Н 8

— Цыц! — рассердился Строганов, и вцепившись в плечо сына, дернул его на себя. — Хватит дурью страдать! Ты нравишься Маринке не из-за денег! Совсем ослеп? Она готова принять тебя таким, какой ты есть! И хватит об этом! Если у вас все сладится, я дам тебе право на создание младшей ветви Строгановых! Но с одним условием!

— Что за условие? — похолодел Владимир. Ему ли не знать папашу? Без штанов оставит!

— Если Назаров вернет тебе здоровье, у меня перед ним будет долг жизни. Ты его отдашь. Женишься на Балакиревой, в приданое получишь золотой прииск на Туре. Поселок Турский перейдет в твое вечное пользование. Чуешь, чем пахнет?

— А каков долг? — сглотнул слюну Владимир. На Туре, он знал, добывали белое золото — платину, и такая щедрость весьма удивила молодого мужчину.

— Неподалеку, почитай на самой границе моих владений, в Верхотурске скоро будет новый хозяин. Назаров выкупил у этого болвана Голышкина золотодобычу, мебельные фабрики, лесопромышленный комплекс. В общем, будешь жить рядом со своими спасителем. Примешь его вассалитет, укрепишь экономические и промышленные связи.

— Княжичу служить мелкому дворянину? — нахмурился Владимир. — Лучше с протезом всю жизнь проживу.

— Мелкий дворянин? — расхохотался отец. — Назаров только по статусу плавает на поверхности, но по влиянию уже давно подбирается к Шереметевым и Волынским! А я, как ты знаешь, с ними не в ладу. Через десять лет те, кто не понял, откуда ветер дует, грызть локти начнут! Быть Никитке князем!

— Ты сознательно роднишься с Балакиревыми, отдаешь мне в вечное пользование платиновые и золотые прииски на Туре, даешь право создать младшую ветвь Строгановых, которая будет служить Назарову?

— Да, сын. Именно эта плата будет за твое здоровье.

— А в чем твоя выгода?

Строганов повернулся лицом к сыну, и разглядывая его в тусклых отсветах уличных фонарей, жестко ткнул пальцем ему в грудь.

— У Никиты Анатольевича скоро появится аппетит. Это пока он скромно улыбается и не лезет на чужую территорию. Нельзя ему позволить кусать наш пирог. В отношениях, где роль играет только клановая выгода, нет места доверию. Назаров — хороший человек, я убедился в этом, и подличать не станет. Но я опасаюсь, что его руками начнут играть против меня. Молод он еще противостоять интригам. Став вассалом Никиты Анатольевича, предотвратишь давление императорского клана на мой клан. Как? Влияй на его ум, дела, политическую позицию. Когда мы будем только добрыми соседями, то сможем стать такой силой, что с нами начнут считаться. Поэтому сейчас ты пойдешь в свою комнату и изучишь очень внимательно, кто же такой этот Назаров.

«Мягко стелет, да жестко спать, — подумал Владимир, когда они вернулись домой, слегка продрогшие, но довольные каждый по-своему. — Как бы нам всем потом горькими слезами не взрыдать. Хотя… Вариант с созданием младшей ветви весьма притягателен для меня, сына второй жены, четвертого в очереди на главенство и хорошие капиталы. Почему бы и не рискнуть, черт возьми?»

Глава 4

Верхотурье, апрель 2015 года

Мерно тикают настенные часы с изящными черными стрелками, на которые нанесена позолота. Самая быстрая, секундная, торопится обежать весь циферблат, старательно тянет за собой минутную, и менее поворотливую — часовую. Тишина в кабинете прерывается шелестом бумаг, скрипом стульев и негромкими фразами людей в черных костюмах. То один, то другой показывает какие-то бумаги, затем следует обмен мнениями.

В кабинете ощутимо трудно дышать. Никита встал, чтобы распахнуть окно. Апрельский воздух, насыщенный густыми запахами весны, ворвался в помещение. Князь Балахнин с бокалом коньяка, обмякнув в кресле, встрепенулся и с одобрением кивнул.

