Страница 6 из 19
* * *
Многохвостое чудовище взревело хором голосов и отшатнулось от рассекающих воздух, острых как бритва когтей.
Сокол завис над телом Кая, раскинув крылья.
В ушах Кая прогремело:
– ПОГОВОРИМ, ХТОНИК?!!
…
Каргер
В столб кипящего мрака шагнул Каргер.
Самое время было удивиться. Но такие простые чувства больше не были подвластны ему. Он лишь Зрил и Внимал.
И в круге огня и тьмы стоял весь правильный, непримечательно-однообразный и до беспамятства скучный друг деда Егора, священник Каргер.
И Кай узрел его. И это был он и не он. Больше – не он.
И Кай Внял ему.
И вернулся, и перестал быть лишь цветом и именем.
Всё вокруг стало голосом Каргера, и Кай мог поручиться, что эти его слова были произнесены не обычной человеческой речью. Но он сам от чего-то её понимал.
Кружащий над ними сокол склонил голову и издал пронзительный радостный крик, щёлкнув клювом.
Хтоник, так назвал его Каргер, ответил птице жутким рёвом. Воронка вихря, преодолевая внешнее сопротивление, расширялась в диаметре, в фасадах соседних домов трескались стекла, крошилась штукатурка. Столб асфальтной крошки, дыма и огня уже поднимался выше их крыш, от разрушения спасала только необъяснимая разница в течении времени здесь и там. Словно кто-то остановил вселенский маятник часов. И выключил звук.
Никакого правдоподобного объяснения этому не было, но правдоподобное и истинное – не одно и тоже.
Кай представил, что время, сгустившись, а может, наоборот, рассеявшись, защищало внешний мир от губительности своего воздействия, превращаясь в непреодолимый барьер. И сущность из мира невидимого, в который, судя по всему, его затягивало, этот барьер преодолеть пока не могло.
Каргер простёр руки ладонями вверх, низко опустив голову. Смертоносный вихрь из мрака и огня не причинял ему вреда, чёрное одеяние струилось вокруг его тела, повинуясь инерции вращения. Каргер упёрся подбородком в грудь, проговаривая непонятные слова. В воздухе еле уловимо почувствовалась вибрация, появилось слабое мерцание, что-то происходило в такт его словам.
Он вернул Время.
Каргер не отрываясь, мрачно смотрел на Кая.
– Говори со мной, мальчик, возвращайся, – слова врезались в кожу Кая острыми чёрными осколками льда.
Его сердце сжалось, и внезапно многое перестало иметь значение, важным остался только имеющийся шанс.
Чудовище взревело и разразилось дребезжащим хохотом:
– Ты опоздал, клирик, ты пришёл слишком поздно, – слова его гудели в каждом летящем камне, язык их был чужд уху, но его мысли были Каю понятны. – Твоё чаромудрие надо мной бессильно!
Золотистые глаза птицы встретились с взглядом Кая, и тот почувствовал, что она его не отпустит.
Он жадно наблюдал за Каргером. Пространство наполнилось мерцанием, почти неуловимым и рассеянным, но с каждым словом эти искры наливались цветом, переменчивым, неопределимым, они струились по стихийным траекториям, и казалось в их хаотичном биении не было никакой системы, но ещё через какие-то такты времени к ладоням Каргера начали стекаться голубые волокна, тончайшие. Сначала почти невидимые, дрожащие, не толще паутинки.
Движения его стали ещё более необычны. Как если бы в руках у Каргера был лук и он, геометрически точно отмерял очередной угол поворота и отправлял из него стрелу за стрелой. Вот только лука в руках у Каргера не было, но, запущенные невидимой тетивой светящиеся стрелы уносились в пространство вокруг них. Эти лучи не поражали никаких целей, но их полёт создавал в воздухе ясно различимый светящийся след. Этот след складывался в многоугольную звезду, которая не очень ярко прорисовалась над ними, когда Каргер тяжело опустил руки.
Весь этот парящий вокруг них каркас наполнялся новыми порциями света, сплетался в подобие купола, со всевозрастающей чёткостью и мощью оттесняя клубящийся густой чёрный туман от тела Кая.
