Страница 12 из 14
Действительно на удивление, ибо Эндрю явно преувеличивал её любовь к чтению: за тот месяц, что Алан здесь торчал, он пересекался с ней в библиотеке от силы трижды. Заблуждения мальчишки на том не ограничивались: доброжелательностью, спокойствием и скромностью даже не пахло. Ну да, та самая «удивительная» Дана существовала: глядела в глаза любому встреченному знакомому, слушала внимательно, улыбалась пухлыми губками и кивала, подбадривая. Существовала, но лишь недолгое время. А потом уже надменная ведьма раздражённо и недовольно пялилась зелёными колдовскими глазищами знакомому в спину.
Пялиться она вообще любила, на Алана в том числе. Дерзко, прямо, явно не ощущая вины или смущения. Причём взгляды эти скорее носили характер «вау, круто, вот это урод!», чем «фу, боже, какой урод». Дана явно была из тех девушек, что на День Святого Валентина предпочитают ванильным тедди нелепые Uglydoll*. Вот только лучше от этого не становилось. Стоило ему зыркнуть в ответ — Дана каждый раз принималась с интересом водить пальцем по строчкам какого-то томика классической поэзии. Будь Алан одним из людишек, которых она привыкла обводить вокруг этого самого тонкого пальчика, — точно бы решил, что любопытные взгляды ему мерещатся. Но ему они мерещиться не могли. Он чувствовал эти чёртовы взгляды всем своим существом. Будто ковыряли кожу зажжённой спичкой. Будто трупные черви наконец спохватились и принялись объедать его изнутри.
Наглая и любопытная, с этими её мерзкими взглядами, дневная Дана только раздражала и всё больше распаляла встроенную по умолчанию жажду расправы. В такие моменты Алан её совсем не жалел и не понимал своих же глупых ночных колебаний: не будь они в полной людей библиотеке, убил бы не задумываясь. Но они были. А ночную Дану, нежную, опустошённую, поломанную, пусть не умом, но подсознательно, убивать уже совсем не хотелось.
Замкнутый круг, из которого давно нужно было найти выход. Очередная отмеренная ему жизнь истекала…
— Чё ты там в окне увидел, мистер? Чё, тёмный властелин с бесами в салки играет? — вырвал его в реальность фермер. Похлопал по столу, намекая, что раз уж деньги подсчитаны, можно их и отдать. Типичный «венец творения» — обрюзгший, лысый, краснолицый, в выцветшем и протёртом джинсовом комбезе на голое тело и сапогах, по щиколотку облепленных дерьмом.
Натуральный ковбой. Натуральнее некуда.
— Я не сатанист, хватит глупых намёков, — отрезал Алан, оставляя на столе купюры.
Фермер фыркнул. Глянул снисходительно.
— Никогда тебя нигде не видел, а тут в один месяц — дюжина кур, свиньи, теперь барашек…
— Это ягнёнок. Свинья была одна, а кур не дюжина, а пол. И я просто экспериментирую с мясной кухней.
— Так там тоже не взрослая животина: цыплята да поросята были. А в розницу если берут, так всё равно уже мясом, не живьём…
— Браво, Шерлок! От меня-то вам что надо?
Фермер недовольно пожевал губу. Покачал головой.
— Порядка. Чтобы не заявились мне сюда и не заявили, мол, мистер над животными издевается.
— Не заявятся. Я не издеваюсь над животными.
Была бы его воля и хоть капля лишней магии в теле — Алан с удовольствием бы поиздевался над их хозяином, что так глупо тратил его время. Или хотя бы рот заткнул.
Фермер ещё чуть-чуть сурово поглядел для проформы из-под насупленных бровей, но в конце концов сгрёб деньги и поманил Алана за собой: из подобия офиса на улицу и к стойлам. Затем пронаблюдал, почёсывая лоб, как выпущенная животинка сама подходит к покупателю и спокойно позволяет себя поднять, замерев в некрепкой хватке.
— А в следующий раз, чё, корову готовить? — с попыткой в юмор, должной скрыть неуверенность, бросили Алану вслед.
Корову и сейчас было бы неплохо — живёт она лет двадцать. А это в переводе на его внутренний «счёт» — три года стандартных или полтора месяца с магией. Да вот к кладбищу с ней даже ночью не пройдёшь — слишком приметно.
Пора было что-то решать с местными ведьмами.
— Не будет следующего раза, — сухо заявил Алан.
