Забытая развилка

Почти не скрываясь, она подошла и присела на корточки рядом с человеком.

Через секунду он дерганым движением поднялся и сел. Прямо Кильке в глаза уставились другие – испуганные, сонные, но совершенно вменяемые.

Килька замерла, чтобы его не спугнуть, как замирала, чтобы не спугнуть диких зверьков вроде осторожного зайца. Медленно растянула губы в улыбке, потому что улыбка должна обозначать благожелательный настрой того, на чьем лице находится. Этот найденыш напротив был испуган и не представлял ни малейшей опасности. Оружие у него не имелось, кривая полусгнившая палка, валяющаяся на земле рядом, не в счет, Килька отпрыгнет раньше, чем он умудрится схватить ее и замахнуться. Да и смысл замахиваться? Ногой тоже подкосить не сможет, слишком неудобно сидит, боком. Да и вообще не похоже, что умеет двигаться быстро, хотя мышцы есть. Похоже, что работает много, но однообразно. Вынослив, но медлителен.

Парень тоже быстро и внимательно ее оглядывал, видимо пытаясь понять, кто она и что тут делает. Решал, нужно ли ее опасаться. Кильке не хотелось, чтобы он испугался, поэтому она улыбнулась еще шире. Потом старательно откашлялась.

– Привет, – как можно мягче сказала Килька.

***

Дверь скрипнула, в комнату ввалилась тощая кухарка, подтаскивая к порогу тележку с посудой. Наложницам запрещалось есть с остальными членами банды, как и вообще без важных причин покидать комнату.

Конфетти села на кровати, наблюдая, как кухарка ставит на стол миску с супом, потом наливает в глиняную кружку с суженым кверху горлом травяной настой.

– Спасибо, – машинально поблагодарила, но ответа, как обычно, не получила.

Дверь за кухаркой закрыться не успела, в комнату ворвалась растрёпанная Павла.

– Бедняжка, – заныла еще из коридора, с любопытством оглядывая комнату. Яшера тут не оказалось и в глазах посетительницы промелькнула досада. – Мне так жаль… Целая ночь с диким быком. Тарзан бывает так жесток!

– Тарзан всегда прав, – ответила Конфетти, лениво водя ложкой по жидкости. Во-первых, с этой стервы станется сделать так, чтобы их разговор кто-нибудь подслушал и доложил выше, что в ее непростом положении чревато. Во-вторых, она с удивлением поняла, что особого отвращения прошедшая ночь у нее не вызывает. Яшер, конечно, не отставал до самого утра, но это можно понять – подобных Конфетти диковин: чистых, здоровых и мало пользованных еще поискать. Тарзан ценит лучшее.

– Что он делал, расскажи, станет легче, – щебетала Павла, еле сдерживая злорадство. Хотела насладиться ее унижением.

Конфетти отгородилась кружкой, скрывая улыбку. Зачем объяснять, что ничего ужасного Яшер не делал и не требовал. Ни разу не ударил. Перед рассветом молча ушел, не сказав ни слова.

Конфетти прикинула, стоит ли рассказать, что ночью ей еще дважды было хорошо, но быстро эту мысль пресекла – Тарзан узнает о сказанном еще до обеда и вряд ли ему такая новость понравится.

– Слово Тарзана – закон, – послушным тоном повторила Конфетти и больше на вопросы не отвечала. Павла убралась через полчаса, когда пришла домоправительница, которая заведовала делами в доме и раздала работу – на наложницах лежала уборка в доме. Конфетти досталась половина первого этажа, та сторона, где кухня. Кроме полов еще мытье посуды, но она не жаловалась. По сравнению с работой в деревне это просто отдых.

В столовой за грубым столом из необработанного дерева сидело трое охранников. Они с интересом разглядывали голые ноги Конфетти, которая задрала штанины старых джинсов выше колен и шлепала босыми ногами по мокрому полу. Хотелось нагрубить, но Конфетти сдержалась – если все повернется плохой стороной и она окажется в бараке, все они получат к ней доступ и тогда уж отыграются, не боясь Тарзана… Лучше не наживать лишних врагов, учитывая, что они и так плодятся без малейших усилий с ее стороны.

Однако когда немытый пол остался только под лавкой,  она тщательно выжала тряпку и, подойдя к охранникам, вежливо попросила передвинуть ноги. Ее полностью проигнорировали. Вернее сообщили, куда ей стоит пойти и не сказать, чтобы ей особо хотелось отправляться в указанном направлении. Она, знаете ли, только недавно там была.

