Страница 47 из 52
Шарль в ужасе закричал: тело в последнем невероятном усилии напряглось и скрючилось… Две или три судороги, и все было кончено.
Он наклонился. Из тонкого пореза на шее сочилась кровь, оставляя на ковре темные пятна. На лице покойного застыло выражение безумного страха.
– Его убили, – бормотал Шарль, – его убили.
И вздрогнул при мысли о том, что, возможно, совершено еще одно убийство: ведь в соседней комнате спала компаньонка, мадемуазель Антуанетта. И не убил ли и ее убийца барона?
Он открыл дверь: в комнате никого не было. Шарль сделал вывод, что Антуанетту либо похитили, либо она ушла до того, как произошло преступление.
Он вернулся в комнату барона и, увидев секретер, сразу понял, что он не взломан.
Больше того, на столе возле связки ключей и кошелька (барон каждый вечер клал их сюда) лежала кучка луидоров. Шарль схватил кошелек и вывернул его содержимое. В одном из отделений лежали банкноты. Он пересчитал их: тринадцать купюр по сто франков.
Это было сильнее его: инстинктивно, почти механически, не отдавая себе отчета в том, что делает, он взял деньги, спрятал их в карман куртки, затем побежал вниз по лестнице, отодвинул засов, снял цепочку, закрыл дверь и бросился бегом через сад.
Шарль был честным человеком. Не успев выйти за ворота, оказавшись на свежем воздухе и почувствовав на своем лице освежающие капли дождя, он застыл на месте. Совершенный им проступок предстал перед ним в истинном свете, и он внезапно ужаснулся ему.
Мимо проезжал фиакр. Он окликнул кучера:
– Приятель, быстро езжай в полицейский участок и привези комиссара… Галопом! Скажи, здесь смерть.
Кучер погнал лошадь. Когда Шарль захотел вернуться, это было невозможно; он сам закрыл ворота, а снаружи они не отпирались.
Звонить тоже было бесполезно – в особняке никого не было.
Тогда он пошел прогуляться по улице, по той стороне, где расположен Охотничий двор, окруженный очаровательным, аккуратно подстриженным зеленым кустарником. И только прождав целый час, он смог наконец рассказать комиссару все подробности преступления и вручить ему тринадцать купюр по сто франков.
Пока Шарль рассказывал о случившемся, сыскали слесаря, которому с большим трудом удалось открыть ворота и входную дверь. Комиссар поднялся наверх и сразу же, едва бросив взгляд в комнату, сказал слуге:
– Послушайте-ка, вы мне только что заявили, что комната была в страшном беспорядке.
Шарль обернулся. Его словно пригвоздило на пороге, он стоял как загипнотизированный: все было как всегда! Круглый столик на одной ноге красовался между двумя окнами, и стулья были на своих местах, и каминные часы стояли, как всегда, на мраморной полке. Осколки канделябра исчезли.
Шарль едва мог говорить, открытый рот его в оцепенении едва закрывался.
– Труп… господин барон…
– Да, действительно, – воскликнул комиссар, – где же жертва?
Он двинулся к кровати. Под большой простыней, которую откинул комиссар, покоился генерал, барон д’Отрек, бывший посол Франции в Берлине. Он был покрыт широким генеральским плащом, украшенным орденом Почетного легиона.
Лицо его было спокойным. Глаза закрыты.
Слуга прошептал:
– Кто-то приходил сюда.
– Каким образом он мог войти?
– Не знаю, но кто-то приходил, пока меня не было… Постойте-ка, здесь, на полу, лежал маленький кинжал, стальной… И потом, на столе был платок, весь в крови… А теперь ничего этого нет… Все унесли… Навели порядок…
– Но кто?
– Убийца!
– Но ведь все двери были заперты, когда мы пришли.
– Значит, он оставался в доме.
– В таком случае он и сейчас, должно быть, здесь, вы же от ворот далеко не уходили.
Слуга подумал и медленно произнес:
– В самом деле… в самом деле… я не уходил… и все-таки…
– Послушайте, кого последнего вы видели подле барона?
– Мадемуазель Антуанетту, компаньонку.
– Что с ней сталось?
– Как мне показалось, постель ее даже не была разобрана, она, должно быть, воспользовалась отсутствием сестры Августы, чтобы тоже уйти. Это меня не очень-то удивляет, она хороша собой… молода…
– Но как она могла выйти?
