Страница 23 из 31
Я тут, значит, голову ломаю: как бы сделать вид, будто я его из своей жизни вычеркнула, но на самом деле этого не делать, а он по барам шляется! Ещё и с Яном, этим неисправимым кобелём!
— Неееет, ну что ты, Крольчоночек! Я же специально его деморализовал, — с гордостью воскликнул он и, призадумавшись и похлопав глазами, исправился: — Не то слово. Я его нейтрализовал! Напоил тааааак, что до завтра он уже точно вертикальное положение занять не сможет.
— И ты тоже!
— И я тоооооже, — улыбаясь, активно закивал головой крайне довольный собой Артём. — Можно я у тебя на диване сегодня посплю?
«Нет!» — хотела рявкнуть я злобно и перейти уже к той части нашего разговора, где ему приходится склонить голову в знак покаяния перед всеми высказанными мной претензиями, а потом обещать исправиться. И соглашаться на все мои условия. И даже десять раз повторить вслух: «Квадрат Малевича — это просто бессмысленный чёрный квадрат».
Тоже мне, искусствовед!
Но…
Он хлопал пушистыми ресницами и смотрел на меня чистым, невинным, полным надежды взглядом голубых глаз.
«Как котик из Шрека!» — сказало бы большинство.
«Как тот мальчик с его наброска», — подумала я, вздохнула и снова сдалась.
— Иди!
— Вон? — уточнил медленнее обычного соображающий Артём.
— На диван иди! — раздражённо пояснила я, смерив его строгим взглядом. Ему же всё было нипочём и, расплывшись в новой порции улыбки, он охотно воспользовался моей небывалой щедростью и юркнул в гостиную.
Решив завершить начатое, я всё же пошла на кухню, но пить больше не хотелось. Хотелось вообще чего-то такого… необычного.
Не замуж. И не завести ребёнка.
Подумав несколько минут, я пришла к неутешительному выводу: хотелось любви.
Как показывают фильмы, книги и наверняка какие-нибудь соответствующие статистические данные, даже взрослые и самодостаточные женщины иногда верят в сказки.
А для меня та самая «любовь» всегда была чем-то мифическим, вроде единорога или возможности выиграть билет на концерт Рианны по звонку на радио (эх, разбитые вечно короткими гудками телефона школьные мечты!).
Лет так до двадцати я искренне считала, что любила Яна. Прямо с самого первого знакомства, которое, правда, совершенно не помнила. Зато помнила мамино: «Дружи с Яном, он такой красивый, добрый, хороший мальчик! У вас так много общего!». А ещё папино: «Оооо, Наташка, бери Яна в женихи! Вырастете, свадьбу вам забацаем!»
Ну я же не дура! Мне сказали брать — я взяла. И плевать, что Ян сопротивлялся, как мог. И плевать, что под расплывчатым «много общего» подразумевались интересы наших родителей.
К Яну я привыкала так долго, что до сих пор не могу отвыкнуть. Но любила ли его? Нет, точно нет. Скорее, эгоистично хотела в собственное единоличное пользование, как уникальный элитный аксессуар и доказательство того, что не зря я столько лет упрямо впадала с ним в больные созависимые отношения.
А дальше шла череда мужчин, имён многих из которых я сейчас и не вспомню.
Ладно, я-то, конечно, всех вспомню, но приятнее делать вид, что нет. Настолько незначительную и проходную роль они играли в моей жизни.
Были симпатии, когда я оглядывала очередной экспонат с ног до головы, отмечала подходящую физическую форму и смазливое лицо, и только на основании этого бросалась в бой. Несколько неуклюжих моментов, парочка откровенных провалов, а потом я научилась ловко укладывать всех понравившихся мужчин на лопатки.
В своей постели, конечно же.
Но ничего из того, что так назойливо воспевают в песнях, показывают в фильмах или описывают в книгах, я так и не чувствовала. Никаких вспышек молнии над головой или ударов тока в сердце (хотя оно и к лучшему — мои духи не смогли бы перебить запах палёного), никакого озарения на тему «это точно ОН!», никаких тебе ночей без сна и мыслей только о нём.
Ни бури, ни урагана, ни цунами, ни землетрясения.
Ни бабочек в животе, ни звёзд перед глазами, ни сбившегося дыхания.
Ни-че-го.
