Страница 102 из 113
— Но… — начал Мэрдок, — мы не знаем…
— Вы уже на месте и вы уже начали. — Вьер не пытался встать, не пытался даже поднять голову, словно у него уже не было на это сил, но в его голосе ясно слышалась улыбка. — Наставники были правы, как только ты попадаешь в нужное место, то понимаешь это сразу.
— В нужном? — с сомнением переспросила Дженнет.
— Вы в зале стихий! — вдруг сказала Аннабэль Криэ.
— В зале стихий? — уточнил Крис. — А что было там? — Он посмотрел наверх. — Подделка?
— Ну, зачем так грубо, — попенял князь, не выражая, впрочем, особого беспокойства. — Там тоже зал. Именно в нем десять родов принесли магическую клятву верности первому князю. Они, кстати, доверяли правителю куда больше чем вы, раз позволили создать зеркальные стены, которые до сих пор реагируют на кровь. — Затворник снова поднял меч.
— Вы поэтому хотели, чтобы Крис дотронулся до стены? — спросила я.
— Я? — удивился князь, правда, вышло это несколько равнодушно.
— Вряд ли Этьен толкнул его по собственной инициативе. Кристофер коснулся и…
— И что вы там увидели? — спросил мой рыцарь, правда в его голосе, как и голосе князя не слышалось особого любопытства. — Белую стену? Информативно, ничего не скажешь.
— Не только ее, — ответила Аннабэль Криэ. — Согласно древним текстам, зал, где приносили присягу, сам по себе артефакт.
— Запретить что ли, учить женщин читать? — иронично спросил сам у себя затворник.
При слове «женщин» я зашипела, так как огненная искорка превратилась в огненную спицу и пронзила ногу до колена. Девы, что это? Короста? Что-то иное?
— Вы правы, безграмотными проще управлять и они не задают вопросов, лишь радостно бегут туда, куда укажешь. Нужно будет подумать, под каким соусом это преподнести, — задумался барон Эток. — Например, одна из женщин перечитав передовицы Эренстальского вестника, твердо уверилась, что конец света неминуем и наглоталась снотворных порошков. Или еще хуже, напоила этими порошками детей, вред от грамотности на лицо…
— Принося клятву, глава рода давал князю право видеть себя в стене в любое время, в любой момент. Это был знак доверия, знак того, что ты не замышляешь дурного.
— Свет мой, зеркальце! Скажи, да всю правду доложи, — продекларировал вдруг тонким голосом мой рыцарь, словно передразнивая кого-то, кого я не знала.
— Но согласно пятой описи настоятельницы Отречения Лурдес Молчаливой, видеть князь мог, только пока стена оставалась целой, — закончила серая жрица.
— Надо их сжигать, — констатировал затворник.
— Описи или настоятельниц? — поинтересовался Арирх.
— Я еще не решил.
— А целой была только стена Муньеров, — прошептала я. — И как только род возродился…
— Они смогли его видеть, — закончила Дженнет. — Не удивительно, что эти стены разбили и растащили на камушки.
— Вот, как они узнавали, где ты. — Я схватилась за бедро, внутри которого разливалась огненная боль. В голове снова зазвучал голос одержимого: «Благодарю вас, леди Астер, за то, что выманили из норы этого пришлого…»
— Браво, — серьезно сказал князь. — Могу представить вас к княжеской награде.
— Они тянут время, — прошептал Вьер. — Нужно закрыть разлом. Время… его почти не осталось…
В кои-то веки я была с ним абсолютно согласна. Огненный ручеек продолжал растекаться внутри правой ноги.
— И опять верно. Тянем, — вздохнул затворник и устроился на каменном сиденье поудобнее, словно зритель в театральной ложе. — Ну, давайте, закрывайте ваш разлом.
И мы замолчали. Замолчали все разом, как толпа на главной площади Льежа, готовящаяся внимать глашатаю, зачитывающему приговор. Тишина и взгляды, которые мы бросали друг на друга, ища поддержки и не находя ничего кроме растерянности.
— Ну, — поторопил нас государь и качнул лезвием, — Я-то никуда не тороплюсь, а вот вы…
Ручеек огня превратился в речку, которая подхватила меня и стала бить о камни.
Я не сдержала стона.
Все обернулись. И демоны и люди. И даже рыжая, князь, и Аннабэль…
Я стиснула зубы, чтобы не закричать, но боль, в которой я сгорала, отчетливо виднелась на моем лице.
