Страница 9 из 17
***
Прошли годы. Многое состоялось в жизни влюблённых Тел. Они любили другу друга до последнего вздоха любимого мужского Тела, которому пришлось покинуть этот мир, когда женское Тело еще оставалось молодым и сильным. В этом была несомненная мудрость, иметь рядом с собой молодой Тело, которое могло обихаживать больное старое Тело любимого мужа. Много лет молодое Тело боролось за то, чтобы продлить жизнь мужского Тела – это было не просто. Тело мужа раздражалось по пустякам, в нём отмирало каждый день слишком много нервных клеток. Восстановить их было невозможно. Тело уже не могло импровизировать на фортепиано, его мозг перестал дарить ему страстную жажду Музыки. А Музыка была первичным даром, который бросил наши Тела в объятия друг друга. Музыка вела их, рука об руку, более 30 лет. Тела сидели рядом и вспоминали концерты, которые были сначала в России, а потом в великой столице Музыки в Вене. Они слушали певиц и певцов, смотрели видеозаписи, и в эти моменты были счастливы.
Когда старое Тело засыпало, Тело жены занималось воспоминаниями. Оно помнило и любило старое Тело своего любимого мужа, потому что оно умело любить не день и не месяц, а целую половину своей жизни. Оно было такое нежное и заботливое, и властно влекущее – оно было родным и всё понимающим. Влюблённые Тела умели смеяться вместе даже над тем, что поза Любви столь неудобна и кажется таким неудачным изобретением Природы. Несмотря на это, наши Тела будут проникать друг в друга, пораженные непонятной жаждой обладания, и будут искать какой-то новый способ соития, чтобы соприкоснуться всем Телом разом с другим Телом. А сам акт совокупления будет яркой вспышкой среди долгих и бурных ласк, увлеченных разговоров, острот и шуток, самых невероятных вопросов и столь же невероятных ответов. Тело помнило, что именно в период бурной телесной близости, оно впервые ощутило и приняло некую физическую разницу и отличие от Тел противоположного пола, жаждущих обладания женскими телами. И тогда женское Тело прониклось сочувствием к серьёзным умудрённым многими знаниями мужскими Телами, которые почему-то жадно бросались в объятия женских Тел! И если до этой невероятной встречи, наше Тело равнодушно отдавало себя на разграбление злым и примитивным мужским Телам, следуя как бы инстинкту Самосохранения – быть кому-то нужным, и совершенно не понимало, о каком таком упоении может идти речь, когда сам Акт близости вызывает скорее брезгливость, чем ликование?
И только, очутившись вдвоём со своим единственным мужским Телом, оно прониклось радостным изумлением, и долго не могло объяснить себе, каким образом столь разные по возрасту и физическому строению Тела, воспринимают внешний мир так, как будто видят его одним единственным общим для них глазом?
И почему всё, что они слышали и знали о мире до своего появления в пространстве других Тел, таких непохожих и неповторимых, вовсе не привлекали их к соединению, ибо они не представляли для этих Тел никакой ценности и даже внушали отвращение и вызывали непонятную злобу и даже ненависть…
Именно здесь в этом высшем пункте бытия нашего Тела, произошло впервые слияние не столько с другим Телом, сколько со своей собственной телесной Сущностью, которую оно ранее совершенно игнорировало, а радовалось и замечало в себе работу только одного органа – беспокойного и жаждущего всё новых знаний и впечатлений – его величества Мозга.
У Тела не было других удовольствий, кроме однообразного сидения за письменным столом и напряженного вглядывания в знаки, через которые его Душа путешествовала во Времени и вступала в беседы с умнейшими Телами прошлого и настоящего…И вдруг Тело разом было привлечено к чувствованию, к осязанию, прикосновению, и все накопленные в нём телесные силы выплеснулись наружу, в жажде догнать и восполнить всё то, что ранее не замечалось и отбрасывалось…
***
Тело вспомнило, как оно рожало другое маленькое Тело. Почему-то кровать для рожениц была очень высокой, наверно для того, чтобы удобнее с неё было падать, по-видимому, она предназначалась для короткого на ней пребывания. Тело прислушивалось, может быть впервые в жизни, к тому, что происходит внутри него. Боль не казалась ему нестерпимой, нет, она была умеренной и вполне сносной. Боль сообщала, что матка трудится как часовой механизм, подготавливаясь к кульминации 40 – недельного незаметного труда. Большое Тело было спокойно, оно верило в себя, в крепость своих мышц, и в свой разум, который не позволит Телу орать или забыться в страхе.
