Страница 3 из 8
Некоторые книги Папюса по оккультизму были переведены на английский еще в начале ХХ в., но основные его труды по оккультной философии оставались непереведенными вплоть до наших дней. Поэтому я счел равно за честь и удовольствие помогать Марку Энтони Микитюку в подготовке этого текста. Мы с Марком уже сотрудничали в недавнем переводе книги Элифаса Леви «Учение и ритуал высшей магии» и на этот раз приложили столько же усилий для тщательной проработки и обеспечения доступности для читателей. Марк и я также хотели бы выразить благодарность Элизии Галло и Лорин Хайнеман из издательства Llewellyn за их неоценимую помощь в подготовке этой книги к печати.
От переводчика. Марк Энтони Микитюк
Читатель легко заметит, что одной из особенностей «Элементарного трактата оккультной науки» является обилие в тексте цитат как древних авторов, так и работ, современных Папюсу. Эти зачастую довольно длинные цитаты, выбранные из множества разных источников, значительно усложнили мою работу переводчика, но я убежден, что они придают огромную ценность этой книге с точки зрения человека, интересующегося как оккультизмом вообще, так и историей его развития. В связи с этим хотелось бы немного рассказать о том, как я переводил эти цитаты, а также пояснить принцип оформления сносок. Кроме того, добавлю несколько собственных исторических комментариев к тому, что уже было сказано в предисловии Майклом Гриром.
Стоит отметить, что «Элементарный трактат оккультной науки» выдержал уже двадцать три переиздания во Франции, девять из которых имели место еще при жизни Папюса, а ему было свойственно что-то добавлять к каждому изданию, а что-то и удалять из текста, и некоторые такие правки были довольно существенны. Последний раз значительные корректировки были сделаны при подготовке седьмого издания, но мы выбрали для перевода пятое, опубликованное в 1898 г., – отчасти потому, что оно содержит редкий и интересный текст, уже отсутствующий в седьмом. Кроме того, нам показалось, что седьмое издание несколько перегружено различными приложениями, благодаря которым наша публикация получилась бы весьма объемной и более дорогой.
Что касается цитат из авторов, писавших на английском, то я, безусловно, просто обращался за текстами к оригинальным источникам, а не переводил с французского. Папюс также цитирует некоторых французских авторов, как современных ему, так и предыдущего столетия. В этих случаях, независимо от того, переводился ли тот или иной автор на английский или нет (в большинстве случаев нет), я делал собственный перевод, не пользуясь уже существующими.
Цитаты из древних авторов представляли дополнительную трудность, в том числе потому, что я почти не знаком с классическими языками и поэтому не мог сравнить эти выдержки с оригинальными источниками. Некоторые из этих старинных текстов – которые зачастую имеют несколько переводов на английский с заметными различиями – могут быть уже знакомы читателю, например, такие как «Изумрудная скрижаль» и «Пистис София». При переводе обоих этих текстов, а также других, оригиналы которых не раз были переведены на английский, я старался сверяться со всеми доступными версиями. В случае «Изумрудной скрижали» [1] я внес небольшие поправки в свой изначальный перевод французского текста Папюса с целью привести их в большее соответствие с теми версиями перевода, с которыми может быть знаком читатель. Однако эти коррективы никак не повлияли на общий смысл текста, изложенного Папюсом, и там, где он использует термин, не встречающийся ни в одном из существующих переводов, я сохраняю этот термин. При переводе «Пистис Софии» я решил не вносить никаких изменений в ходе сравнения с доступными версиями перевода – потому что Папюс цитирует текст по хорошо известному французскому переводу, а также в силу того, что различия вариантов переводов были уже более значительными. Таким образом, читатель может обнаружить некоторые заметные расхождения известных версий данного текста и моей собственной, которая является, как я уже отметил ранее, переводом до сих пор широко известной французской версии.
