Страница 9 из 19
Он всего лишь хотел спать. Так хотел, чтобы мягко, и чтобы долго. Но сейчас он падал и уговаривал сам себя, что вот сейчас, вот ещё через мгновение всё получится. Сейчас время для очередной части игры, как в поддавках, – ты на мгновение ощущаешь ужас свободного падения, и уже в следующее – снова ввысь.
Внутри неприятно заныло, он не мог ввысь, больше не получалось. Он стоял на траве, местность вокруг незнакомая… Он поднял голову вверх, над головой был ангел, белый, прозрачный как мираж, он видел его сложенные за спиной крылья. Он никогда не видел крылья так близко, только на рождественских открытках. Ангел был огромный как дом. Может даже как несколько домов, поставленных друг на друга. Ангел что-то держал в руках, но Кай не видел что – тот стоял к нему спиной.
Если бы Кай умел летать, он бы взмыл к нему, обогнул его и заглянул в румянощёкое лицо, он раньше никогда не видел лица ангелов. Кай сердился, потому что никогда не умел летать… Или умел? Он не помнил… Внутри поворачивался страх.
Рельсы под его ногами гудели.
«Кремц-кремц».
Рельсы уходили вперёд, очень далеко. Кай двинулся вдоль них. Под ногами раздался неприятный хруст. Смотреть под ноги было нельзя, он знал, что увидит там. Под ногами хрустело, с каждым шагом было всё неудобнее идти. Но он делал шаг за шагом. Гладкие землистого цвета кости хрустели, глазницы черепов скучно таращились в небо, вывернутые челюсти отрешённо улыбались. Он переставлял ноги, и какая-то сила не пускала его, каждый шаг давался с большим напряжением. Он не мог поднять ногу для следующего шага, особенно правая будто совсем налилась свинцом.
Багровый туман уже не позволял видеть. Откуда он взялся? Кай махнул рукой, отгоняя душный воздух. Впереди спиной к нему стоял ангел. Этот был ещё огромнее. Кай никогда не представлял, что ангелы могут быть размером с гору. Голова его уходила высоко в облака. Он начал медленно поворачиваться к Каю. Нет, нельзя, не поворачивайся! Кай не хотел видеть, он не знал, что у того в руках, просто не хотел видеть.
Нет, нет, не хочу. НЕЛЬЗЯ!
Ангел повернулся. В руках ангела была голова.
Ужас сковал его – то была голова Каргера…
Впадины скул обтянуло голубоватой кожей, в глазных впадинах шевелилось что-то омерзительно скользкое. Это блеснуло совершенным изгибом тела, затем показалась красивенькая маленькая треугольная головка, появилась бурая спина с зигзагообразным крапчатым узором, змейка выползла из пустого черепа и двинулась по ногам ангела. Обломанная височная кость упала вниз.
Змея спустилась на землю и спокойно улеглась на обломках крыльев. Кай только сейчас их заметил. Всюду были разбросаны белые перья.
Голова Каргера смотрела на него, просто смотрела и ничего не говорила. Она не могла говорить, потому что у неё был зашит рот.
Кай кинулся бежать. Ноги… Ноги снова не послушались. Он упал, отполз, спрятался за большой камень. Впереди трубой развернулся длинный коридор, света в нём было достаточно для того, чтобы представить его глубину. Там шевелились какие-то тени. Если они ищут его, то здесь за камнем его не заметят. В тоннеле в зеленоватом тумане слышался скрежет когтей, приближался звук медленно переставляемых копыт.
Он почувствовал, что тени уже вокруг него.
«Кремц-кремц».
Убежать, надо попробовать убежать. Он вжался в камень, перестал дышать, сердце громыхало в груди. Рука, несколько, шесть или семь рук уже были над его головой, он чувствовал совсем не бесплотные их прикосновения.
Слиться с камнем. Стать камнем, это хорошее решение.
Камень пошевелился.
Кай почувствовал укол ужаса. В самом сердце. У камня была тысяча глаз. Кай начал задыхаться. Он не мог подняться с колен.
Раз.
Два.
Три.
Четыре.
Пять.
Шесть…
Тяжёлый туман стекал каплями по онемевшим щекам, по плечам. Он опустил голову – слева на груди на белоснежной рубашке его сиял лучами какой-то знак из тусклого металла. Нельзя, чтобы эти руки, сотканные из тьмы, нащупали его.
