Страница 52 из 60
Мои товарищи поняли, что со мной что-то не так, когда я рухнул на пол, как подкошенный. Бросились снимать проклятые оковы, но, оказалось, что сделать это не так-то просто. Один из них побежал за артефактором, кто-то вызвал мою сестру… Если коротко, то в оковах я пробыл чуть больше часа, но этот час для меня растянулся в вечность. А уж о последствиях я и говорить не хочу. Ректор объявил мне выговор, декан назначил отработку в Больнице магических изменений, а отец явился в БИА с хворостиной размером с оглоблю, но, вместо того, чтобы всыпать мне – весьма заслуженно! – по мягкому месту, посмотрел хмуро и спросил:
– Ты в порядке, сынок?
И я чуть не помер со стыда.
Мы лишь однажды говорили о том, что меня родила не наша с Бренди мама, а какая-то чужая женщина, и что папа купил меня на мосту Менял за пару грошей. Но любили они нас с сестрой одинаково. Возможно, меня, как наследника рода, даже чуточку больше баловали. И я уж не говорю о магии, которой от рождения во мне было едва ли с каплю.
В общем, с тех пор, прежде чем принять участие в каком-нибудь безрассудстве, я вспоминал лицо отца в тот момент, когда он спрашивал, всё ли со мной в порядке, и шалость сразу переставала казаться такой уж весёлой.
Ну, почти всегда.
Когда я надевал на Бержана Мока магические оковы, мальчишка бодрился, явно не представляя, что его ждёт, и держался огурцом. Смотрел на меня с вызовом, и презрительно кривил губы.
Ровно до того момента, как я защёлкнул замочек на его шее.
В обморок Мок не упал, но глаза у него вдруг стали пустые-пустые – как у мёртвой рыбы, а кожа побледнела.
– Это… – пробормотал он, и осёкся, не в силах подобрать нужных слов.
– Это магические оковы, – холодно подсказал я. – И я сниму их с тебя лишь после твоего откровенного рассказа обо всём.
– Сволочь, – прохрипел он. – Палач! Да я лучше сдохну!
– Имеешь право, – согласился я. – Дежурный, уведите заключённого в камеру. И отправьте за мной, если он вдруг передумает умирать.
Мучила ли меня совесть из-за выбранного метода допроса? Нет.
Гадёныш продержался до середины ночи, а когда я второй раз за сутки спустился в подвал, выглядел мальчишка жалко. Заплаканные глаза, красный нос, искусанные, дрожащие губы. И нет, даже в этот момент я не устыдился и не пожалел о принятом решении. Жестоком, не спорю, но действенном. В конце концов, Бержан Мок не селянку за задницу ущипнул, и не наслал на более удачливого соперника проклятие водяных прыщей. Он подлец и убийца.
– Я не убийца! – возмутился гадёныш в ответ на мои претензии. Браслеты я с него снял, а ошейник оставил. Вот он и осмелел настолько, что огрызаться начал.
– Скажи об этом тем, кто умер от порченой лихорадки.
– Простолюдины? Крестьяне? Да я им честь оказал, позволив умереть за своего хозяина!
Поначалу я было решил, что Бержан поехал кукушкой от ужаса и магических оков, но уже следующие слова мерзавца всё поставили на свои места.
– Это мой замок, мой! – кривил он губы, глядя на меня со странной смесью ярости и страха. – А вы пришли, и всё забрали. Сокровища, богатства, земли, леса, озёра. Честь мою родовую, родовое гнездо. Убийца? Я не убийца. Я право имею. Потому что весь этот скот, называющий себя людьми – они тоже мои. Я последний прямой наследник барона Мока. Мне по праву, по праву… Пять столетий назад эти скоты и людьми-то не были. Товар, имущество. Было бы кому-то дело до того, сколько овец я велел прирезать для того, чтобы у моей семьи был сытный ужин? Вот уж вряд ли. Быдло! Они за сотни лет даже жить по-человечески не научились. Возятся в дерьме, как свиньи.
Я слушал и, мягко говоря, обалдевал. Замок Ордену достался в таком виде, что и по сей день мы ещё не закончили ремонт. Фактически, это были развалины. Мне говорили, что замок обветшал ещё при бывших владельцах, что уже тогда земли не обрабатывались, а крестьяне были брошены на произвол судьбы. А судьба в этих краях умела быть безжалостной. Если не холод и дикое зверьё, то демоны из Бездны. А до неё здесь было рукой подать.
