Правила первокурсницы

Последнее — вранье. Была я на том базаре, все как обычно: крики, шум, толчея, запах жареных овощей и терпких южных специй, лишь цены в два раза выше, чем в том же Льеже. За право гулять по улицам столицы, есть бублики с маком и заказывать платья у модистки княжеского дома людям приходится платить. Эрнестальцы считают, что полны величия, хотя матушка называла это высокомерием и чванством. Жители столицы все еще надеются, что однажды князь вернется, что загудят трубы, изгоняя благостную тишину с улиц. Они верят, что сожженное десять лет назад сердце города забьется вновь. Когда-нибудь…

Я обернулась, когда один из эрнестальцев несколько раз стукнул тростью по водосточной трубе, из которой на тротуар выскочили две крысы. Я сморщила нос, а джентльмен с тростью поднял шляпу. Эта учтивая неприглядность — это и есть настоящее лицо Эрнестали. Величие и грязь. Самая большая городская площадь, и самое большое пепелище.

Если бы я набралась смелости и выглянула из кабины дирижабля, что доставил меня на благословенную землю столицы, то увидела бы эту черную язву на теле города. Но я по обыкновению не осмелилась. Не хватало еще только сознание потерять прямо на воздушном судне. Стоило больших трудов уйти с Острова без сопровождения, без Гэли и без Мэрдока, получить разрешения магистров на прогулку, дождаться пока уляжется ажиотаж вокруг первого прибывшего дирижабля городской управы, равнодушно отнестись ко второму, третьему и спуститься в город на четвертом, спустя пять дней после прибытия Острова в столицу.

Пять дней ожидания. Пять невыносимо-тягучих дней. Я и не знала, что ожидание так выматывает. Особенно молчаливое.

Я ускорила шаг, то и дело оглядываясь, но ничего подозрительного не заметила. Никто не шел за мной, никто не буравил спину пристальным взглядом, никто не спешил перейти на другую сторону улицы. Никто даже не повернул головы. Очень надеюсь, что со стороны я не очень смешно смотрелась.

У меня всего несколько часов, нужно вернуться на Остров вечерним судном. Поэтому я торопилась. Оглядывалась и шла дальше, снова оглядывалась. Девы знают почему, не стала нанимать извозчика. И когда я свернула на Белую аллею, то едва не перешла на бег.

Внизу было намного теплее, чем на Острове, деревья на улицах города уже обросли почками, еще немного и развернутся зеленые листочки, еще немного и солнце осветит хмурые лица горожан. Но сейчас голые ветви, отбрасывающие тени на светлые стены домов, казались трещинами, а привычная тишина столицы давила на уши.

Я замедлила шаг у самых ворот, почти остановилась, не дойдя до них всего лишь несколько шагов. Я уже поняла, что пришла зря. Не было никакой необходимости в спешке. Эрнестальская резиденция Астеров стояла пустой. Ворота были заперты, подъездная дорожка засыпана мусором, а уж этого точно не потерпела бы матушка. Окна дома были темными, и лишь один робкий огонек трепыхался в окошке привратника, я ощущала его танец.

Значит, отец еще не привез матушку и брата в столицу. Пока не привез. Еще не привез…

Спокойно, Иви, ничего не случилось. С ними ничего не случилось. Просто не могло. Они ни в чем не виноваты и богини не могут быть столь жестоки. И все же мысль не отпускала. Мысль, что все время незримо была со мной, когда одевалась сегодня с утра, когда шла в воздушную гавань, когда я покупала билет, пока спускалась на воздушном судне, пока шла в город. Мысль о том, что за мое предательство Девы накажут отца и брата. Но я старалась отмахнуться от нее. Сильно старалась и мысль уходила, чтобы потом вернуться.

И вот, дом пуст… Я отступила от ограды, стараясь унять тревогу, но на этот раз ее было не так уж легко отогнать.

— Леди Астер, — услышала я голос и повернулась. Мэрдок стоял в нескольких шагах, опираясь на свою неизменную трость. Я даже не слышала, как он подошел. Слишком тихо для хромого. И слишком быстро.

— Как вы… Что вы здесь делаете?

— Жду вас, леди Астер.