Тело слушало свои мелкие ощущения, сугубо телесные, которые здесь в эту минуту были важны и значительны. Рассказать о них в этот высший момент жизни Тела было некому, Тела в этом пространстве были предоставлены сами себе. Каждая клетка нашего Тела, подчиняясь неведомому Мастеру, без устали вырабатывала свои соки жизни и поддерживала сложнейшие химические реакции, и заставляла сокращаться матку в строго заданном ритме. Другие органы либо переваривали пищу, либо охраняли Тело от нападения извне, вступали в борьбу со всякой инфекцией, которая могла погубить большое и легкомысленное Тело! Пожар в лёгких, ежеминутный пожар дыхания, как топка локомотива, что несёт тебя вперед к неминуемой гибели или перистальтика десятиметрового кишечника, который упорно выбрасывает нечистоты твоего Тела… Все органы Тела работали как хорошо настроенный механизм.
***
На соседних койках лежали женщины, которые не умели думать, и поэтому непрестанно орали и звали акушерку. Тело говорило им ласковые слова и призывало к тишине и спокойствию. Однако наше Тело должно было бы себе признаться, что, в этой светлой палате родильного дома, борясь и содрогаясь от волшебного движения новой Жизни в нём, оно восторгалось болью схваток, а не проклинало их, как это делали остальные Тела вокруг. Тело в этот момент думало о простом и ежедневном Чуде Жизни, что совершается в этом доме каждые пять минут.
***
Испорченные цивилизацией изнеженные женские Тела не в состоянии были отдаться своей природе с естественной грацией первобытных женщин, которые рожали своих первобытных детей там, где их настигал вихрь схваток, они приседали на корточки, и новорожденный оказывался на земле. Они знали, что надо родить и еще что-то – это было «детское место» и перекусывали пуповину здоровыми крепкими зубами. Им бы в голову не пришло лежать в кровати и ждать, когда появится головка ребенка из их могучего лона.
Женщины 20 века испытывали страх и ужас от всей обстановки родильного дома. Они не знают, как надо дышать, что делать, чтобы избавиться от боли. И что самое глупое, они проклинали своих мужей! Как это смешно утерять священную радость жизни в такой прекрасный момент – рождение твоего ребенка!
***
Наше Тело, к счастью, было совсем другим. В этом вместилище Тел, никто не понял бы и не оценил его вдумчивого самоанализа и уж, тем более, просить карандаш или бумагу было совершенно не у кого. Всё это напоминало конвейер, где ты зафиксирован как Тело, которое должно произвести на свет еще одно маленькое Тело.
И вот, наконец, наступил момент вполне определенный, когда воды хлынули прочь, и даже мрачному Телу акушерки стало ясно, что наше Тело настроено по-боевому, но почему-то молчит и борется с напором телесного, с улыбкой на устах. Тело было настолько уверено в себе, что не пожелало, чтобы его везли в коляске в родильное помещение, а само бодрым шагом дошло до важного помещения, где всё было подготовлено для выхода в свет нового маленького Тела. Посередине комнаты возвышалось акушерское кресло, но не то удобное мягкое кресло, где мужские Тела просиживают часами, читая газеты и смотря телевизор, это кресло было похоже на орудие пытки. Но нынче Тело было полно трепетного желания, наконец, позволить родиться маленькому Телу! Только огромная нежность мужского любимого Тела, смогла изменить весь строй мыслей нашего Тела, и каждое мгновение родильной процедуры принимало с радостью и благодарностью за чудо зачатия маленького, но уже любимого Тела…
Итак, Тело забралось на чудо-кресло, и на холодные металлические подлокотники легли не руки, а ноги, задранные вверх, обнажая естественный выход для другого Тела, которое вероятно, в смятении металось в животе Тела, испытывая священный ужас перед появлением на свет из уютного лона женского Тела. Увы, касторка, которую заставила выпить акушерка, сделала своё черное дело.