Кто владел замком до того, как он за долги отошёл короне, я толком не знал. Да и неинтересно мне было. Ну, разорился какой-то род. Так я слышал, барон этот был страшным пьяницей и развратником, всех девок в округе перепортил, местные до сих пор бояться в услужение идти.
– Мои предки девять столетий жили в этих стенах, – Мок так разошёлся, что, кажется, даже забыл о магических оковах. – И по закону…
– Ну, что ж, – перебил я, – если по закону, то я могу эти стены привести в то состояние, в котором они были, когда я стал владельцем замка, и вернуть их истинным хозяевам. Этого ты хочешь?
Мок промолчал.
– Хозяин недоделанный! Давай проедемся по окрестным деревням и спросим у местных, хотят ли они умирать за былых хозяев замка? Уверен, ты много интересного услышишь в свой адрес.
– С быдлом не общаюсь, – скривился Мок.
Ну, что сказать? Если его предки относились к местному люду так же, то мне не стоит удивляться тому, что я уже восьмой год бьюсь о стену их недоверия, как рыба об лёд.
– Да, я уже понял, что их ты предпочитаешь убивать. Зачем? Хотел волнения организовать? Настроить их против Ордена, против меня лично? Натравить? Бунт устроить?
Мок хмуро глянул, и проворчал:
– А нечего было чужое забирать. Думаете, мой замок – единственное, на что Его Величество соизволили наложить лапы? Да по всей Империи сотни дворян, которые давно уже на него зуб точат.
Облизал губы, голову вскинул, пытаясь казаться смелым, но я видел страх в его глазах. Даже не страх – ужас.
– А он гребёт и гребёт под себя. – Голос он понизил, скорее, по привычке. Так долго боялся быть подслушанным, что уже и не мог говорить об этом деле иначе. – Освободитель. Как же! Единственное, что Его Величество Лаклан липовый Освободитель умеет хорошо освобождать, так это карманы своих подданных от золота. И всё во славу Ордена. Во славу долбанного Ордена щитодержцев. А на кой вы нужны? Щит вон уже сколько стоит, даже не шатается! И столько же простоит. Что вы делаете для него? Что? Окрестности пропалываете – и вся работа. А мы должны свои родовые гнёзда отдавать под ваши нужды, и радоваться оказанной чести? Вот уж нет! Моя бы воля – я бы вас всех повесил, дармоедов!
У меня позвоночник прошибло от ледяного ужаса. О том, для чего на самом деле создавался Орден, щитодержцы узнают в день присяги, когда при помощи созданного мною заклинания связывают свою жизнь и свою магию со Щитом.
Двенадцать лет назад, когда я закрыл двери, сквозь которые демоны проходили в наш мир, целостность Щита зависела лишь от моего здоровья. Умри я – и он рухнет. Поэтому лучшие маги – не только Империи, но и всех стран, окружавших Бездну, – искали способ, как разделить моё заклинание и завязать его на нескольких человек. Сейчас Орден щитодержцев насчитывает три сотни человек, и люди продолжали к нам присоединяться, пусть и не с такой охотой, как восемь лет назад, в прошлом году мне на верность присягнули десятеро, в этом пока лишь один, но…
Я ведь искренне верил, что спокойствие мира демоны уже никогда не нарушат.
Внезапно заговор, который мне ещё несколько минут назад казался глупостью одного жадного мальчишки, заиграл совсем другими красками.
Если по какой-то дикой случайности погибнут все щитодержцы, демоны вернутся в этот мир и, не сдерживаемые Пределом, успеют принести много горя, пока боевики вновь встанут в строй.
Может, напрасно император скрывает от наших соседей природу щита? Может, пора открыть филиалы ордена и за границей? Чтобы в каждой стране, которая когда-то боролась на Пределе, окружившим Бездну, был свой замок с защитниками, которые будут удерживать Щит от падения.
И ещё нужно тщательнее проверять каждого кандидата в щитодержцы. После присяги он уже никуда не денется, но, как мы видим на примере Бержана Мока, может наделать много глупостей до того.
– К счастью, ты на ситуацию никак не влияешь, – наконец произнёс я. – Сколько всего человек в вашем заговоре?