Страница 6 из 19
Я знаю, что это глупо, но во мне живет суеверное чувство, будто судьба злорадно выжидает, когда мне особенно захочется выспаться, и тут она, похихикивая, подстраивает очередной вызов. А потому, когда у меня над ухом взорвался телефонный звонок, принял я его как должное, апатично протянул руку к трубке и увидел, что стрелки на светящемся циферблате будильника показывают четверть второго.
– Алло! – пробурчал я.
– О-о… о-о… о-о-о-х! – Знакомое, знакомое вступление!
Я скрипнул зубами. Только об этом я сейчас и мечтал!
– Хемфри! Ну что на сей раз?
– Ох, Джим, Мертл и вправду помирает. Я всем нутром чую. Приезжай побыстрее, а?
– Помирает? – Я хрипло перевел дух. – Это почему же?
– Ну… вытянулась на боку и вся дрожит.
– Еще что-нибудь?
– Ага. Хозяйка говорила, что Мертл, когда она ее в сад выпустила, какая-то тревожная была и ноги у нее словно бы не гнулись. Я ведь только-только из Редкара вернулся, понимаешь?
– Так вы на скачках были, э?
– Это точно… А свою собачку бросил. Скотина я последняя!
Я закрыл глаза. И когда только Хемфри надоест придумывать симптомы! Ну что на этот раз? Дрожит, тревожится, ноги не гнутся. А раньше – пыхтела, дергалась, головой трясла, уши мелко дрожали. Что он в следующий раз углядит?
Но хорошенького понемножку.
– Вот что, Хемфри, – сказал я. – Ничего у вашей собаки нет. Сколько раз мне вам повторять…
– Ох, Джим, милый, поторопись! О-о-о! О-о-о-х!
– Я не приеду, Хемфри.
– Да ты что? Ей же все хуже становится, понимаешь?
– Я говорю совершенно серьезно. Это просто напрасная трата моего времени и ваших денег. А потому ложитесь-ка спать. И за Мертл не тревожьтесь.
Стараясь устроиться поудобнее под одеялом, я подумал, что отказываться поехать на вызов – дело очень нелегкое. Конечно, мне было бы проще встать и принять участие еще в одном спектакле в Седр-хаусе, чем впервые в жизни сказать «нет», но так продолжаться не могло. Надо же когда-нибудь и твердость проявить.
Терзаемый раскаянием, я кое-как задремал, но, к счастью, подсознание продолжает работать и во сне, потому что я вдруг проснулся. Будильник показывал половину третьего.
– Господи! – вскрикнул я, глядя в темный потолок. – У Мертл же эклампсия[2].
Я слетел с кровати и начал торопливо одеваться. Видимо, я нашумел, потому что Хелен спросила сонным голосом:
– Что такое? Что случилось?
– Хемфри Кобб, – просипел я, завязывая шнурок.
– Хемфри… Но ты же говорил, что к нему торопиться незачем…
– Только не сейчас. Его собака умирает! – Я злобно посмотрел на будильник. – Может быть, вообще уже поздно. – Машинально взяв галстук, я швырнул его в стену. – Уж без тебя я обойдусь, черт побери! – И пулей вылетел на лестницу.
Через бесконечный сад – и в машину, а в голове развертывалась стройная история болезни, которой снабдил меня Хемфри. Маленькая сука кормит пятерых щенят, тревожность, скованная походка, а теперь вытянутая поза и дрожь… Классическая послеродовая эклампсия. Без лечения – быстрый летальный исход. А после его звонка прошло почти полтора часа. От этой мысли у меня сжалось сердце.
Хемфри так и не лег. Видимо, он утешался в обществе бутылки, потому что еле держался на ногах.
– Приехал, значит, Джим, милок, – бормотал он, моргая.
– Да. Как она?
– Никак…
Сжимая в руке кальций и шприц для внутривенных вливаний, я кинулся мимо него на кухню.
Гладенькое тельце Мертл вытянулось в судороге. Она задыхалась, вся дрожала, а из пасти у нее капала пена. Глаза утратили всякую выразительность и застыли в неподвижности. Выглядела она страшно, но она была жива… она была жива!
Я переложил пищащих щенков на коврик, быстро выстриг участочек над лучевой веной и протер кожу спиртом. Потом ввел иглу и начал медленно-медленно, осторожно-осторожно нажимать на плунжер. Кальций в этих случаях несет исцеление, но быстрое его поступление в кровь убивает пациента.
