Хозяйка Тишины

Горячая ладонь нетерпеливо врывается под одежду. И касается того, чего не бывает и быть не должно у мальчишки-оруженосца.

- Дункан… - мой испуганно-удивлённый шёпот.

Камин почти догорел, в комнате совсем темно. Лишь слабые отблески умирающего огня рисуют очертания его тела.

Он застывает надо мной – неподвижный, как каменное изваяние. Открывает глаза – и бешеный, чёрный как ночь взгляд, в котором зрачок полностью съел серую радужку, останавливается на моём лице. И по мере того, как постепенно рассеивается дурман, в этом взгляде появляется осознание.

Кольцо на моей левой руке, Кольцо-Печать, которое так долго скрывало меня защитными чарами, с тихим печальным звоном распадается в пыль. Она чёрной струйкой стекает с пальца на смятую постель.

Глава 24.

А время снова запускает маховик. Выталкивает нас стремительно из сказочно-прекрасного и такого тёплого настоящего в то незнакомое, холодное будущее, которого я боюсь – по дороге, которую мы оба проложили всеми предыдущими поступками. А ещё ошибками, предрассудками и ложью.

Я пытаюсь представить, что именно Дункан думает обо мне сейчас, взглянуть на всё его глазами – и мне вдруг становится очень и очень страшно. Особенно, когда мгновение за мгновением утекают в напряжённом, рвущем нервы на части молчании, его тяжёлое дыхание постепенно замедляется, а чёрный взгляд всё больше напоминает бездну, в которую я падаю, чтобы разбиться на осколки.

Те несколько слов, что он всё же сказал мне, наконец – такое чувство, что ему было больно вытолкнуть их из себя.

- Вот значит, как, Тэм… А твоё имя – тоже враньё?

Отвожу взгляд.

- Меня зовут Тэмирен. Можно Тэми… - шепчу и молюсь про себя – только бы не зареветь.

И снова тягучее молчание. Так тихо бывает перед грозой, когда замирает даже ветер.

Его выдох сквозь стиснутые зубы – почти рычание. Дыханием касается моей щеки на излёте – как последняя ласка.

- Я всё-таки не сошёл с ума. Я и правда видел тебя там, в Тихом лесу. А ты… всё это время водила меня за нос. Пока я подыхал от беспокойства за сестру, пока меня жрала заживо Тишина, пока… тебе было весело, да - колдунья?! Хорошая получилась шутка?!

Все слова, которые я хотела сказать, застряли у меня в горле. Я не знаю, как ему объяснить, как оправдаться. Каждое его обвинение – отравленной стрелой прямо в сердце. У меня от них нету щита. Не тогда, когда тело всё ещё плавится и сгорает от его близости, его тепла, его прикосновений… которых скорее всего, никогда больше не будет.

- Пожалуйста, убери руку, - прошу тихо. Смертельная усталость в моём голосе пополам с бессилием. Запоздало замечаю, что отчего-то начала называть его «ты» - хотя вряд ли имею на это право. Но по-другому язык не поворачивается. Не теперь. Не после всего.

Дункан вздрагивает слегка и будто лишь сейчас до конца понимает, в каком именно положении мы находимся. Медленно убирает ладонь, оставляя пылающий след на коже, задевая вздрагивающий живот. Порываюсь встать, но меня хватают за плечи и вжимают обратно в постель. Я видела не раз – так кошки прижимают мышей лапой к земле, чтобы не удрали.

- И что же ты делаешь теперь здесь, в моём доме, колдунья? После того, как отказалась пойти со мной и помочь, когда я искал твоей помощи? Дай, догадаюсь… - его взгляд наполняется таким презрением, что у меня начинает болеть сердце. – Орден изобрёл другой способ, как добиться своего? Не получилось в лоб – пойдём другим путём?! Сначала втереться в доверие как следует, усыпить бдительность? Ну так можете гордиться, вам удалось это блестяще. Из рук Малены я никогда не взял бы зелье… Из твоих – да.

От тяжести его несправедливых обвинений чувствую себя полностью раздавленной, уничтоженной, убитой. Кажется, даже воздух, которым дышу рвано и не в такт, пропитан ядовитой горечью.

- Ты ничего не понимаешь! Позволь, я объясню…

Он обрывает, стискивает плечи сильнее.

