Страница 69 из 193
Ханиф Джонсон хлопнул Нервина по плечу.
— Он слышит голоса, — произнес он.
Суфьян всплеснул руками в притворном изумлении.
— Голоса, уп-баба! Голоса откуда? Из телефона? С небес? Из Sony-плейера, скрытого под его пальто?
— Внутренние голоса, — торжественно заявил Ханиф. — На его столе лежит стопка бумаги с какими-то стихами, написанными им. И озаглавленными Река Крови .
Нервин подскочил, опрокидывая свою пустую чашку.
— Я убью тебя, — завопил он на Ханифа, улепетывающего от него по всей комнате с возгласами:
— Среди нас есть поэт, Суфьян-Сахиб. Прелесть и респект. Обращаться с осторожностью. Он говорит, что улица — река, а мы — поток; все человечество — кровавая река, черта в строке поэта. Как и отдельный человек, — он прервал свой бег на дальней стороне восьмиместного столика Нервина, остановился, неистово краснея, размахивая руками. — Не текут ли сквозь наши тела реки крови? — Подобно римлянину {889} , сказал проныра Енох Пауэлл, я вижу, как воды Тибра пенятся великой кровью {890} .
Исправь метафору, сказал себе Нервин Джоши. Разверни ее; сделай ее пригодной к употреблению.
— Это насилие, — умолял он Ханифа. — Ради Бога, остановитесь.
— Впрочем, голоса, что он слышит — извне, — размышлял владелец кафе. — Жанна д'Арк{891} , нда... Или Дик Уайттингтон со своим Котом в сапогах{892} . Но с такими голосами любой стал бы великим или, по крайней мере, богатым. Этот, однако, не велик и беден.
— Хватит! — Нервин поднял руки над головой, принужденно улыбнувшись. — Я сдаюсь.
Целых три для после этого, несмотря на все усилия господина Суфьяна, госпожи Суфьян, их дочерей Мишалы и Анахиты и адвоката Ханифа Джонсона, Мервин Джоши был сам не свой: «скорее Мерин, чем Нервин»{893} , — как сказал Суфьян. Он занимался бизнесом, бродил по молодежным клубам, по офисам кинокооператива, в котором состоял, и по улицам, распространяя рекламные листовки, продавая всяческие газеты, расклеивая афиши; но шаг его был тяжел, ибо он пошел своим путем. Затем, на четвертый вечер, за прилавком Шаандаар-кафе зазвонил телефон.
— Мистер Мервин Джоши, — отчеканила Анахита Суфьян, имитируя акцент английского высшего общества. — Мистер Джоши, пожалуйста, подойдите к аппарату. Вам личный вызов.
Ее отец бросил единственный взгляд на радость, вспыхнувшую на лице Нервина, и нежно промурлыкал супруге:
— Госпожа, голос, который желает слушать этот мальчик — никоим образом не внутренний.
Невозможное снова случилось с Памелой и Мервином после семи дней, в течение которых они с неистощимым энтузиазмом занимались любовью — с бесконечной нежностью и такой свежестью духа, что можно было подумать, будто процедура эта была только что изобретена. Семь дней они оставались раздетыми со включенным на полную центральным отоплением, притворяясь тропическими любовниками в некой яркой и жаркой южной стране. Мервин, вечно неловкий в отношениях с женщинами, признался Памеле, что не испытывал ничего столь же замечательного с того самого для его восемнадцатого года жизни, когда, наконец, научился ездить на велосипеде. Едва произнеся эти слова, он тут же испугался, что все испортил, что, несомненно, это сравнение величайшей в его жизни любви с раздолбанным велосипедом его студенческих дней будет воспринято как оскорбление; однако он мог бы не волноваться, потому что Памела поцеловала его в губы и поблагодарила за самый прелестный комплимент, который мужчина когда-либо делал женщине. В этот миг он понял, что не может сделать ничего неправильного, и впервые в жизни по-настоящему почувствовал себя защищенным: защищенным, как в собственном доме, защищенным, как человек, которого любят; и то же самое почувствовала Памела Чамча.
На седьмую ночь их разбудил ото сна без сновидений звук, безошибочно свидетельствующий о том, что некто пытается вломиться в дом.
— У меня под кроватью лежит хоккейная клюшка, — испуганно прошептала Памела. — Дай ее мне.
Нервин, не менее испуганный, прошептал в ответ:
— Я пойду с тобой.
Памела дрожала, и Нервин трясся тоже.
— О, нет, не делай этого.
Наконец, они осторожно принялись спускаться на первый этаж вдвоем, оба в вычурных халатах Памелы, оба сжимая в руках хоккейные клюшки и не находя в себе достаточной храбрости их использовать. Предположим, что это — мужчина с дробовиком, думала Памела, мужчина с дробовиком, говорящий: Возвращайтесь наверх... Они достигли подножия лестницы. Кто-то включил свет.
