Страница 4 из 19
– Так это же гвоздь из моего сапога! Как же оно так приключилось? На булыжнике, видать, поскользнулся, а он и выдернулся. Булыжник-то здесь склизкий. Раза два я чуть через задницу не перекувырнулся. Я уж и хозяйке говорил…
– Мне пора, мистер Рипли, – перебил я. – Как-никак я еще не обедал, вы помните? Только схожу к машине за антистолбнячной сывороткой и сделаю корове укол.
Укол я ей сделал, сунул шприц в карман и пошел было через двор назад к машине, но тут фермер меня окликнул:
– Щипчики-то у вас с собой, мистер Хэрриот?
– Щипчики?.. – Я остановился и обернулся к нему, не веря своим ушам. – Да, конечно, но неужели нельзя выбрать другое время?
Фермер щелкнул старой медной зажигалкой и направил длинный столбик пламени на табак в трубке.
– Так всего один теленочек, мистер Хэрриот! Минута – и всех делов-то.
«Ну ладно, – подумал я, открыл багажник и выудил эмаскулятор из-под комбинезона, в который облачался при отелах. – Какое это теперь имеет значение! Все равно мой йоркширский пудинг давно уже пересох, а говядина и дивные свежие овощи разве что не совсем обуглились. Все потеряно, и теленком больше, теленком меньше – какая разница!»
Я зашагал назад, как вдруг в глубине двора распахнулись две створки, огромное черное чудовище галопом вылетело наружу и, ослепленное ярким солнцем, резко остановилось, настороженно оглядываясь, роя землю копытами и сердито хлеща себя хвостом по бокам. Я уставился на широкий разлет рогов, на могучие мышцы, бугрящиеся на плечах, на холодно посверкивающие глаза. Не хватало только фанфар да песка под ногами вместо булыжника, а то я вообразил бы, что вдруг очутился на Пласа-де-Торос в Мадриде.
– Это что – теленочек? – спросил я.
Фермер весело кивнул:
– Он самый. Я вот решил перегнать его в коровник, там его сподручней привязать за шею.
Меня захлестнула жаркая волна гнева. Вот я сейчас на него накричу! И тут, как ни странно, волна схлынула, оставив после себя только безнадежную усталость.
Я подошел к фермеру, придвинул лицо к его физиономии и сказал негромко:
– Мистер Рипли, мы с вами давно не виделись, и у вас было достаточно времени выполнить обещание, которое вы мне дали. Помните? Что телят надо оперировать, когда им месяца три, не больше, и что вы замените эти ворота. А теперь поглядите на своего бычищу и поглядите, во что ваши ворота превратили мой костюм.
Фермер с искренним огорчением оглядел прорехи, украсившие мои брюки, и даже потрогал пальцем большой лоскут, свисавший с рукава у локтя.
– Да-а, нехорошо получилось, вы уж извините. – Он посмотрел на быка. – Да и этот, конечно, великоват маленько.
Я промолчал. Несколько секунд спустя мистер Рипли откинул голову и с твердой решимостью посмотрел мне прямо в глаза.
– Что плохо, то плохо, – сказал он. – Но знаете что? Этого вы уж сегодня ущипните, а я послежу, чтоб впредь такого больше не случалось!
Я погрозил ему пальцем:
– Вы ведь уже мне говорили то же самое. Но теперь я могу положиться на ваше обещание?
Он с жаром закивал:
– Уж ручаюсь вам.
Мнимые болезни собачки Мертл
– О-о-х, о-о-о!
Надрывные рыдания в трубке мигом прогнали мой сон. Был час ночи, и, когда меня разбудило назойливое бренчание телефона, я ожидал услышать хриплый голос какого-нибудь фермера, чья корова никак не могла растелиться.
– Кто это? – спросил я с легким испугом. – Что случилось?
Ответом мне было горькое всхлипывание, а затем мужской голос произнес между двумя рыданиями:
– Хемфри Кобб говорит. Ради всего святого, поскорей приезжайте. Мертл, по-моему, умирает!
– Мертл?
– Ну да. Собачка моя! До чего же ей плохо, о-о-о-х, о-хо-о!
– Но что с ней?
– Пыхтит, хрипит. По-моему, вот-вот дух испустит. Приезжайте побыстрее.
– Где вы живете?
– Седр-хаус. В конце Хилл-стрит.
– Знаю. Сейчас буду у вас.