А черт с ним, может быстрее забьют, решила Конфетти и мокрой грязной тряпкой провела прямо по ногам всех троих. И вызывающе улыбнулась на замах одного, который тот вовремя остановил. Никто не смел трогать женщин Тарзана, пусть даже за дело. Он всегда наказывает их сам.

Пообедав, она все-таки решилась и отправилась к новенькой Машке, чья комната располагалась в самом углу дома. Зимой там сильно дуло и царил постоянный холод, но не факт, что Машка задержится тут до зимы. С таким-то слабым здоровьем…

Конфетти напряглась, стуча в дверь. Из-за двери раздался слабый голос.

– Кто там?

Тогда Конфетти молча толкнула дверь и вошла. Машка лежала на кровати, откинувшись на высокие подушки, но одета была чисто, умыта и причесана, коса живописно лежала на вздымающейся груди (по мнению Конфетти, чересчур оголенной для находящегося при смерти человека). Огромные глаза на бледном лице окрасились гневом при виде стоящей на пороге гостьи.

– Ты… – почти прошипела болезненная.

– Как видишь.

Так как приглашения войти не последовало, да и в будущем вряд ли стоило его ждать, Конфетти прошла без спросу. Подвинула поближе к кровати стул, уселась рядом с больной. Поморщилась, уловив кислый запах, который исходит от людей, когда они маются животом.

– Как здоровье? – мрачно поинтересовалась.

Губы Машки задрожали, а взгляд раскалился.

«Еще учиться и учиться», – подумала оставшаяся равнодушной к этому взгляду Конфетти, сравнивая с изощренным взглядом Павлы – восторженным, с такой малой долей презрения, что и не придерешься.

– Кто носит тебе еду? – не получив ответа продолжила Конфетти. По ее прикидкам травили новенькую именно через еду или воду.

– Не твое дело, – процедила Машка.

– Хорошо. Ты берешь еду и воду только у кухарки? – уточнила Конфетти.

– Какая тебе разница? Главное, чтоб не у тебя!

Ага… Это уже кое-что.

– А что я?

– Ты меня ненавидишь! Я красивее! – выпалила лежавшая на кровати пигалица, подаваясь вперед, – только все равно ничего не выйдет – тут есть мои друзья, которые тебе помешают! Ничего не выйдет, все равно Тарзан тебя вышвырнет, отдаст мужикам, а мне подарит твою комнату и все твои вещи!

– Друзья, говоришь…

И гадать нечего, речь об этой змее подколодной Павле. Красиво она Машке мозги промыла, ничего не скажешь. И когда успела? Конфетти смотрела на новенькую и понимала, что она в любом случае здесь долго не протянет, независимо от судьбы самой Конфетти. Пыталась вспомнить себя – верила ли она кому-нибудь, когда сюда попала, была ли настолько наивной? Или, скорее, тупой? Нет, ничего похожего, наоборот, сразу поняла – друзей в таком месте нет и быть не может. А эта дура… И чего о себе возомнила? По мнению Конфетти не было в новенькой ничего особого. Ни характера, ни внешности, пышная грудь разве что, но это Тарзану быстро наскучит, ему нравится другое. Постоянное напряжение: пугать и успокаивать, отталкивать и притягивать, бурные ссоры и не менее бурные примирения. Такое коровье послушание, что застыло в глазах Машки, его не затронет.

– Так что пошла вон! – попыталась повысить голос больная.

Конфетти резко поднялась и со всей силы пнула стул, опрокидывая его на пол. Тот с грохотом упал и вместе с ним с лица новенькой слетела вся уверенность, сменившись страхом. Да, вот такие лица Тарзан и предпочитает, ухмыльнулась Конфетти. Наклонилась к кровати, опираясь ладонями на матрас, до отвращения мягкий, покрытый свежей простыней. Думает, поди, что королевой станет, будет жить – не тужить в тепле и роскоши под личным покровительством Тарзана. Вот овца!

– Запомни, дура – тут нет твоих друзей. Только враги. Тоже мне красавица… – она презрительно оглядела высоко вздымающуюся грудь, – такой красоты пруд пруди, вся твоя ценность – невинность, а значит отсутствие болезней, а как ее лишишься, дело-то недолгое, как наиграются с тобой да отдадут мужикам, им как раз такие пухлые нравятся. Будешь пользоваться большим спросом! Поняла, коза тупая?  Никому не верь: ни мне, ни Павле, ни Тарзану. Ешь и пей только то, что принесет кухарка. Может и выживешь. Хотя… вряд ли.