Страница 17 из 19
Филипп привел ее в мастерскую художника Зуфара, бывшую по совместительству еще и жилым помещением. В квартире пахло красками и химическими растворителями, несмотря на то, что везде курились ароматические палочки.
Хозяин встретил их в цилиндре, в галстуке-бабочке и в удлиненном пиджаке, надетом на голое тело. Глаза его были подведены, а черные волосы рассыпаны по плечам.
Кроме нескольких друзей Зуфа, на вечеринку пришли две сильно накрашенные девушки, как это принято у готов. Алиса на младших курсах тоже увлекалась этим стилем и до сих пор носила красные пряди в черных волосах. Но по сравнению с теми девушками она выглядела довольно скромно…
Готки, наверно, уже привыкли, что на них все оборачиваются и пялятся во все глаза, и носили свой вызывающий прикид артистично, с высокомерной небрежностью. Корсеты со шнуровкой, пышные юбки из прозрачной черной органзы, сапоги с металлическими шипами на высокой платформе… У обеих были длинные волосы, но у одной – ярко-синие, а у другой – цвета фуксии. На открытых плечах девушки носили довольно качественные тату. Звали их Лола и Лиля. Оказалось, что они сестры-близнецы.
Девушки только приехали с готического фестиваля в Лейпциге и спешили поделиться впечатлениями. После просмотра фотографий и видео с готического слета, Филипп зажег свечи…
Щемящее чувство печали охватило Алису, когда в тишине под легкое потрескивание свечи с застывающими слезами расплавленного парафина, как и прежде, зазвучали стихи Бодлера, которого Влад так любил:
На дне своей тоски воздвигнуть потаенный
Алтарь; от глаз вдали, с собой наедине,
Я Нишу прорублю в сердечной глубине.
Как это перекликалось с ее внутренней болью… И у нее был свой Алтарь, воздвигнутый на дне ее собственной тоски… Ее немая печаль вдруг была услышана и обрела звучание. Но то, что сделал Шарль Бодлер в конце своего стихотворения, Алису повергло в шок. Его лирический герой, преклоняясь перед своей возлюбленной, перед той Снежной Вершиной, к которой воспарял его Дух, признается в страшном желании:
Все смертных семь грехов возьму и наточу,
И эти семь Ножей, с усердьем иноверца,
С проворством дикаря в твое всажу я Сердце —
В трепещущий комок, тайник твоей любви, —
Чтоб плачем изошел и утонул в крови.
– Зачем же он так? – округлив глаза, шепотом спросила Алиса у Фили, с чувством декламировавшего стихи.
– Сколько ж можно дразнить его и будить в нем зверя… – фыркнул со смешком Филипп и с легкой покровительственной иронией добавил. – Похоть правит миром.
Зуф показал свой новый, писанный маслом диптих. На одной картине были изображены блеклые ангелы-хранители, опутывающие цепями серых невзрачных людей; на другой – в круговороте феерических пятен цвета, девичьих профилей и красивых изгибов женских форм чьи-то красноватые светящиеся глаза.
– Это демоны, – догадалась Алиса.
– Он старается отключить сознание, чтобы оно не мешало ему творить, – пояснял ей Филипп. – Ты же знаешь, надо войти в особое состояние, чтобы считывать интересные идеи и тайные знания, – он указательным пальцем показал на потолок, – оттуда – из Информационного банка Небесной канцелярии. – Кому-то удается проникнуть туда, кому-то нет.
– Да, да, – соглашалась Алиса. – Я тоже об этом слышала. Удивительно, правда, когда у маленькой девочки вдруг всплывают в мозгах взрослые стихи? А в них переданы такие зрелые мысли и переживания, которые она сама по возрасту еще не успела осознать.
– А Леонардо да Винчи обскакал всех по мозгам. Полтыщи лет никто не мог въехать, чего это он там начирикал в своих чертежах. Только в двадцатом веке раскумекали, – важно проговорил Зуфар.
– А про Николу Тесла забыли? – с апломбом подсказала одна из готок, та, которая была с красными волосами.
Разглядывая картину, Алиса спросила:
– А почему демоны у тебя яркие, красочные, а ангелы – как привидения? тусклые…
– Потому что они тухлые!
