Н 8

— Доброе утро, бобо Иван! — поприветствовала его Анора и села напротив. Тут же Егоровна поставила чашку с ароматным чаем. — Приятного аппетита!

— Спасибо, стрекоза, — буркнул Петренко. — Сегодня занятий не будет. Еду в Петербург. Дела образовались.

— И что мне делать? — расстроилась Анора. Старик запрещал ей заниматься в одиночку, больше опасаясь за безопасность поселка, чем за нее саму.

— Что делать, что делать? — удивился наставник. — На речку сходи, позагорай. Тебе, чай, привычно под солнышком быть. А то скоро кожа побелеет, будешь как все наши барышни — бледные моли. В поселке погуляй, с людьми пообщайся.

Анора задумалась. А почему бы и нет? Сколько можно в закрытых стенах сидеть? Это у себя в махалле довольно редко удавалось выйти в город, и то в сопровождении мужчин Рода. В России женщины из высокородных свободно покидают дом, правда, с ними куча охранников постоянно. Да и остальных никто не неволит и не держит за руку.

Распахнув шкаф, девушка придирчиво просмотрела свой гардероб. Недавно приезжала Ольга и навезла кучу платьев. Анора удивилась, куда их надевать? Поселок тихий, здесь больше отдыхают, чем развлекаются. Оля посмеялась и заверила, что молодой девице всегда найдется куда сходить. Особенно сейчас, когда наступает лето, и все дачные поселки вдоль Охты заполняются молодежью. А уж она найдет способ как повеселиться.

Замерев на мгновение, Анора выбрала для прогулки сарафан светло-зеленого цвета, едва достающий до колен, нацепила на ноги босоножки. Поглядев на себя в зеркало, поежилась. В Бухаре ей бы просто не дали выйти в таком наряде за ворота дома, а бабушки и тетушки оттаскали бы за косы. Но перемены в жизни девушки уже начали разъедать фундамент общинной модели, заложенный с самого детства. Ранее недоступные возможности нравились Аноре, и она не считала это крамолой. Спасибо дедушке Фархаду. Очень мудро поступил, отдав молодую родственницу в новую семью.

Откинув все колебания, она предупредила Егоровну, что пошла гулять, и выскочила во двор. Дом наставника стоял неподалеку от реки, но, чтобы попасть на луговину и берег, нужно было пройти до конца улицы и по натоптанной тропинке спуститься с небольшой возвышенности к песчаному пляжу.

По дороге ей попадались жители поселка. И с каждым девушка вежливо здоровалась, даже если кого-то до сих пор не знала. Здесь, конечно, не махалля, где сплошь родственники или слуги, но воспитание не позволяло Аноре молча пройти мимо людей, старше ее по возрасту. Кто-то улыбался и желал здоровья, кто-то молча кивал, глядя на странную барышню с необычным цветом лица.

Над речкой стояла умиротворяющая тишина, разбавляемая лишь веселым посвистом птичек, перелетающих с ветки на ветку склонившихся к воде ракит. Стрекозы быстрыми молниями стелились так низко над берегом, что Анора попыталась даже перехватывать их, но сама же смеялась над своей неуклюжестью. Если бы посторонний человек сейчас смотрел на гибко извивающуюся девушку, он вряд ли бы согласился с ее досадой. Все движения походили на какой-то удивительный танец с плавными перекатами плеч, рук. А тонкие изящные кисти, обхваченные золотыми браслетами, только подчеркивали легкость движений.

Анора вдруг задумчиво остановилась у самого уреза воды и быстро огляделась по сторонам. Скинула сарафан, оставшись в открытом новом купальнике — тоже подарок Оли. Щеки девушки заполыхали от ощущения свободы и мыслей, что она теперь может себе позволить такие вещи, которые в семье строго запрещались. Ольга сказала, что у Аноры очень хорошая фигура, и лет через пять она сведет с ума большую часть петербургской молодежи из приличных семей. Такая экзотика в столице — весьма редкое явление.

В воду она, конечно, не полезла. Купаться Анора не умела, поэтому только легла на песок и зажмурилась от ласковых утренних лучей солнца, прикасающихся к ее коже. Где-то далеко требовательно просигналила машина, с противным карканьем на ветку ракиты уселась ворона, разогнав мелких пичуг.