Памела и Нервин завопили в унисон, выронили клюшки и со всех ног рванули наверх; тогда как внизу, в передней, возле двери со стеклянной панелью — разбитой, чтобы можно было повернуть щеколду (мучимая страстью, Памела забыла закрыться на надежный замок), — стояла ярко освещенная фигура из кошмара или ночного телефильма: фигура, покрытая грязью, снегом и кровью, невообразимо лохматая тварь с ногами и копытами гигантского козла, туловищем человека, поросшим козлиной шерстью, с человеческими руками и рогатой, но в остальном совершенно человеческой головой и перемазанной навозом и грязью небольшой бородкой. Это невероятное, невозможное существо повалилось на пол и неподвижно застыло.
Выше, в самом верхнем помещении, то бишь в «логове» Саладина, госпожа Памела Чамча корчилась в руках своего любовника, кричащая в сердцах, орущая на самых высоких нотах своего голоса:
— Это неправда! Мой муж взорвался. Никто не остался в живых. Вы слышите меня? А я так, просто вдова Чамча, у которой супруг подох{894} .
5
И бродят тени, и молят тени:
«Пусти, пусти!»
От этих лунных осеребрений
Куда ж уйти?
Зеленый призрак куста сирени
Прильнул к окну...
Уйдите, тени, оставьте, тени,
Со мной одну...
В поезде до Лондона господин Джибрил Фаришта снова был поглощен опасением, что Бог решил наказать его за потерю веры, сведя с ума. Он расположился перед окном купе первого класса для некурящих, спиной к тепловозу (поскольку, к несчастью, противоположное место было занято другим пассажиром), и, сняв фетровую шляпу, теребил в руках ярко-алый габардин подкладки и паниковал. Его ужас от возможной потери рассудка (парадоксальный тем, что в роли разрушителя выступал тот, в чье существование он отказывался верить и который превращал Джибрила в его безумии в некую аватару химерического архангела) был столь велик, что на него нельзя было смотреть слишком долго; и все же — как иначе мог он объяснить чудеса, метаморфозы и видения последних дней{895} ? «Это несложный выбор, — тихо дрожал он. — Или А, и тогда я выжил из ума, или же Б, любезный: кто-то пришел и изменил правила».
889
Слово «Roman» может значить также «католик».
890
Енох Пауэлл (реже — Инок Пауэлл) (1912-1998) —консервативный британский политик, член парламента, известный своими расистскими выступлениями. Здесь приведена его реплика о предстоящей расовой войне, которая является аллюзией к пророчеству Сивиллы из VI главы «Энеиды» Вергилия:
«Ты, кто избавлен теперь от опасностей грозных на море!
Больше опасностей ждет тебя на суше. Дарданцы
В край Лавинийский придут (об этом ты не тревожься) —
Но пожалеют о том, что пришли. Лишь битвы я вижу,
Грозные битвы и Тибр, что от пролитой пенится крови»
(пер. С. Ошерова под редакцией Ф. Петровского).
891
Жанна д'Арк — национальная героиня Франции, святая католической церкви. В 13 лет Жанна впервые услышала голоса святых Екатерины Александрийской, Маргариты Антиохийской и архангела Михаила, которые иногда являлись ей и в видимом облике.
892
В оригинале — «Or that what's his name with the cat: Turn-again Whittington» («Или что-то вроде имени кота: Вернись-Уайттингтон»). Намек на английскую пантомиму, являющуюся вариацией истории Кота в сапогах. Ее главный персонаж — Дик Уайттингтон, образ которого основан на личности исторического персонажа Ричарда Уайттингтона.
Ричард Уайттингтон (около 1354-1423) — средневековый купец и политик. Четырежды становился мэром Лондона, также был членом парламента. Герой пантомимы Дик Уайттингтон становился мэром трижды (обычное для сказок сакральное число), причем успехом был обязан своему коту. В связи с этим в пантомиме приводятся следующие стихотворные строки:
Turn again, Whittington,
Once Mayor of London!
Turn again, Whittington,
Twice Mayor of London!
Turn again, Whittington,
Thrice Mayor of London!
«Turn-again» («Возвращайся») традиционно воспринимается не только буквально, но и как имя кота. Для большей ясности я несколько изменила фразу, прямо назвав его «Котом в сапогах».
893
В оригинале — «More a Dumpy than a Jumpy» («Скорее Толстячок, чем Нервный»), но, поскольку из-за множества словесных игр, связанных с этим персонажем, я изменила его имя на Мервин, а прозвище — на Нервин, здесь мне пришлось отклониться от точности в пользу очередной словесной игры.
894
Перефразированная цитата из «Улисса» Джеймса Джонса: «Да так, просто Дедал, у которого мамаша подохла».
895
В оригинале — «recent days», что значит «последний» именно в значении «недавний», но в русском переводе словосочетание «видение последних дней» приобретает дополнительное, эсхатологическое, апокалиптическое значение.