И наконец, прежде чем перейти к историческим комментариям, я хотел бы пояснить принцип оформления сносок. Папюс написал значительное количество собственных сносок, которые мы сохранили в тексте данного перевода, и чтобы отличить их от наших пометок, все последние предваряются аббревиатурой [ПП], то есть «примечания переводчика». Также следует отметить, что нам удалось снабдить текст «Трактата» аннотированной библиографией, гораздо более подробной, чем в большинстве случаев. Мы не включали в нее каждого упоминаемого Папюсом автора (поскольку тогда ее пришлось бы выпускать отдельной книгой!), но туда вошло подавляющее большинство его современников, упомянутых в тексте. В отличие от привычного формата библиографии, мы постарались дать краткий биографический очерк каждого упомянутого автора, наряду со списком его основных трудов, а также указать, есть ли переводы этих работ на английский.
Как уже отметил Майкл Грир, Папюс был одним из лидеров второй волны оккультного возрождения во Франции конца XIX и начала XX в. Благодаря тому, что Папюс включил в свою книгу такое множество цитат, особенно из современников, у читателя есть уникальная возможность изучить эту эпоху по первоисточникам, а также рассмотреть более далекое оккультное прошлое с многих точек зрения вместо одной.
Поскольку бо́льшая часть того, что может считаться оккультными исследованиями, особенно исторического характера, подразумевает поиск и переоценку тех знаний, которые были ранее «утрачены», и ввиду особенной исторической ценности «Трактата» Папюса, я считаю уместным подробнее обсудить как саму идею открытия «утраченных знаний» заново, так и неизбежную переоценку «обнаруженного» материала – два вида деятельности, к которым, как мне кажется, этот труд Папюса наверняка побудит читателя.
Чтобы верно оценить потенциальные находки из области «утраченных знаний», сначала стоит попытаться ответить себе на вопрос: что именно было утрачено. Этот вопрос подразумевает не ту информацию, которую мы, возможно, потеряли не так давно и которую можно восстановить с помощью «Трактата», но относится ко всей истории человечества, начиная с легенды о сотворении мира, и на этот вопрос сам Папюс неизбежно пытается ответить по-своему, на основе сведений, доступных в его время. Тем же самым вопросом может задаться любой человек в отношении собственного прошлого: что упустили вы? Смею предположить, что ответ будет таким же, как и в описанных ранее случаях: то, что по факту было утеряно – это знания и опыт переживания альтернативных форм сознания, которые сегодня практически недоступны, потому что были забыты.
Второй вопрос, на который нужно ответить: почему мы лишились этих знаний? Почему мы с таким трудом открываем или переоткрываем для себя ту форму сознания, которая когда-то, в нашей собственной жизни или в жизни всего человечества, была так легко доступна и естественна? Если речь конкретно о сознании и различных его формах, то ответ будет звучать так: потому что структура нашего сознания, индивидуального или коллективного, изменилась – и в таком случае ту форму его, которая давным-давно была нам доступна, мы никогда не сможем обрести ровно в том виде, какой она имела когда-то, по крайней мере без серьезных усилий. Она может быть освоена заново только через призму наших актуальных ментальных структур и с точки зрения нашей истории, какой мы ее сейчас помним.
Что касается массового сознания в эпоху Папюса, нужно отметить два существенных отличия с современностью, которые стоит принимать во внимание, оценивая любые «утраченные знания», предлагаемые нам Папюсом. Первое, о чем важно упомянуть, – Папюс писал свои книги, будучи непосредственно вовлеченным в современное ему движение, которое в истории французской литературы именуется символизмом и которое можно расценивать как последний довоенный расцвет романтизма, фактически завершившегося в предыдущем поколении. Романтизм и символизм роднит отрицание чисто материалистических идеалов Просвещения и предпочтение им мистических. Романтики, а позже символисты, намного более непосредственно и целостно, нежели большинство современных людей, переживали опыт реального общения с миром духов и глубоких эмоций, которые существовали для них столь же реально. В контексте обеих идеологий отрицание незримого и жизни эмоций приравнивалось к отказу видеть истинную сущность мироздания, и отчасти именно эта, романтическая, форма сознания привела к возрождению оккультизма в ту эпоху. Для романтического мировоззрения менее всего были значимы непосредственные факты, и более всего – эмоциональная, духовная и символическая реальность, поэтому следует воспринимать определенные исторические «данности» в том виде, в коем они представлены Папюсом, как значимые не сами по себе, а скорее в силу скрытых в них духовных метафор.