Шприц опустел только через несколько минут, и, сидя на корточках, я вглядывался в Мертл. Иногда к кальцию необходимо добавить наркотизирующее средство, и у меня наготове были нембутал и морфий. Но дыхание Мертл мало-помалу стало спокойнее, напряжение мышц ослабло. Когда она начала сглатывать слюну и поглядывать на меня, я понял, что она будет жить.
Я выжидал, пока ее ноги совсем не перестанут дрожать, но тут меня дернули за плечо. Я оглянулся и увидел Хемфри с бутылкой в руке.
– Выпьешь рюмочку, а, Джим?
Уговаривать меня особенно не пришлось. Сознание, что я чуть было не обрек Мертл на смерть, ввергло меня почти в шоковое состояние.
Я взял рюмку неверными пальцами, но не успел отхлебнуть, как собачка выбралась из корзинки и направилась к щенкам. Иногда эклампсия поддается не сразу, в других же случаях проходит почти мгновенно, и я порадовался, что на сей раз оказалось именно так.
Собственно говоря, оправилась Мертл даже как-то слишком быстро. Обнюхав свое потомство, она подошла к столу, чтобы поздороваться со мной. Ее глаза переполняло дружелюбие, а хвост реял в воздухе, как это принято у биглей.
Я начал поглаживать ей уши, и тут Хемфри испустил сиплый смешок.
– А знаешь, Джим, нынче я кое-что усек. – Голос у него был тягучим, но ясность мысли он как будто сохранил.
– Что именно, Хемфри?
– А усек я… хе-хех-хе… усек я, что все это время здорового дурака валял.
– Я что-то не понял.
Он назидательно покачал указательным пальцем:
– Так ты же мне только и твердил, что я тебя зря с постели стаскиваю и что мне все только мерещится, а собачка моя совсем здорова.
– Что было, то было, – ответил я.
– А я тебе никак не верил, а? Слушать ничего не желал. Так вот, теперь я знаю, что ты дело говорил. А я дураком был, так ты уж извини, что я тебе покоя по ночам не давал.
– Ну, об этом и говорить не стоит, Хемфри.
– А все-таки нехорошо. – Он указал на свою бодрую собачку, на ее приветливо машущий хвост. – Ты только погляди на нее. Сразу же видно, что уж сегодня-то Мертл совсем здорова была!
Новое и старое
У вершины дорога огорожена не была, и колеса моей машины спокойно съехали с асфальта на траву, ощипанную овцами до бархатного ворса. Я выключил мотор, вылез и посмотрел вокруг.
Шоссе четкой полосой тянулось в траве и вереске, а потом круто уходило в долину. Одно из моих любимых мест, откуда мне открывался вид сразу на две долины – впереди и позади. У моих ног расстилался весь край: нежная зелень лугов, пасущийся скот, речки, бегущие то по галечным отмелям, то в густой бахроме деревьев.
По склонам тянулись изумрудные пастбища, резко контрастируя с пятнами вереска и грубой травы у вершин. И только нескончаемый узор каменных стенок захватывал и их, скрываясь за голыми гребнями – границей нетронутой земли.
Я прислонился к машине, купаясь в холодном свежем ветре. Со времени моего возвращения к гражданской жизни прошло лишь несколько недель. Все время моей службы в авиации я вспоминал Йоркшир и все-таки забыл, до чего он прекрасен. Вдалеке нельзя было воскресить ощущение того покоя, безлюдья и близости дикой природы, которое придает холмам таинственность и делает их источником душевных сил. В затхлом воздухе унылых городов среди вечной толпы мне не верилось, что я могу стоять совсем один на зеленой кровле Англии, где каждый глоток воздуха напоен благоуханием трав.
Утро оставило у меня тягостное впечатление. Повсюду что-то настойчиво напоминало мне, что вернулся я в стремительно меняющийся мир, а мне перемены не нравятся. Старик-фермер вдруг сказал, когда я сделал инъекцию его корове:
– Нынче, мистер Хэрриот, одни только иголки да иголки!
И я с каким-то изумлением посмотрел на шприц в моей руке, вдруг осознав, что действительно уколы стали главным моим занятием.
Мне был понятен ход его мысли. Всего год-два назад я бы «промыл» его корову – ухватил бы ее за нос и влил бы ей в глотку пинту лекарства.
2
Эклампсия – поздний токсикоз беременных, выражающийся в судорогах мышц всего тела и потере сознания. Опасен для жизни матери и плода. Эклампсия возможна и после родов.