– Ни фига се! Почему это ангелы тухлые? – удивилась девушка.
– Потому что жить не дают путем. Это нельзя, то нельзя. Все удовольствия – грех… Замордовали совсем.
Сзади к ней подошел Филипп.
– Зуф, а можно я ей все разъясню? С образным мышлением у него порядок, а вот словами объяснить – не его конек, – сказал с улыбкой, обращаясь к Алисе. – Видишь ли… – он задумался, – Люцифер тоже был ангелом, причем самым главным, самым любимым у бога… Но уж слишком много было запретов, потому он и восстал, чтобы жить в свое удовольствие, чтобы свободу его желаний никто никакими заповедями не мог ограничить. Короче, ангелом быть – скука смертная! Мы за падших ангелов!
Алиса аж потеряла дар речи. Она стояла и молча хлопала ресницами, так сильно ребята озадачили ее.
– Знаешь… – раздумчиво проговорила она, не скрывая своего изумления, – почему-то я искренне считала, что для всех людей с понятием «ангел» связано особое настроение… Это тихая светлая радость, душевная чистота, устремленность ввысь…
– Святая наивность… Прямо как с луны свалилась… – нежно отозвался Филипп. – А пойдем-ка лучше на балкон, воздухом подышим и на звезды посмотрим, – предложил он ей. – Сейчас никто уже так не думает. Эпоха индивидуализма. Если зубы не покажешь, тебя затопчут с твоей душевной чистотой…
– Смотри… Все, что связано с духом: жажда истины, красоты, попытка обрести крылья и взлететь – это все от бога. Согласен? Но человек – он еще и животное…
– О, еще какое! – засмеялся Филипп. – А дьявол, как правило, обращается к животному началу. Чтоб побольше красивых женщин отыметь, чтобы сладко есть и пить и матценностей хапануть немеряно. Ну кто ж от этого откажется? Ну нет таких… А ваще я тебе скажу: люди они ведь разные, хотя животные инстинкты – у каждого. Но один – дебил одноклеточный, а другой те же самые инстинкты облагораживает с помощью духа и утонченных эмоций.
– Да люди неравны, – согласилась Алиса. – Одних тянет к небу, а других сила тяготения приземляет. И это тоже правильно. Материалисты обустраивают жизнь. Мечтатели-идеалисты творят духовную культуру и искусство. И то, и другое нужно и важно.
– А вот насчет жажды знаний я с тобой не согласен, – с улыбкой проговорил Филипп. – Это демоническое свойство. Однажды некий херувим был изгнан с небес за свой жадный интерес к запретным темам. Что может привлекать в ангелах? Безупречность? Фу, какая пошлость! Падший ангел! Все познавший и все вкусивший – вот это по-нашему! Готика и декаданс – по-нашему! Зуф, правда, в своих картинах как-то не совсем вписывается в готику… Мрачности не хватает. Но это его право на творческую свободу.
В комнате кто-то включил музыку. И девочки Лола и Лиля под бушующие тревожные перекаты звуков изображали подобие балета, прогибались, трагически выламывали руки и лихо мотали головами, взметая волосы летящей волной. Кто-то из ребят подхватил Лилю, закружив вокруг себя. Лола в паре с другим парнем стали синхронно выплясывать общие па.
Зуфар щелкнул, как гусар каблуком, и подчеркнутым кивком головы пригласил Алису на танец. Поддерживать разговор у него не очень получилось, но отведя девушку к дивану, где ждал ее Филипп, художник, интимно понизив голос, сообщил, что у него есть колеса, если что…
– Не только у тебя, если что… – с легкой усмешкой передразнил Филипп и, приобняв Алису за плечи, подмигнул ей. – Пойдем-ка лучше в мастерскую Зуфа картины смотреть, – предложил он ей.
Она и раньше бывала в этой компании, и потому ее, ничуть не удивило, когда парни передавали сестрам-готкам какие-то пакетики. После смерти Влада, она зареклась: с наркоманами не иметь общих дел. Ей так хотелось, чтобы Филипп был не таким, как все… Он и так выгодно отличался от других ребят: такой рассудительный, умный, интеллигентный, обаятельный… Кроме того, он был самым адекватным среди ребят. Честно говоря, сегодня она впервые обратила на него внимание. И более того, он ей понравился…