И вот, в свои неоднозначные двадцать восемь я вдруг поняла, что хочу любви. Или влюбиться. Или просто понять, как это бывает и бывает ли вообще.
А вдруг все вокруг просто специально врут о любви, чтобы сбить меня с толку?
— Артём! — стоило мне плюхнуться на диван рядом с его коленями, как он тотчас же открыл глаза и даже кое-как сфокусировал взгляд на мне. — Что такое любовь?
— Не знаю, — пожал он плечами, поставив меня в тупик.
— Что значит «не знаю»?! — несколько тычков в бок он вынес вполне стоически, а потом и вовсе хихикнул, глянув на насупившуюся меня из-под полуопущенных ресниц. — Давай, вспоминай эту историю, как ты только встретил Мишу и сразу что-то там почувствовал и что-то там понял…
— Так это не любовь, — как-то укоризненно взглянул он на меня, будто приходилось объяснять вполне элементарные вещи. Мне бы такую рассудительность в пьяном состоянии. — Вот эти эмоции, которые сходу испытываешь к другому человеку, это влечение, заинтересованность, страсть. Они очень яркие и острые, вспыхивают моментально и поэтому могут так же быстро пройти. Если не перерастут во влюблённость.
Я молчала, Иванов тоже молчал. Мне-то показалось, что воспоминания о былых временах могут даваться тяжело, и ему необходима эта пауза, чтобы собраться с силами.
Но нет, душевная организация Артёма оказалась вовсе не такой тонкой и хрупкой, как я думала, и он просто внаглую задремал.
— Артём!!! — шикнула я, отчего он испуганно дёрнулся и снова распахнул свои глазищи.
— Да? Что?
— Ты остановился на влюблённости, — напомнила я, жалея, что оставила свой телефон на кухне и не могла сделать селфи. Та ехидная улыбка, что мне удалось изобразить, наверняка бы смогла стать новым эталоном стервозности.
— А… да, влюблённость. Влюблённость — это как второй год жизни ребёнка. Ты в восторге сам от себя и от окружающего мира. Каждая совместно сделанная мелочь кажется чем-то нереально крутым и новым: пройтись вместе за руки, съездить куда-нибудь, проговорить о чём угодно до самого утра. И трахаться хочется постоянно, невзирая на то, насколько подходящее для этого время и место.
Я громко фыркнула от последнего озвученного пункта, но Тёмка уже увлёкся своей философией и вовсе этого не заметил.
Если свести всю его речь к желанию трахаться, то мы с ним оба знали о влюблённости всё.
— Но влюблённость тоже недолговечна. Она заканчивается, и вместе с ней чувства могут уйти, а может родиться любовь.
— И что это? Что-то длинное, постоянное и, по-видимому, довольно скучное? — моего циничного юмора он не оценил, грустно вздохнул и прикрыл глаза.
— А любовь… — он задумался, прикрыл глаза и чуть понизил голос, — это ставить счастье другого человека превыше своих интересов и желаний. И делать для него то, что тебе самому может принести боль.
— Например, отпустить любимого к человеку с маткой? — я только хотела похвалить себя за знание толерантной терминологии лгбт-сообщества, но Иванов напрочь сбил меня с мысли, хрюкнув от смеха.
— Напримееер, — протянул он, — шесть раз за год смотреть тот ужасный фильм с Крисом Эвансом.
— Ах вот ты как!
— Или покупать чипсы с крабом, имея аллергию на морепродукты! — пафосно-трагичным голосом, будто одолженным напрокат у Яна, продолжал Артём.
— Глупенький, там же на самом деле нет краба, — снисходительно пояснила я, ущипнув его за бедро. Через джинсы всё равно не больно, но это помогало справиться с желанием вырвать из-под его головы подушку и отлупить Тёмку ею как следует.
— Хоть с крабом, хоть без краба, там внутри чистый яд! — Артём нагло фыркнул, а я даже проигнорировала очередное оскорбление в адрес любимых чипсов, безмерно умилившись тому, как он перенял от меня эту привычку фыркать, когда все аргументы были против, но признавать своё мнение ошибочным никак не хотелось.
И пока я раздумывала, пристать ли к нему с ещё каким-нибудь странным вопросом или просто пристать (я ведь ничего ещё не решила, значит можно!), совершенно пропустила тот момент, когда он притих и заснул.