Анора сама не поняла, как смежила глаза, и вскочила в ужасе только тогда, когда раздался мужской насмешливый голос, прервавшийся довольным хохотом еще нескольких человек:

— Гляньте-ка, господа, какая русалка в Охте водится! Вот это улов!

Девушка мгновенно вскочила, прижимая к себе сарафан. Быстро оценила ситуацию. Она все-таки была не из тех изнеженных барышень, не обращающих внимания на детали окружающего мира. Дедушка Урман учил ее первым делом не озираться по сторонам в поисках помощи, а сначала посмотреть, что из себя представляет враг. Шпана это или серьезный боец. И только после этого принимать решение: бежать или защищаться.

Перед Анорой стояли четверо великовозрастных парней лет двадцати. Девушка сразу определила в одном из них вожака, или, вернее, высокородного господина. Молодой, узкоплечий юноша с пробивающейся первой порослью над верхней губой и неприятным взглядом из-под куцых бровок с оценивающей ухмылкой оглядел Анору с ног до головы. Его даже не остановила хрупкая фигурка только-только развивающейся девушки. Чем дольше он глядел на застывшую Анору, тем больше его блеклые, рыбьи губы раздвигались в нехорошей улыбке. Он-то видел перед собой высокую, с точеными ножками и весьма соблазнительной грудью непонятную девицу-вымеска, отчего она не переставала тянуть к себе. Золотые браслеты? Ну и что, обычная дешевая поделка. Красотка с необыкновенным цветом кожи здесь явно одна, а значит, не принадлежит к какому-либо знатному роду.

Кольцо с драгоценным камнем и массивный перстень с каким-то гербом сразу насторожили Анору. Похотливый взгляд этого юнца недвусмысленно намекал на плохое развитие ситуации. Стоявшие рядом с ним крепкие парни в рубашках с короткими рукавами — или охрана, или свита. Девушка чувствовала, как они, подобно надрессированным псам, готовы сорваться с места. Была у Каримовых псарня с алабаями. Верные, преданные хозяевам волкодавы. Так же глядели на незнакомцев, оценивая, куда лучше вцепиться, чтобы наверняка.

Неожиданно Анора успокоилась, сравнив незнакомцев с псами. Она знала, что будет делать. Господин оценит ее силу и защитит от гнева чужого рода.

— Отвечать не хочет, — резюмировал юноша. — Барышня, а ты по-русски разговаривать умеешь? Откуда ты? Кто такая вообще? Из чьей семьи?

Вопросы сыпались одни за другим, а Анора медленно накалялась от злости и стыда, стоя перед незнакомыми мужчинами в купальнике, давая им возможность разглядывать себя как рабыню. И корила себя, что расслабилась, пропустила момент, когда к реке подъехала машина. Кстати, она так и стояла неподалеку с раскрытыми дверцами. На одной из них был нарисован герб. Насколько Анора успела разобраться в иерархии родовых кланов, гербы на машинах разрешались высокородным дворянам. Остальные обходились простыми атрибутами своего положения: кольцами, перстнями и малыми гербами на воротах своих усадеб и домов.

— Она иностранка, — предположил один из приятелей молодого человека с перстнем, белобрысый верзила с льдистыми глазами. — Только не пойму, откуда. Китаянка?

— Для китаянки у нее слишком большие глаза, — хмыкнул другой, сложив руки на груди. — Индуска.

— Не, магометанка, господа, — подал голос еще один умелец, низкорослый крепыш. — Предлагаю пари! Сто рублей на кон!

— Как ты узнаешь, кто она такая? — захохотал верзила. — Она же только глаза пучит, а сказать ничего не может. Немая, как пить дать!

— Если ты ничья — то я забираю тебя, — ухмыльнулся юнец с перстнем. — Будешь моей наложницей.

— Идиоты! — не выдержала Анора и раздраженно накинула на себя сарафан, подумав, что ей наплевать на мнение незнакомцев. Рассматривать себя как овцу она не позволит. — Я русская! Мой господин Назар-голиб будет недоволен, когда узнает о вашем недостойном поведении!

— Ого! Разговорилась! — восхитился верзила. — Чешет как по писаному! Только я не понял, о каком господине она сейчас просвистела?

— Точно, наложница! Только не твоя, боярич! — засмеялся крепыш. — Есть у нее какой-то господин Назарголиб! Говорю же, басурманка со степей!