Солнце зашло. Маленький, с локоток всего, белый ягнёнок, заворожённый близостью возвратыша и исходящим от него, не различимым для простых людей запахом смерти, мелко подрагивал, испуганно раскрыв чёрные глаза.
Снять полог с приготовленной ямы Алан без магии не мог, потому нашёл её по памяти и наощупь — нога, попавшая на край, обеспечила жёсткую посадку. Ягнёнок испуганно, но опасливо бекнул. Алан скинул плащ и ве́рхом стянул футболку.
Животных он и правда не мучил — научился всё делать быстро. Перерезал артерию. Дрожащими пальцами начертал алые руны на груди, животе, руках. Круговыми движениями размазал жидкость по лицу…
Это как снова умыться водой из Леты и Стикса. Жжётся поначалу, но потом отдаётся в каждой клеточке целительной прохладой. Жизнью. Точнее, не-жизнью… Ещё около четырёх недель взаймы, но этого мало.
Нужна кровь ведьм.
Обновлённое тело наливалось опасной тяжестью, будто бы погружаясь в сон. Это чувство было самым отвратительным в его не-жизни, потому что настоящих снов у возвратышей не бывало. Бывали лишь жуткие тягучие кошмары наяву, в которых Первая Княгиня, прекрасная белая госпожа, тянула его к себе по всем мёртвым рекам, через бьющие крыла и острые когти воронья, через липкую паутину, сквозь отчаянье и боль, сквозь могильный мрак и адский пламень, по цепким костлявым пальцам грешников, под тяжёлыми сапогами бесов, по всем кругам Преисподней в облюбованную ею ледяную бездну.
Она опять решила призвать его в момент ритуала. Стерва.
Алан стоял на коленях абсолютно нагой, дрожащий от холода, пока княгиня восседала на резном троне в ослепительно-белом брючном костюме и расшитом каменьями, нарочито роскошном плаще с меховой оторочкой, что совсем к тому не подходил. Власть у госпожи была, а вот вкуса не было.
— Ковен найден, месяц прошёл… — проговорила Первая Княгиня своим приторным голосом, сверкая голубыми льдинками глаз. — Скажи, триста восьмой, что ты делаешь?
Высокая блондинка с симметричными чертами, длинной шеей, бархатной кожей, медовым сопрано, она могла бы и впрямь считаться самой прекрасной женщиной на земле и в Аду, в чём пыталась всех убедить, но на деле была лишь самой большой сволочью.
— Ж-ж-жду удобного момента. Спешить нек-к-куда. Нужно всё подгот-т-товить, — покорно ответил он, пытаясь унять дрожь хотя бы в зубах.
— Момента? — княгиня надменно подняла брови. — Ты уже животных режешь ради пары лишних дней! А «всё» — это, верно, яма, где ты сейчас отдыхаешь? Там стены уже дальше ровнять некуда, к чему это всё?.. Нет, не отвечай, — вскинула она тонкую руку, увешанную перстнями, — мне нет до этого дела. Мне нужно, чтобы была выполнена работа.
— Д-да, яма… Обязательно нужна правильная ям-м-ма. А то будут… опять говорить лет через т-т-триста… что могила урод-д-дливая… как достопримечательность… т-т-так себе.
Княгиня остроту не оценила, а, скорее всего, даже не поняла, потому лишь брезгливо сморщила идеальный носик:
— Я же велела не отвечать. Забыл своё место? Забыл, как тебе повезло? Что дала — могу забрать назад. Хочешь умереть? Совсем умереть, ни земли, ни Ада, ни Рая — больше не увидеть?.. — уточнила зачем-то. И сама же и ответила, не давая права выбора: — Не хочешь, знаю. Никто не хочет. Так работай! Что в этом сложного?.. Или тебе нужно пример показать?
***
Раз, раз, раз.
Без лишней суеты, не сбиваясь с ритма, почти не дребезжа тонким стеклом.
Кто-то стучал веткой в окно второго этажа 32-го дома по Шейди-стрит.
Минут пять Эндрю никак не реагировал, пытаясь убедить себя, что это делал бук, каким-то образом за ночь подкравшийся на четыре ярда ближе. Но стук всё не прекращался, и он сдался. Встал, не прощаясь с одеялом, поднял стекло, высунул голову. Протёр заспанные глаза на всякий случай.
Но картинка не поменялась: фонарь всё также высвечивал относительно невысокую мрачную фигуру в кожаном плаще. Алан. Алан пришёл зачем-то за — Эндрю покосился на будильник на прикроватной тумбе — полтора час до их обычного времени встречи. Ого.