Еще один человек, сидевший неподалеку на стуле, суетливо вытирал платком то шею, то лысеющую голову. Жидкие волосенки прилипли к мокрому лбу и вискам. Создавалось впечатление, что этот полноватый низкорослый мужчина весь состоял из шарниров и гибких сочленений, не дававших ему спокойно дождаться конца процедуры передачи всех предприятий новому хозяину из чужого клана. Он то и дело жалобно посматривал на юристов, безжалостно приближавших момент истины, после которого господин Голышкин превратится из солидного предпринимателя и уважаемого человека в городе в голоштанного мелкопоместного дворянина, у которого за душой десяток крестьян да разоренное подворье. Впрочем, с такой фамилией появление анекдотов не за горами.

Против князя Балахнина ему слова не сказать. Живым бы остаться! Ведь сам виноват в своих промахах. Можно, конечно, свалить все на помощников, дескать, вот они, нечестивцы! Воруют, скрывают и занижают цифры, пользуясь оторванностью Верхотурья от Петербурга. И в результате оскудели налоговые ручейки в государственную казну. А кто-то даже умудрился построить себе шикарный особняк на другой стороне Туры, вызывающе красивый с терракотовой черепицей, широкими окнами, нарядными башенками. И как апофеоз забывчивости и нахальства: вольер с экзотическими животными вроде пумы и каракала. Даже китайского плюшевого медведя панду умудрились где-то раздобыть.

Все эти прегрешения горой вываливали перед Алексеем Изотовичем Балахниным фискальные люди, посланные на Урал несколько месяцев назад с наказом нарыть о махинациях Голышкина и его дружной компании как можно больше. Князь подозревал о творящихся в Верхотурье безобразиях, но не думал, что дела настолько худы. Даже стыдно перед молодым Назаровым, что преподносит вместо подарка дырявый мешок. Правда, мешок-то изнутри весь золотой пыльцой покрыт.

— Кто был инициатором контракта с китайцами на разработку участка «Сосновский»? — спросил Балахнин сжавшегося Голышкина. Рука, сжимающая бокал, на излете. В глазах никаких эмоций. Здесь не злиться нужно, а выйти из неловкой ситуации с наименьшими репутационными потерями. А шельмеца давно пора к ногтю.

— Баранов, Костин и Азаматов, — пролепетал потеющий мужчина.

— Директора платиновых приисков, — усмехнулся князь. — А что же вы, Митрофан Емельянович, в стороне остались? Не хватило пирога?

— Дурно пахло это дело, — буркнул Голышкин. — Испугался.

— Вы же поставлены для контроля за добычей золота и платины в первую очередь, — поглядев на юристов, которые даже ухом не повели на его слова, он вперил взгляд в уменьшившегося в размерах хозяина Верхотурья. Бывшего хозяина. Его судьба решена. Как и тех, кто вздумал за спиной мышковать. — А еще есть добыча леса, переработка оного. Продажа обработанной древесины, мебельная фабрика. Деньжищи-то какие, Митрофан Емельянович!

— Простите, Ваша Светлость! — пролепетал Голышкин. — Попутал бес!

— Да не бес вас попутал, милейший, а элементарная жадность и трусость, — добродушно произнес Балахнин. — Эка вы наворотили дел-то. Мои юристы уже употели. Как дела, Артемий Егорович?

Пожилой чиновник с безупречной прической, где каждый седой волосок был тщательно приглажен и уложен на свое место, оторвался от документов и поправил очки, сползшие на кончик носа. На серьезном лице ни капли усталости.

— Признаться, до вечера не закончим, Алексей Изотович. Еще и завтра придется день потратить.

— Ну, ничего, мы терпеливо подождем, — Балахнин посмотрел на скучающего Никиту, о чем-то подумал и спросил: — А где подписанный договор с китайцами?

Артемий Егорович прихлопнул ладонью по солидной кожаной папке, лежавшей на краю стола.

— Подайте сюда, любезный, — Балахнин «надавил» Силой на Голышкина и тот сорвался с места как мальчишка, чтобы через мгновение стоять навытяжку перед князем с папкой. Отдав ее в руки страшного человека, он переместился к стулу, но садиться не стал, и чтобы занять руки, снова принялся вытирать шею.

Никите показалось, что платок уже полностью мокрый, хоть выжимай. «Насколько же сильна его вина, чтобы так дрожать в ожидании своей участи?» — с интересом подумал волхв, но мысль была прервана князем.

— Никита Анатольевич, не желаете взглянуть на любопытный документ? — Балахнин протянул ему папку, и так как кресло, в котором сидел Никита, находилась рядом, молодой человек спокойно забрал ее.