Дикая роза

Едва эта группа вошла в приемную, раздались приветственные крики. Это кричали те, кого освободили раньше и кто отказывался уходить. Начались объятия, слезы и обещания устроить новые марши. Джо и Кейти поспешили к Фионе. Шейми двинулся следом. Вокруг звенели взволнованные женские голоса. Большинство участниц марша были ему не знакомы, но нескольких он знал.

– Боже, мне зверски нужна сигарета! – громко заявила одна женщина.

Шейми узнал Харриет Хэтчер, подругу Фионы.

– Сигарета и стакан джина. Макс, это ты? Слава Богу! Дай сигаретку.

– Хэтч, тут сигареты раздают? А еще одна найдется?

Этот голос тоже был знаком Шейми и принадлежал Мод Селвин Джонс, сестре Индии Селвин Джонс, вышедшей замуж за их с Фионой брата Сида.

– Как ты, Фи? – спросил Шейми, когда ему наконец удалось пробраться к сестре.

Джо и Кейти уже стояли рядом и забрасывали вопросами.

– Шейми? А ты как здесь оказался? – спросила Фиона.

– Я находился дома, когда принесли твою записку. Мы с Кейти сразу отправились к Джо.

– Извини, дорогуша.

– Не надо извинений. Я рад, что побывал здесь. Фиона, я и представить не мог. Совсем. Я… словом, я рад, что с тобой все в порядке.

Синяки на лице сестры опечалили и разозлили Шейми. Фиона вырастила его. Они лишились родителей, когда ей было семнадцать, а ему – четыре. По сути, сестра заменила ему мать. Из всех, кого он знал, Фиона была самым любящим, верным и бескорыстным человеком. Мысль, что кто-то посмел причинить ей вред… Жаль, что этот мерзавец не стоял сейчас перед ним.

– Что случилось? – спросил жену Джо.

– Эммелин и Кристабель – вот что, – криво усмехнулась Фиона. – Наша группа двигалась мирно. Народу было полным-полно. Естественно, были и полицейские, но их никто не задевал и не оскорблял. Затем появились мамочка и дочка Панкхёрст. Кристабель плюнула в полицейского, потом запустила камнем в витрину паба. С этого все и началось. Сначала крики и ругань, потом потасовки. Разъяренная жена владельца паба набросилась с кулаками на Кристабель, а потом и на других участниц. Полиция начала аресты. Те из нас, кто шел мирно, стали сопротивляться и, как видишь, дорого за это заплатили.

– Начальник тюрьмы говорил, что вас развели ради вашей же безопасности, – сказал Джо. – Даже здесь женщины обеих групп кричали друг на друга и были готовы затеять драку.

– Он вам так сказал? – устало рассмеялась Фиона.

– Ма, а что, это неправда? – спросила Кейти.

– Нет, дорогуша. Начальник тюрьмы упрятал нас в подвал совсем не ради безопасности. Никаких препирательств между нами не было. Начальник хотел напугать нас, и это ему удалось. Но запугать у него не получится. Ни сейчас, ни в будущем.

– Что значит запугать? – насторожился Шейми.

– Он велел поместить всех нас в одну камеру. В соседней находилась женщина-суфражистка, объявившая голодовку. Надзирательницы насильственно ее кормили. Начальник специально это сделал, чтобы мы слышали. Просто жуть. Нам пришлось слушать, как эта несчастная кричала и сопротивлялась. Потом ее вытошнило. Тогда надзирательницы повторили процедуру. А затем еще раз. Так продолжалось, пока она не перестала исторгать пищу. Начальник позаботился и о том, чтобы мы увидели бунтарку. Когда издевательства закончились, ее провели мимо нашей камеры. Она едва шла. Ее лицо было в крови… – Фиона замолчала, захваченная волной эмоций, а когда успокоилась, продолжила: – Мы и сами были подавлены. Нас тоже тошнило. Зрелище испугало всех, кроме Дженни Уилкотт. Она была единственной, кто сохранил присутствие духа. Удивительная девушка. Когда эту женщину вели мимо нашей камеры, Дженни запела «Abide with Me»[1]. Женщина услышала ее. Поначалу эта суфражистка шла с поникшей головой, но, стоило Дженни запеть, подняла голову, а потом улыбнулась. Она улыбалась сквозь слезы и кровь. Потом мы все запели. Думаю, вся тюрьма слышала нас и крепчала духом. И всё благодаря Дженни.