– Вот спасибо! Мертл долго не протянет. Поторопитесь, а?
Я спрыгнул с кровати, схватил плисовые рабочие брюки со спинки стула у стены, в спешке сунул обе ноги в одну штанину и растянулся во всю длину на полу.
Хелен привыкла к ночным звонкам и обычно тут же снова засыпала. Тем более что я одевался, не зажигая света, чтобы ее не тревожить. Мне хватало ночника, который всю ночь горел на лестничной площадке ради Джимми, тогда совсем маленького.
Однако на этот раз система не сработала, и грохот моего падения заставил Хелен привскочить на постели.
– Джим, что это? Что с тобой?
Я кое-как поднялся с пола.
– Ничего, Хелен. Просто я споткнулся, – сказал я, сдергивая со стула рубашку.
– Но что за спешка?
– Абсолютно неотложный случай. Мне надо торопиться.
– Я понимаю, Джим, но ты же сам себя задерживаешь. Собирайся спокойнее.
Разумеется, она была совершенно права. Я всегда завидовал тем моим коллегам, которые сохраняют невозмутимость даже в крайне критических обстоятельствах. Но сам я из другого теста. Я скатился по лестнице и галопом промчался через темный сад в гараж. Ехать мне было меньше мили, и времени на обдумывание симптомов не оставалось, но я уже не сомневался, что столь резкое нарушение дыхания указывало на сердечный приступ или внезапную аллергическую реакцию.
Не успел я позвонить, как на крыльце вспыхнул свет и передо мной возник Хемфри Кобб, невысокий толстячок лет шестидесяти. Сияющая лысина еще больше придавала ему комическое сходство с огромным яйцом.
– Мистер Хэрриот! Входите же, входите! – произнес он прерывающимся голосом, а по его щекам струились слезы. – Я так вам благодарен, что вы среди ночи встали, чтобы помочь моей бедненькой Мертл.
С каждым его словом мне в нос ударял такой крепкий запах виски, что у меня закружилась голова, а когда он повел меня по коридору, я заметил, что походка у него не слишком твердая.
Моя пациентка лежала в корзинке возле новой электрической плиты в отлично оборудованной кухне. Так она же бигль, как мой Сэм! И я опустился на колено с самой горячей симпатией. Пасть Мертл была полуоткрыта, язык свисал наружу, но никаких признаков агонии я не обнаружил. А когда погладил ее по голове, хвост весело застучал по подстилке.
И тотчас у меня в ушах зазвенело от пронзительного вопля:
– Так что с ней, мистер Хэрриот?! Сердце, да? О, Мертл, Мертл!
– Знаете, мистер Кобб, – сказал я, – по-моему, она вовсе не так уж плоха. Не надо волноваться. Просто разрешите мне ее осмотреть.
Я прижал стетоскоп к ребрам и услышал ровное биение на редкость здорового сердца. Температура оказалась нормальной, но когда я начал ощупывать живот, мистер Кобб не выдержал.
– Это все моя вина! – простонал он. – Я совсем забросил бедную собачку.
– Простите, я не понял.
– Так я же весь день проболтался на скачках в Каттерике, ставил на лошадей, пьянствовал, а про несчастное животное и думать забыл!
– И она все время была тут одна взаперти?
– Да что вы! Жена за ней присматривала.
– Так, наверное, она и покормила Мертл, и погулять в сад выпускала? – предположил я, совсем сбитый с толку.
– Ну и что? – Он заломил руки. – Только я-то ведь не должен был ее бросать. Она же меня так любит!
Я почувствовал, что одна щека у меня начинает подозрительно гореть, и тотчас пришла разгадка.
– Вы поставили корзинку слишком близко к плите, и пыхтит она, потому что ей жарко.
Он бросил на меня недоверчивый взгляд:
– Мы ее корзинку сюда поставили только нынче. Полы перестилали.
– Вот именно, – сказал я. – Поставьте корзинку на прежнее место, и все будет в полном порядке.
– Это как же, мистер Хэрриот? – Его губы снова задрожали. – Наверняка другая причина есть. Она же страдает! Вы ей в глаза поглядите!
Я поглядел. У Мертл были типичные глаза ее породы – большие, темные, и она умела ими пользоваться. Многие считают, что пальма первенства по части задушевной грусти во взоре принадлежит спаниелям, но лично я считаю, что тут они биглям и в подметки не годятся. А Мертл, как видно, была чемпионкой.