«Кремц-кремц».
Кай посмотрел вниз – его колени были погружены в кровь. Он только сейчас понял, что среди чёрно-белого пейзажа это было единственно цветное пятно. Он сидел на коленях в озере крови.
Кай поднял глаза к каменному истукану.
Огромный каменный рот на лице без глаз пророкотал: «Я скучаю!»
От этих слов что-то сместилось на циферблате часов Великой Геометрии, и, раскинув руки, он медленно упал спиной в воду. Позади него было не озеро. Это было море. Голубая холодная стеклянная гладь поглотила его без остатка.
На груди его, где только что сиял золотистый знак, расплылось красное пятно, кусочек окровавленной стали с рукоятью в чёрной вязи медленно ушёл ко дну.
В лицо ему смотрел костистый звериный череп, и семь его стылых ледяных глаз исходили холодным голубым светом.
Из последних сил Кай взмахнул сломанными крыльями и взлетел…
* * *
Он вскочил в постели. Весь мокрый. Сердце колотилось о рёбра. Нестерпимо болело в области лопатки. Утро заливало спальню солнечным светом. Лёгкие порывы ветра колыхали занавески у открытого окна. Фух… Всего-лишь сон… Но что там было? Он летал. Что ещё? В ушах звенело. Он знал, что ему приснился сон, который обязательно нужно вспомнить. Между этим сном и явью существовала некая страшная и прямая взаимосвязь.
Он пошарил рукой под кроватью, нащупал бутылку с водой и жадно опустошил, будто провёл неделю в пустыне. Переведя дух, Кай откинулся на подушку, заслонив глаза рукой от утренних лучей.
Муза Павловна обычно говорила, что если приснилось что-то страшное, то надо лечь и «доснить» себе что-то хорошее, что-то из тех вещей, что ты любишь. Когда он спросил, что значит «доснить», как это вообще возможно – «доснить», Муза Павловна ответила, что, насколько ей известно из школьной программы, сон – это «небывалая комбинация бывалых впечатлений», и если вы, молодой человек, не управляете собственными впечатлениями и воображением, то кто же ими тогда управляет?
Кай тогда ничего не понял, но сам факт перехода Музой Павловной к обращению «молодой человек» обычно свидетельствовал о её невысоком мнении относительно его в тот момент умственной активности. Он решил не вступать в споры, но непременно потренироваться при случае. Увы, сегодня был совершенно не тот случай. Он чувствовал такое волнение, что сонливость как рукой смело.
И это ощущение не скоро растаяло, засев где-то под лопаткой неясной, упорной угрозой. Он перевёл взгляд на этажерку. Отряд бронзовых солдатиков британской армии безукоризненно держал строй. Он вспомнил как играл с ними в детстве, как гордился каждой фигуркой, ему стало тепло и уютно, это помогло выровнять дыхание, и немного успокоиться. Он потянулся в постели, и мрачно констатировал, что, кажется, ещё вырос, потому что голые лодыжки выглянули далеко за пределами кровати. Муза всегда говорила, летаешь во сне – значит растёшь. У изголовья на тумбочке стояли вовсе незнакомые бутылочки, лежал градусник и тарелка с чем-то, напоминающим компресс…
Он помассировал плечо, насколько сумел дотянуться. Больно… Этот сон никак не хотел убираться из головы. Вообще, в памяти всплывали какие-то смутные воспоминания, будто он когда-то посмотрел кино, помнил, как было страшно, но о чём фильм рассказать бы уже не смог.
Каргер! Почему Каргер?
Чётко он помнил только последние секунды кошмара, но в голове проносились те же образы, только в других сценах… Каргер, опутанный золотистыми и голубыми лучами, рваный асфальт, тысячи хвостов и тысяч глаз, каменный истукан с белой бородой, вихрь…
Кай хлопнул себя по лбу и, отшвырнув одеяло, помчался из спальни в гостиную. Он выглянул из окна, устремляя взгляд в сторону Межевого переулка. Отыскав глазами привычное сонное ничего и удовлетворённо сжав кулаки, он выскочил из гостиной и уже спокойным шагом пересёк кабинет.