– Фиона, а что такое насиль…

Шейми не договорил, ибо на него вдруг налетела молодая женщина. На вид ей было лет двадцать пять. Невысокого роста, блондинка, один глаз который целиком заплыл от здоровенного синяка. Таких отвратительных синяков на женском лице Шейми еще не видел.

– Тысячу извинений, – смущенно пробормотала блондинка. – Это все из-за синяка. Тот глаз заплыл, а этим я вижу хуже.

Она крепко держалась за руку преподобного Уилкотта.

– Ничего страшного, – успокоил ее Шейми. – Вам незачем извиняться.

– Мистер Финнеган, познакомьтесь с моей дочерью Дженни Уилкотт, – представил ее священник. – Дженни, и ты познакомься с Шеймусом Финнеганом, братом Фионы и всемирно известным путешественником. Он отыскал проход к Южному полюсу.

– Очень рад знакомству с вами, мисс Уилкотт, – сказал Шейми.

– Взаимно, мистер Финнеган. Как вас угораздило попасть с Южного полюса в Холлоуэй? Должно быть, вас постигло чудовищное несчастье.

Раньше, чем Шейми сумел ответить, Кейти потянула его за рукав:

– Дядя Шейми, мы уходим. Ты с нами?

Шейми ответил, что да, затем снова повернулся к Уилкоттам:

– Мисс Уилкотт, возьмите меня за руку. Когда вас поддерживают с обеих сторон, вам легче будет идти. Знаю по собственному опыту. Я пережил снежную слепоту. Это было во время первой экспедиции в Антарктику. Меня водили, как ягненка.

Дженни взяла Шейми за руку. Вдвоем с отцом они вывели ее из приемной в длинный угрюмый проход, ведущий из тюрьмы на улицу.

– Фиона рассказала нам о ваших злоключениях, – сказал Шейми, пока они шли по коридору. – Скорее всего, вы и есть та Дженни, которая пела «Abide with Me»?

– Дженни, ты пела? – удивился преподобный Уилкотт. – Ты говорила мне про насильственное кормление, но этот момент упустила. Я рад, что ты выбрала этот прекрасный старый гимн. Должно быть, он несколько утешил ту несчастную.

– Знаешь, папа, мною двигало не столько утешение, сколько желание противостоять, – ответила Дженни. – Да, я пела той женщине. Но и ее мучительницам тоже. Пусть знают: что бы они с нами ни делали, им нас не сломить.

– Что такое насильственное кормление? – спросил Шейми. – И почему надзирательницы вдруг стали насильственно кормить узницу?

– Мистер Финнеган, а вы что, не читаете лондонских газет? – задала встречный вопрос Дженни, в голосе которой появилось раздражение.

– Конечно же читаю. Но их нелегко достать в Нью-Йорке, Бостоне или в Чикаго, не говоря уже о Южном полюсе. Я вернулся в Лондон всего месяц назад.

– Простите, мистер Финнеган. Я вторично вынуждена извиняться перед вами. Сегодня был очень напряженный день, – сказала Дженни.

– И я вам второй раз говорю, мисс Уилкотт, вам не за что извиняться.

Говоря, Шейми повернулся к Дженни и посмотрел на ее синяк. Ему показалось, что ее глаз заплыл еще сильнее. Он знал, насколько болезненными бывают такие синяки.

– Женщина, которую насильно кормили надзирательницы, тоже принадлежит к движению борцов за права женщин, – начала Дженни. – Она повредила экипаж мистера Асквита, за что ее и арестовали. Она находится в тюрьме уже месяц и намерена голодать, пока не умрет.

– Зачем ей это понадобилось?

– В знак протеста. И чтобы привлечь внимание к борьбе за женское равноправие. Молодая женщина, уморившая себя голодом в тюрьме. Газетчики сделают из этого проникновенные статьи, на которые откликнется общественное мнение. Мистеру Асквиту и его правительству станет очень не по себе.

– Но если женщина не хочет есть, ее нельзя заставить.

Дженни повернулась к Шейми и оглядела его здоровым глазом:

– Представьте себе, можно. Это варварская процедура, мистер Финнеган. Вы уверены, что хотите узнать о ней?

Ее вопрос и этот оценивающий взгляд взбудоражили Шейми. Неужели она думает, что он не совладает с услышанным? Он справился с Африкой и Антарктикой. Совладал с цингой, снежной слепотой и обморожением. Совладает и с рассказом о варварской процедуре.

– Да, мисс Уилкотт, я уверен, – сказал Шейми.

1

«Пребудь со Мной», известный англиканский религиозный гимн, написанный в середине XIX в. – Здесь и далее примеч. перев.