Страница 17 из 22
— Вы понимаете, что совершили непростительную глупость, которая на языке закона называется преступлением? О чем вы думали, взбалмошная девчонка, устраивая эту выходку? Решили, что вам все дозволено? А о тете и кузине вы не вспомнили? Из-за вас они с легкостью тоже могут здесь оказаться. Или в вашей себялюбивой головке есть место лишь для романтических бредней?
Несчастная девушка беспомощно сжалась и онемела, испуганная свирепым взглядом и громовыми раскатами его голоса. Из ее широко распахнутых глаз непрерывным потоком хлынули слезы. Понимая, что больше не в силах играть роль грозного обвинителя, Габриэль круто повернулся к начальнику тюрьмы и отчеканил:
— Я забираю Сабину де Фруа в замок, чтобы обеспечить ей надежную охрану, до тех пор пока не будут выяснены обстоятельства побега.
— Но, мессир, епископ не разрешит этого… не положено… я не могу, — бессвязно лепетал тюремщик, беспомощно разводя руками, — и к тому же это вы разрешили ей сюда приходить.
— Что?! — взревел шевалье. — А кто впустил постороннего в подземелье? Им ведь позволили встречаться лишь наверху, в вашем присутствии!
— Меня же разжалуют и лишат места…
— Да, но это произойдет потом, а я прирежу тебя сейчас, если ты не выполнишь моего приказа!
Для пущей убедительности рыцарь выхватил из ножен внушительный квилон. Обмякший начальник тюрьмы лишь вяло махнул рукой и плюхнулся на лавку, нарушая субординацию.
Не теряя времени, Габриэль накинул на девушку плащ, который предусмотрительно захватил с собой, и усадил ее на лошадь. Уже скрываясь за поворотом, он заметил на другом конце улицы посланников епископа. Успел!
Где именно поместить необычную пленницу, шевалье заранее не продумал, поэтому закрыл Сабину в своей комнате и поставил у дверей двух охранников, строго-настрого приказав им никого, кроме него, сюда не впускать. С девушкой Габриэль не разговаривал: к тому, чтобы перебрасываться общими фразами, не располагала ситуация, а для долгих объяснений у него не было времени. Поговорят потом — если будет такая возможность…
Габриэль немедленно отправился в епископский дворец на переговоры, обещавшие быть непростыми.
— Вы потакали капризам понравившейся вам девицы, и это не довело до добра, — блеснув глубоко посаженными, напоминавшими колючие бусинки глазками, ехидно и без долгих предисловий начал Фолькет — сухонький старичок с костлявыми подвижными руками.
Известие о побеге катара взбесило его, а мечты о показательном процессе рассыпались в прах. Но у его преосвященства было время все обдумать, и он уже овладел собой. А этот шателен неглуп, раз без промедления явился к нему. Дождавшись, когда посетитель поцелует перстень у него на пальце, епископ продолжил:
— На каком основании вы перевезли преступницу в замок? Дело катара находится в юрисдикции Церкви, нам и выбирать наказание для этой девицы.
— Ваше преосвященство, я пришел к вам, дабы без лишних эмоций обсудить участь Сабины де Фруа, — как можно спокойнее начал Габриэль, сдерживая гнев, мешавший ему трезво мыслить. — Понимаю, она совершила тяжелый проступок, но хочу напомнить, что эта девушка совсем юна — ей едва исполнилось шестнадцать лет — и очень романтична. Многие трубадуры прославляют героические подвиги, спасение узников…
В этот миг глаза епископа Фолькета подернулись меланхолией, рот с редкими остренькими зубками оскалился в подобии улыбки. И тут шевалье осенило: его преосвященство — поэт! В молодости епископ тоже был трубадуром и сочинял стихи. Вот точка, на которую нужно нажать! Дальше Габриэль чуть ли не в поэтической форме рассказал его преосвященству о сироте, выросшей у тети в просвещенной Тулузе. Девушка напиталась соком — или ядом, с какой стороны посмотреть, — куртуазности. Она была воспитана на поэзии трубадуров; возможно, и его, Фолькета Марсельского, стихи повлияли на ее романтическую душу.