Он ощутил, как его самого оплетает золотистое сияние, другое по природе чем голубое, но стекающееся к нему от той же творимой Каргером сферы. Какое-то знание помогало ему понять, что прорехи в его защитном поле благодаря этим нитям затягиваются, творя из живых растущих волокон спасительный покров.
– Отступись, хтоник, он Свет. Он не твой! – Каргер словно вытолкнул горящий светом знак вверх, и тот воспарил, меняя очертания и медленно вращаясь над их головами.
В этот момент на лице Каргера появилась кривая улыбка.
– Закон выше, клирик. Он Тьма. Он брешь. Таких положено убирать, – тысячерогое существо кружило вокруг, свёртываясь клубами и уклоняясь от ударов сокола со свистом тысячи его крыльев. Голос гремел, но без зла или страха. Казалось, эта игра его даже забавляет.
Кай то проваливался в беззвучие, терялся, то опять выныривал и затем снова глох. Слух улавливал обрывки слов, значимых или нет, он не мог понять. Что-то в нём, – а он не был уверен, что ещё имел глаза, – следило за Каргера.
Тот говорил легко, в его голосе также не было ни страха, ни угрозы. Со стороны могло показаться, что старые приятели играют в покер, в их речах не чувствовалось ненависти, а лишь желание взять ставку. И в этом был удручающий диссонанс. Потому что глаза Каргера… его глаза были затоплены тревогой.
Над ними как прежде парила птица. Каргер немного сократил расстояние до тела Кая,
– Он последний в линии, ты не знал? Он – последняя капля. Попробуй поставить его на Путь.
– Им нельзя было встречаться, – ответила тьма, смахнув хвостом из огня и мрака кусок стены из света. – Я не ошибаюсь.
Каргер не спускал глаз с Кая, но и одновременно противостоял пустоте, разверзшейся под их ногами. Она пожирала лоскуты творимого Каргером света, истончала защиту на теле Кая, всему этому необходимо было противостоять.
Кай ощущал, каким напряжением духа и физических сил, даже на грани человеческих сил, Каргеру удавалось удерживать их обоих за щитами магической сферы.
Каргер слабел и пытался выиграть время.
– Ты много раз бывал прав, изгой, но не в этот раз. Другого шанса может и не быть. Давай, попробуй!
– Я не помогаю и не мешаю крови. Мне ведомы Пути. Но вред, нанесённый кровью, смывается той же кровью!
Гигантское огнецветное лицо с оскаленным ртом нависло над телом Кая.
– Facti sanguinis esse parum! – впервые спокойствие изменило Каргеру. Он сгрёб в охапку несколько голубых лучей и по широкой дуге хлестнул ими по застилающей глаза тьме.
Тьма недовольно крякнула и отступила на несколько шагов, гигантское лицо рассеялось, оскалившись тысячей пастей.
– Думаешь, нам пора перейти на латынь? Ты застыл, власть и право не в твоих руках. Твой нейтралитет уже вреден. Слишком много житейского. Слишком много человеческого, – металлическим дрязгом пророкотал пожирающий их вихрь. – Слишком много терпимости. Не из-за этого ли Гардариния потеряла связь с Пламенником?
Из тысячи пастей вырвался дикий огонь, оплавив часть нитей спасительного купола. Они дрожали, роняя затухающий свет, вздрагивали и рассыпались холодными искорками, и умирали…
* * *
Если бы кто увидел этих троих издалека, подумал бы, что в асфальте пробился вулкан, а в его жерло из серого сумрака бьют грозовые протуберанцы. Увидев синеющие электрические дуги, он представил бы гром. Увидел бы клубы дыма, языки пламени, облака горячего пара. Противники кружили каждый в своей плоскости, нанося удары и ускользая от чужих в нежданных меридианах, будто слоях, и это было бы самым странным из увиденного. Но взгляд обычного человека не проникал сквозь воздушно-временной барьер. Удары чудовищного хвоста раз за разом рвали сам этот воздух, барьер этот стонал, и после каждого казалось, никто не в силах восстановить текучую целостность их прекрасного солнечно-небесного мира, золотисто-голубого… живого.
И всё же… Золотые с голубым нити Каргера снова и снова латали его, как и тонкую оболочку Кая, делая рваное снова целым.