Сатанинские стихи

Он вытащил кресло-качалку на веранду, сел и стал мягко покачиваться, чтобы уснуть.

Однажды, только однажды, он посетил древо. Деревня рассыпалась в прах; безземельные крестьяне и грабители пытались захватить брошенную землю, но засуха прогнала их. Здесь не бывало дождей. Мирза Саид вернулся в Перистан и повесил замок на ржавые ворота. Его не интересовала судьба выживших товарищей; он подошел к телефону и вырвал его из стены.

По прошествии бессчетного количества дней ему пришло в голову, что он истощал до смерти, ибо тело его источало тяжелый запах средства для удаления маникюрного лака; но, поскольку он не испытывал ни голода, ни жажды, он решил, что нет никакого смысла искать пищу. Для чего? Намного лучше качаться в этом кресле, и не думать, не думать, не думать.

Прошлым вечером он услышал шум, словно гигант вытаптывал лес под ногами, и почуял зловоние, словно от пердения гиганта; и тогда он понял, что древо горит. Он поднялся с кресла и неровным шагом поплелся к саду, чтобы взглянуть на пожар, пламя которого пожирало истории, воспоминания, генеалогии, очищая землю и приближаясь к нему, чтобы подарить освобождение; — ибо ветер нес огонь к основанию особняка, и теперь очень скоро, очень скоро настанет его очередь. Он увидел, как древо распалось на тысячу осколков, и ствол разорвался, как сердце; тогда он отвернулся и, пошатываясь, направился в сад — туда, где Аиша когда-то поймала его взор; — а затем почувствовал, как медлительность накатывается на него — великая тяжесть{2061} , — и присел в пыли увядания. Прежде, чем глаза его сомкнулись, он ощутил что-то, щекочущее его губы, и увидел маленькую стайку бабочек, стремящихся войти к нему в рот. Затем море нахлынуло на него, и он очутился в воде возле Аиши, чудесно проступающей из тела его жены...

— Откройся, — плакала он. — Откройся широко!

Щупальца света текли из ее пупка, и он рубил их, рубил ребром ладонями.

— Откройся, — кричала она. — Ты прошел так далеко, теперь заверши начатое.

Как он мог слышать ее голос?

Они были под водой, потерявшиеся в реве моря, но он мог явственно слышать ее{2062} , все они могли слышать ее: этот голос, подобный колоколу.

— Откройся, — сказала она.

Он закрылся.

Он был крепостью с лязгающими воротами.

Он тонул.

Она тонула тоже. Он видел, как вода наполняет ее рот, слышал, как она булькает в ее легких. И тогда что-то в нем воспротивилось этому, сделав другой выбор, и в тот момент, когда самая суть его сердца{2063} треснула и распалась, он открылся.

Тело его раскололось от кадыка до паха, чтобы она смогла достичь его глубин, и тогда она открылась, и все они, и в самый миг их открытия воды разделились, и они пошли в Мекку по ложу Аравийского моря{2064} .

2061

Те же симптомы, что наблюдались у Джибрила в доме Розы Диамант.

2062

Ср. в первой главе: «Им было невозможно слышать друг друга, и еще меньше — общаться и, тем более, состязаться в пении. Ускоряясь к планете сквозь ревущую атмосферу, как могли они? Но взгляните и вот на что: они делали это».

2063

В оригинале — просто «heart», но это английское слово может означать и «сердце», и «сердцевина», и «самая суть».

2064

Один из самых мистичных моментов романа, подчеркивающий глубокую религиозность Рушди. Все объективные свидетельства говорят в пользу того, что паломники утонули, однако эта сцена показывает, скорее, что вера может, в итоге, оказаться сильнее смерти. Кроме того, Мирза Саид как бы приходит после смерти в «Мекку» (в мистическом, а не географическом понимании), несмотря на то, что при жизни был не верующим человеком, но просто сильной личностью с крепкими убеждениями. «Разделение вод» перед ним, наряду с фанатичными паломниками, как бы переносит акцент с Аллаха как божества, требующего (согласно представлениям исламского фундаментализма) абсолютного повиновения, «покорности», на Бога Милосердия, который есть Любовь и которому личностные характеристики человека важнее соблюдения определенных религиозных практик. Аналогичная сцена имеется и в последней, девятой главе.