- Что, станешь лить мне в уши очередную ложь?! В этом вы все мастерицы. Но ты… превзошла остальных. Твоя игра была… гениальна. – Его взгляд скользит по моему лицу, касается губ, спускается ниже. – Как ты умудрилась убедить меня в том, что ты мальчишка?

- У меня… есть магическое кольцо. Было, - выдаю тихо крупицы правды, которые уже ничего не спасут.

- Ясно. А я-то ещё не мог понять, отчего такой туман в голове. – Его руки на моих плечах, наконец, разжимаются, он откатывается в сторону и садится, потирая лоб знакомым жестом. На губах появляется жёсткая усмешка. – И тебе я доверил защищать спину… А ты ударила туда, где не было брони.

Это уже слишком. Почему он так говорит? Почему не хочет даже послушать?!

Слёзы жгучей рекой – больше не могу их удерживать. И не хочу, чтобы видел, что плачу из-за него. Подумает, очередной спектакль. Поэтому пользуюсь неожиданной свободой, кубарем слетаю с постели, хватаю шапку с пола и, не разбирая дороги, бегу к двери.

- Простите, мой лорд. Завтра же меня здесь не будет.

Всё расплывается перед глазами. Не могу вспомнить, как же открывается чёртова дверь. Дёргаю трясущимися руками засов, но справляюсь попытки с третьей, наверное. Тяну на себя створку, она успевает приоткрыться совсем немного… и с грохотом захлопывается обратно.

За это время Дункан успевает меня догнать. Обе его ладони лежат на резных досках слева и справа от меня, и я как будто в клетке, в плену его рук. Он рядом – за моей спиной, так близко, но не касается. Только опаляет жаром своего тела… и еле сдерживаемой тёмной ярости.

- Тебе кто-то разрешал покидать холд?

Мой взгляд скользит по напряжённым пальцам на тёмной древесине, по вздувшимся венам, по волоскам дыбом на широком запястье… он как голодный, разъярённый зверь. Которого выпустило на волю колдовское зелье – разрушило все линии обороны, что воздвигал вокруг себя всегда сдержанный и спокойный лорд Полуночного крыла.

И наверное, я должна бы его бояться… да почему-то всё равно не выходит. Но и оставаться рядом с человеком, который меня ненавидит и презирает – лучше умереть.

- Почему ты не хочешь меня отпустить? Зачем тебе рядом лгунья и предательница? – глотаю солёные слёзы, стараюсь, чтобы не дрожал голос. В нём всё равно звенит обида, будто я маленькая девочка. Стыдно.

Он не отвечает. Ни через мгновение, ни через два, ни через три.

Просто… прутья клетки смыкаются теснее. Это всё больше и больше напоминает объятие. И голос, что раздаётся, наконец, над самым ухом – я никогда не слышала у него такого. Низкий, хриплый, задевающий какие-то струны внутри меня, о существовании которых я даже не знала.

- А может… дать тебе то, за чем ты пришла – а, колдунья?

Сердце делает кульбит, а потом останавливается.

- Ты сказал, что не хочешь детей от таких, как я.

- Не обязательно доводить до детей.

Его большие ладони накрывают мои – узкие и хрупкие, переплетают пальцы.

- В тебе говорит зелье… это всё оно… - шепчу, обмирая.

- Может быть.

Его дыхание шевелит мои волосы. Я не знаю, каким чудом держусь, чтобы не сократить последнее расстояние – так хочется сделать полшага назад, прижаться всем телом, откинуться на его плечо, подставить шею губам… но это будет неправильно. После всего – неправильно. И утром, когда действие зелья прекратится, он меня окончательно возненавидит.

Задавив ревность, напоминаю:

- Тебе же… было противно даже дотрагиваться до таких, как я. Как Малена…

- Но у нас ведь совсем другая история – правда, Сказка?

И то, с каким горьким разочарованием произносит он это имя – моё имя, которое сам дал мне когда-то, окончательно меня отрезвляет.

Выдёргиваю ладони из плена его пальцев. Отстраняюсь – прижимаюсь щекой к холодным доскам.

- Пусти. Не из холда… хотя бы отсюда. Ты всё равно не хочешь меня слушать. Ты всё равно мне не веришь. Тогда зачем?

Холод между нами, упавший, как топор на плаху, я чувствую всем телом. Начинает бить озноб.