— Что? Откуда вы…

— Видел, как вы садились на дирижабль, а вот вы на меня даже не взглянули. Вряд ли у вас в столице много знакомых. Каковы варианты? Поместье Астеров. Хотя, вы могли просто поехать к портнихе или по магазинам, и тогда я бы напрасно прождал здесь пару часов, так как уже отпустил извозчика. Даже начал беспокоиться. Но вы оказались слишком предсказуемы.

— Что-то подобное мне уже говорили, — пробормотала я. — Мне нужно поговорить с родными.

— Отправьте им письмо, — предложил он, пристально глядя мне в глаза.

— Не могу.

— Почему? — сокурсник стоял там и спрашивал, словно имел на это право.

— Потому что мою почту читают.

Я ждала, что он рассмеется. Ждала, что он сейчас заявит, что все это мои девичьи выдумки. Слишком много всего произошло, тут любая если не сойдет с ума, то хотя бы расплачется.

Но он ничего не сказал, Мэрдок просто подал мне руку. А я приняла ее.

— Расскажете? — спросил он.

— Вряд ли я вправе, — тихо ответила я, идя рядом с сокурсником.

Ирония судьбы. Какое-то время я мечтала, чтобы мне было на кого опереться, переложить часть ответственности, часть случившегося. Даже рассказала все магистру Виттерну. Больше я такой ошибки не повторю.

— Хорошо.

— И вы не будете настаивать?

— Нет. Расскажете, когда будете готовы.

— А вы не такой, каким мне казались. — Я чуть сжала его руку.

— Да и вы, леди Астер, не похожи на остальных аристократок. — Мы некоторое время шли молча, пока Мэрдок с немного неуместной веселостью не произнес: — И теперь, когда мы обменялись первыми в нашей жизни комплиментами, не подскажете, куда мы направляемся?

— В банк.

— Зачем?

— А зачем люди ходят в банк? — Мы перешли на противоположную сторону улицы. — Чтобы получить вексельную книжку. Причина проста — мне нужны деньги.

— Знакомая ситуация, — произнес сокурсник, а я посоветовала себе осторожнее выбирать слова, чтобы избежать неловких ситуаций, как сейчас, например.

Главное отделение Эрнестальского золотого банка находилось на втором трамвайном кольце. Сейчас все мало-мальски значимое располагалось на втором трамвайном кольце. Первое давно уже было нерабочим. Если быть точной лет десять как. Мы с Мэрдоком обогнули заколоченную ратушу, миновали пустую водонапорную башню. Сейчас пустую, десять лет назад из нее выкачали всю воду, чтобы потушить пожар, но этого все равно оказалось мало. Серые камни под ногами сменились черными. Говорят, сколько ни отмывали мостовую после случившегося, она так и осталась черной. Маги уверяли, что это из-за компонентного топлива, на котором летали дирижабли, рыцари утверждали, что в камни просто въелась кровь, жрицы уверяли, что богини оставили камни черными, как напоминание, что их воля превыше всего.

Впрочем, люди этим напоминанием не удовольствовались. Они установили свое. Мы остановились на краю круглой площади. Ровного выжженного пепелища, справа виднелся остов жилого дома, сгоревшая крыша рухнула вниз, рядом зиял пустым провалом вход в библиотеку, бывший печатный двор, который растащили почти по камушку, а вот остальные развалины не тронули. Ничего не тронули, только установили в центре черной площади коленопреклоненную фигуру.

Некоторые говорили, что это Дева Искупительница, иные с негодованием отвергали это предположение, уж очень страшной получилась фигура. Для ее создания взяли камень от каждого сгоревшего дома, да так и не скрепили до конца, словно нарочно оставив зазоры. Коленопреклоненная статуя казалась разбитой, а потом наскоро собранной обратно. Такой же разбитой, как и жизни многих семей. Каждый родственник дал на создание этого памятника по медной монетке. Дали бы и больше, но собранной меди хватило с лихвой.

Мы смотрели на стоящую на коленях девушку сбоку, она протягивала одну руку к разрушенному дому, а второй опиралась на землю. В правой ладони всегда горел огонек. Днем и ночью, утром и вечером, зимой и летом, осень и весной. Если свеча гасла, то ее сразу же зажигали, любой, кто проходил мимо, любой, кто считал своим долгом оставить цветок у ног статуи. Десять лет прошло, а свежие цветы лежали и сегодня.