– Через дверь.
– Вы же закрыли ее на задвижку и навесили цепь!
– Это было гораздо позже! К этому времени она, верно, уже ушла из особняка.
– А преступление свершилось уже после ее ухода?
– Естественно.
Дом обыскали сверху донизу, облазили подвалы и чердаки, но убийца сбежал. Как? И в какой момент? Он ли сам или его соучастник вернулся на место преступления и убрал все, что могло его скомпрометировать? Все эти вопросы предстояло решить правосудию.
В семь часов прибыл медицинский эксперт, в восемь – шеф Сюрте. Потом настала очередь прокурора Республики и следователя. Еще в особняке толпились полицейские, инспекторы, журналисты, племянник барона д’Отрека и другие члены его семейства.
Повсюду шел обыск, изучали положение трупа по тому, как его описал Шарль, допросили, как только она появилась, сестру Августу. Обнаружить ничего не удалось. Больше всего сестру Августу поразило исчезновение Антуанетты Бреа. Она наняла эту девушку двенадцать дней назад, поверив ее блестящему аттестату, и отказывалась даже подумать, что она могла бросить больного, которого ей доверили, и сбежала одна среди ночи.
– И в этом случае, – поддержал ее следователь, – она бы уже вернулась сюда. Перед нами все тот же вопрос: что с ней произошло?
– По-моему, – сказал Шарль, – она была похищена убийцей.
Гипотеза эта была приемлемой и довольно логичной. Однако шеф Сюрте возразил:
– Похищена? Но, клянусь честью, это совершенно невероятно.
– Не только невероятно, – сказал кто-то, – но находится в полном противоречии с фактами, с результатами следствия, короче, с самой очевидностью.
Голос был грубый, с резким акцентом, и никто не удивился, узнав Ганимара. Впрочем, только ему одному прощалась эта кавалерийская манера так высказывать свое мнение.
– Надо же, это вы, Ганимар? – воскликнул господин Дюдуи. – А я вас и не видел.
– Я уже два часа как здесь.
– Вам, значит, сколько-нибудь интересно что-то, помимо лотерейного билета номер пятьсот четырнадцать, серия двадцать три, случая на улице Клаперон, Белокурой дамы и Арсена Люпена?
– Хо-хо! – усмехнулся старый инспектор. – Я бы не взялся утверждать, что в деле, которым мы тут занимаемся, Люпен ни при чем… Но оставим пока, до новых событий, историю с лотерейным билетом и посмотрим, в чем дело здесь.
Ганимар не принадлежит к тем талантливым и блестящим сыщикам, чей опыт изучают и чьи имена остаются в анналах правосудия. Ему не хватает гениальных озарений, которые вдохновляют Дюпенов, Лекоков и Херлоков Шолмсов. Но у него есть отличные рабочие качества: он наблюдателен, прозорлив, упорен и даже обладает интуицией. Его достоинство в том, что он умеет работать совершенно независимо. Ничто, разве только воздействие гипноза Арсена Люпена, не способно смутить его или оказать на него влияние.
Какой бы она ни была, его роль в это утро принесла ему известность, и его участие в расследовании высоко оценил бы любой судья.
– Прежде всего, – начал он, – я попросил бы господина Шарля уточнить следующее: все ли предметы, которые он видел перевернутыми или переставленными куда-то, точно возвращены на свои обычные места?
– Совершенно точно.
– Стало быть, очевидно, что предметы эти были поставлены на свои места кем-то, кто прекрасно знал, где они стояли.
Это замечание поразило всех присутствующих. Ганимар заговорил снова:
– Еще один вопрос, господин Шарль… Вас разбудил звонок… Как по-вашему, кто звал вас?
– Господин барон, черт побери.
– Пусть так, но в какой момент он мог позвонить?
– После схватки… когда умирал.
– Это невозможно, потому что вы нашли его распростертым, без признаков жизни, в четырех метрах от кнопки звонка.
– Значит, он звонил, когда шла борьба.
– Тоже невозможно, потому что, как вы сказали, звонок был долгим, звонили беспрерывно семь или восемь секунд. Вы полагаете, что тот, кто напал на барона, мог позволить ему звонить так долго?