— Иви! — Я скорее угадала по губам, чем услышала голос Кристофера.
Лицо рыцаря показалось мне круглым, как белая Эо, как ее отражение в замковом пруду, что расплывается от одного неосторожного движения.
Огонь поднялся по венам вместо крови, и стон все же превратился в крик. Все смешалось перед глазами, я едва осознала, что падаю… Что упала, когда затылок обожгло болью, когда я ударилась им об пол.
Я кричала, а кто-то кричал вместе со мной, кто-то пытался меня поднять.
Воздух в легких кончился, я больше не могла кричать, но могла слышать голос Дженнет, который то появлялся, то пропадал, заглушаемый огненной болью.
— Степнячка говорила… Зелье отсрочило смерть… Но сделало ее крайне мучительной… И долгой.
— Насколько долгой? — кажется, затворнику и в самом деле стало интересно.
Боль заставила меня выгнуться дугой, и любопытство князя казалось почти кощунством.
— Несколько часов… дней…
Герцогиня говорила что-то еще, но я уже не слышала. Огонь влился в позвоночник, перед глазами сгустилась тьма. Сгустилась и тут же развеялась. Жаль, что боль не спешила следовать ее примеру, боль продолжала накатывать волнами, она отталкивала тьму.
Я снова видела зал с колоннами, снова видела людей. Но совсем иных. Они стояли, кто на коленях, кто на четвереньках, двое лежали. Но у всех без исключения руки касались мрамора, а их магия вливалась в пол, заставляя его светиться. Их было пятеро… Нет, шестеро. Еще один стоял в центре с мечом в руках.
Боль дошла до основания черепа, дошла до головы, ввинчиваясь так глубоко, что казалось еще немного и голова лопнет. Еще немного и я исчезну. Исчезнут воспоминания, исчезнут мечты, исчезнут надежды, слезы. Исчезнет любовь, исчезнет все, что было мной, было Ивидель Астер. Это было обидно. Наверное, поэтому я все еще цеплялась за жизнь, за то, что от нее осталось, даже за видения. Мне было так страшно закрыть глаза, ведь неизвестно, открою ли я их снова. А если открою, то где?
Огненный цветок распустился внутри головы, и я больше не могла ей сопротивляться, не могла сопротивляться огню, что горел внутри. Он наполнил меня до краев, а потом просто вылился наружу. Зерна изменений собрались на кончиках пальцев, кисти тут же отяжелели и прилипли к полу. Боль снова накрыла меня с головой, тело выгнулось. Я снова кричала, и этот крик звенел в ушах множеством голосов. Они грохотали, и от этого грохота дрожал пол, дрожали пальцы и даже пламя, что срывалось с пальцев и впитывалось в мрамор. Огня было много. Очень много, больше, чем в воды в Зимнем море.
Это был огненный хаос, огненный грохот. И среди всего этого безумия, я вдруг ощутила чужой взгляд и встретилась с чужими глазами. С чужими и знакомыми одновременно. Они были светлыми, совсем, как у Альберта, совсем, как у первого змея. Его ледяной взгляд резал, словно чирийская сталь.
— Прочь, — проговорил он одними губами, а его руки по-прежнему лежали на камне у нас под ногами. — Пошла прочь! Беги отсюда! Беги! — Он почти кричал.
А мраморный пол расходился трещинами возле его ног, возле ног того, что держал меч. Они оба вскочили, разбегаясь в разные стороны. Боль в очередной раз захлестнула меня, а тьма захлестнула мраморный зал. Человек с мечом оглянулся, и в отчаянии воткнул меч в черную расползающуюся пропасть в глупой, невозможной, а главное бесполезной попытке остановить тьму.
Он еще не знал, что тьму не остановить, что если она вырвалась, то накроет тебя с головой. Как меня, когда я закрыла глаза. Тьма окружила со всех сторон, спеленала, словно младенца и убаюкала, укрыла непроницаемым пологом от боли. Я была готова поблагодарить ее за то, что она есть. Тьма есть. Боли нет. Это уже было так много. Это уже было благо.
Если такова смерть, то она была милосердна, чтобы там не говорили Дженнет или Цецилия, чтобы я не слышала… А я слышала, сперва отдаленно, словно чье-то бормотание за закрытой дверью. Слышала неразборчивые крики, которые казались мне такими незначительными.