Последние льстивые слова пришлись епископу по вкусу. «Он и вправду умен. Такого человека лучше держать в союзниках», — подумал его преосвященство и еще больше укрепился в изначально принятом решении. Девчонка, скорее всего, ничего не знает о Совершенных, и нет никакого смысла ее допрашивать. Суровое наказание знатной особы не добавит ему популярности. Но главное: чтобы вытащить эту глупую гусыню из лап воинственного шевалье, понадобится много сил, а им можно найти другое применение, особенно сейчас, когда Раймон де Сен-Жиль успешно отвоевывает свои земли, приближаясь к Тулузе. К тому же во враждебной крепости, среди ненавидящих епископа горожан, ему не повредит поддержка военного гарнизона. Так почему бы не сделать шателена своим должником?
— Вы растрогали меня, шевалье! Вопреки наговорам мое сердце умеет чувствовать. Забирайте свою протеже. Накладываю на нее епитимью: пусть трижды в день читает псалмы, а также месяц проведет у себя в комнате, на хлебе и воде. За исполнением наказания проследит монах, которого я назначу. Вы же должны дать честное рыцарское слово, что немедленно сообщите мне, если сбежавший катар вдруг объявится.
— Спасибо, ваше преосвященство, вы спасли невинную душу! — Напряженное тело Габриэля расслабилось. Он провел ладонью по лицу. — Я ваш должник!
Епископ удовлетворенно хмыкнул и жестом дал понять шевалье, что аудиенция окончена.
***
Дом баронессы де Лонжер гудел, будто растревоженный улей. Домочадцы, сбившись с ног, искали пропавшую Сабину. Заплаканная камеристка, которую отхлестали по щекам, ничего не знала. Вечером молодая сеньора, как обычно, отправилась в тюрьму на свидание с арестованным катаром и не вернулась. Почему она не сообщила об этом вчера? Неделю назад госпожа Сабина попросила: если однажды она не вернется ночевать, сказать об этом как можно позже, и подарила вот эту нарядную ленту.
Баронесса скользнула взглядом по алевшему в косе служанки дорогому шелку. Ну почему она не догадалась, что доставка еды узнику — лишь часть хитроумного плана ее упрямой племянницы?
В этот момент Агнессе доложили о том, что прибыл посыльный от Фолькета, желавшего удостовериться, что Кретьена в доме нет. Получив ответ, гонец кратко рассказал о том, что демуазель де Фруа помогла сбежать особо опасному преступнику. Где она сейчас? Разумеется в тюрьме.
Мужественная Агнесса рухнула без сил на скамью, устланную подушками, и громко разрыдалась:
— Гадкая девчонка! Как она могла так с нами поступить? Епископ с удовольствием уничтожит знатную тулузскую семью, еще бы, такой повод! Ах, пустоголовая дура! И это плата за мою доброту?
— Надо срочно ехать к сеньору д’Эспри. Он всегда готов нам помочь, — предложила обычно легкомысленная Аделаида, и баронесса перестала рыдать и с уважением посмотрела на дочь.
Но шевалье сам к ним явился. Поздоровавшись и попросив вина, он с разрешения хозяйки устало опустился на лавку и залпом опорожнил поднесенный ему кубок. Онемевшая баронесса застыла рядом в позе скорбящей Мадонны — со сложенными на груди руками.
— Ваша племянница у меня в замке. С ней все в порядке. — Габриэль умел четко и быстро говорить главное. — С епископом я все уладил: наказание будет лишь символическим. Он не станет вас преследовать.
Готовясь к худшему и ничего не понимая, несчастная женщина продолжала стоять с жалким видом, пока до нее не дошел смысл сказанного шевалье. Затем она опустилась на колени и, притянув к себе его голову, поцеловала Габриэля в лоб. Тихие слезы облегчения, струившиеся по ее щекам, были красноречивее любых слов благодарности.
— Ну что вы, мадам! — Габриэль растерянно вскочил и поднял с колен гордую женщину.
— Вы, наверное, голодны, а я кормлю вас лишь рыданиями. — Справившись с волнением, Агнесса улыбнулась сквозь слезы и приказала слугам срочно принести гостю завтрак.
— Не откажусь! — с явным удовольствием потер руки Габриэль.
Ему был двадцать один год, и он не страдал отсутствием аппетита. Шевалье кликнул оруженосца, оставшегося за дверью.
Уплетая вместе с довольным Анри холодную телятину и вчерашний пирог с капустой, Габриэль подробно ответил на вопросы баронессы. И, запив остатки завтрака разбавленным вином, шутливо добавил: