» – так назывался спортивный комплекс, в котором работал Сергей Карачай. На слабовольных личностях, плативших за год занятий вперед, но не способных заставить себя потратить на свое здоровье хотя бы два-три часа в неделю. Сильва называл их овцами и баранами. Он говорил, что мир делится на таких вот травоядных и хищников. «Мы – хищники, – с гордостью утверждал он. – Живем меньше, имеем больше. Нас блеять и хрюкать не заставишь. Мы особой породы».

Вспомнил об этом Сергей и ему перехотелось бить по подбритому затылку клиентки. Стало жаль ее. Овца – она и есть овца. Травоядное. Рано или поздно ее сожрут, а пока что стригут все, кому не лень. Да те же парни Сильвы. Сергей пока что в команду не входил, отирался поблизости, ждал конца испытательного срока. Потом предстояло пройти экзамен – какой ему не говорили заранее. Было немного боязно, но все равно Сергей ждал своего часа с нетерпением. Он отчаянно хотел к Сильве. Быть хищником, а не травоядным.

Ему удвоили испытательный срок из-за отца. «Мусорской, – шептались за спиной Сергея. – Нет веры сыну мента. Заложит папаше, и все дела». Все, что пока позволялось ему, это присутствовать на тренировках бойцов, подносить им воду, подкатывать блины к штанге, мотаться по мелким поручениям. Но он и качаться успевал, потому что не хотел ни в чем уступать остальным, а если получится, то и превзойти их.

Ростом Сергей Карачай не удался, пошел в отца: такой же невысокий, тонкокостный, ладного, но не богатырского сложения. Тем не менее он старался, тягал железо с некоторым даже исступлением, и это приносило свои плоды. Мышечная масса росла и набухала, грудь все больше принимала очертания двух составленных вместе плит, живот бугрился вздутыми мускулами, на руках обозначились увитые венами бицепсы.

Кроме того, Сергея помаленьку натаскивали на ринге и борцовских матах. Использовали чаще как мальчика для битья, но не запрещали давать сдачи, и с каждой тренировкой у него получалось все лучше, все эффективнее и агрессивнее. И помаленьку рождалась в Серегиной душе уверенность в том, что Сильва уже принял решение взять его в команду и предстоящий экзамен нужен лишь для проформы, для соблюдения некоего ритуала. Тем более что отец больше не служил в полиции и биография Сергея как бы очистилась сама собой. Был мент, стал кент.

– Правильно?

Сергей уставился на женщину с каре, о существовании которой забыл. Она натужно делала мах нижней частью корпуса, упираясь в подлокотники укороченных брусьев. Выглядело это примерно как если бы нагадившую кошку подняли за шкирку и она сучила задними лапами.

– Отлично, – сказал Сергей. – Только спинку распрямляем и ножки держим вместе.

– Так?

Она махнула своими страусиными ногами, обтянутыми красным трико. Угла в девяносто градусов, разумеется, не получилось.

– То, что надо, – кивнул Сергей. – Через десять тренировок у вас на животе можно будет орехи колоть.

Он очень надеялся, что к этому времени его работа тренером закончится и ему поручат настоящее дело. Возьмут хотя бы на акцию, после которой парни возвращаются с рассеченными бровями и стесанными костяшками пальцев. То были рейдерские захваты, разгоны демонстраций или выяснение отношений с конкурентами. Сергей ужасно завидовал тем, кого считали достойными. Вне команды он болтался, как не пришей к звезде рукав. Это был не тот жизненный статус, которым можно было бы гордиться.

Избавившись от дылды, Сергей собирался поупражняться немного с эластичными ремнями, когда его уединению помешала Ника Заварова, симпатичная девушка-инструктор одного с ним роста. Она стригла желтые волосы под пацана и была почти лишена груди, однако в остальном была очень привлекательна. Длинные зеленоватые глаза, короткий нос, милая верхняя губка, обнажающая два сахарных зубика, разделенных трещинкой. Неизвестно было, чем обернется подобная миловидность годиков этак через десять, но пока что Ника пользовалась успехом у мужского пола.

А ей хотелось пользоваться успехом конкретно у Сергея Карачая.

– Что после работы делаешь? – спросила она, убирая косую челку с глаз.

– Пока не знаю, – осторожно ответил он. – А что?

– Давай ко мне, – предложила Ника без обиняков. – Пэренсы в Египет загорать намылились.

Сергей сделал вид, что размышляет. На самом деле предложение было слишком заманчиво, чтобы отказываться. Они уже дважды трахались, и Ника в этом отношении была девчонка что надо. Подвижная, гибкая, без комплексов. Легко соглашалась на самые невероятные позы, ну и на прочие эксперименты. Сергею льстило, что Ника к нему неровно дышит, он только не хотел, чтобы их отношения перешли ту опасную черту, где уже пахнет полными подгузниками и домашними борщами.

– Не знаю, – сказал он. – Как получится.

– У тебя кто-нибудь есть?

Чем Ника Сергею нравилась, так это своей прямолинейностью. С ней не нужно было ходить вокруг да около. Что на уме, то и на языке. Ценное качество.

– Я сам у себя есть, – сказал Сергей. – И у меня есть дела.

– Если откажешься, я больше звать не буду, – предупредила Ника. – У меня, знаешь, гордость есть. Я не навязываюсь. Не хочешь, так и скажи.

– Хочу-хочу, успокойся.

В этот момент зазвонил мобильник, пристроенный Сергеем на полу рядом с бутылкой воды. Он поднял палец, показывая Нике, чтобы не мешала. Звонил Коля по прозвищу Воля, которого так и звали Коля-Воля.

– Сегодня проверка, – сообщил он. – Сильва велел передать.

– Когда? – обрадовался Сергей.

– Ты дебил? Сказано же: сегодня.

– Я имею в виду во сколько?..

– Подгребай через полчасика в боксерский зал, там тебе объяснят, чего и как.

Сергей посмотрел на терпеливо дожидающуюся Нику.

– Сколько это может занять времени? – спросил он. – В смысле, когда я освобожусь?

– Это один господь знает, – отрезал Коля-Воля, никогда не отличавшийся набожностью. – Давай, не опаздывай.

Вот и весь разговор. Сергей развел руками:

– Извини, Ника. Обещать не могу. Если получится, обязательно приду.

– Позвони, когда освободишься, – сказала она и отвернулась.

Сергей проводил ее взглядом, задержавшись на упругой попке, и поспешил в раздевалку.

– Эй, куда? – остановили его у стойки. – У тебя же сегодня еще два заказа, Карачай.

– Запишите на кого-нибудь, – отмахнулся он. – Кто посвободнее.

Сергей не упустил бы свой шанс даже в том случае, если бы пришлось отказаться от всех клиентов. Он не овца! И сегодня докажет это товарищам. Не то чтобы по отдельности все они нравились ему, но вместе, сбитые в одну команду, это была сила, мозг и нерв, душа и воля, единое целое. Сергею обязательно нужно было стать частью этого целого. Не потому, что он был слаб или ему не хватало решимости самому по себе. Дело было в объединяющей идее. Вместе с командой обретался смысл. Без нее так и будешь тренировать никчемных теток, чтобы иметь деньги на то, чтобы сводить хорошую девушку в кафе и получить тем самым моральное право посмотреть, какого цвета у нее трусы.

Сергею нужно было больше. Для того чтобы почувствовать себя настоящим мужчиной, он хотел приобрести машину и квартиру – правильнее в другом порядке: квартира в первую очередь, а потом уже тачка. Сергей мечтал разъехаться с родителями. Он все еще любил их, но потерял к ним уважение, вот где крылась проблема.

В детстве отец был для него богом, потом полубогом, а где-то в старших классах Сергей понял, что глава их семейства – всего лишь человек, причем человек незначительный, маленький. Обычный мент в пузырящихся штанах. И никем другим уже не станет, потому что начисто лишен честолюбия.

Хорошо бы, если бы только это. А то ведь мамочка усердно наставляла папочке рога, а папочка только глазами хлопал и не догадывался, что происходит у него за спиной. Сергей узнал об этом, когда вернулся из армии. Хотелось ему сюрприз сделать родителям, и он явился домой без звонка, поднялся на свой этаж, поднес руку к звонку, а дверь возьми и отворись. И высунулся оттуда хрен в пальто, а за его спиной мама в тапочках. И кроме тапочек на ней ничего. То есть она даже не стала втирать Сергею про сотрудника, зашедшего по делу, а просто слезно попросила не говорить отцу. Он не сказал, после чего стал чувствовать себя подлым предателем и сообщником этих двоих. Так что тесно ему стало с родителями в одной квартире. Говоришь с отцом – глаза отводишь, говоришь с матерью – та же история. Так и окосеть недолго!