Страница 3 из 15
Зульфия сжала кулаки, закусила губу. Она подумала о младшем, который еще не успел жениться и родить детей. Если заберут всех, заберут и его. А это несправедливо. Она не даст, не пустит.
Из груди вырвался тяжелый стон, и какая-то сила сорвала ее с места, бросила к дому.
«Не пущу, – птицей билась мысль. – Не пущу».
На пороге женщина столкнулись с Али, всклокоченным, с синими полукружьями под глазами. Он улыбнулся, но, увидев взволнованное лицо матери, посерьезнел:
– Мама, что случилось?
Сцепив до хруста пальцы, бедная женщина заголосила:
– Беда, сынок. Война…
Али заморгал:
– Какая война? Что ты такое говоришь?
– Война, с немцами, – продолжала выть Зульфия и вдруг бросилась ему на шею: – Не пущу, не дам…
Парень еле оторвал ее от себя:
– Значит, это правда..
Зульфия заголосила еще громче. На шум выбежала Фатима, торопливо застегивая пуговицы на цветастом халатике.
– Что случилось? – Она обвела всех удивленным взглядом. – Почему вы плачете?
– Война, дочка, – выдохнула Зульфия, теребя верхнюю перламутровую пуговицу на халате. – Война с немцами.
Девушка посмотрела на Али, словно хотела, чтобы возлюбленный развеял ее страхи. Но в глазах любимого читалась тревога, сквозь смуглоту щек проступила смертельная бледность.
– Это правда, – он как-то обреченно кивнул. – Это правда, Фатима.
Студентка нахмурилась.
– Значит, вчера этот кинооператор говорил правду, – она в волнении дергала себя за тонкую черную косичку. – Мы не должны были вскрывать могилу Тамерлана. Его проклятие живет до сих пор.
Парень махнул рукой:
– Теперь уже поздно об этом говорить…
Фатима приложила ладонь к груди, словно хотела успокоить бьющееся сердце.
– Если все вернуть в мавзолей, война может прекратиться, – тихо сказала она.
Али усмехнулся:
– Ты веришь, что ученые согласятся это сделать? Да кто им прикажет? Я? Ты? У них распоряжение самого Сталина.
Она дернула головой:
– Точно, точно… Но давай побежим к ним в гостиницу. Я понимаю, нас никто не станет слушать. Но нельзя же вообще ничего не делать. Мы должны хотя бы попробовать, чтобы потом не корить себя за бездействие.
Али кивнул:
– Да, ты права. Одевайся.
Молодые торопливо прошли в комнату, оставив Зульфию в полной растерянности. Она не понимала, о чем говорили студенты, но вдруг, неожиданно для себя, поверила в чудо.
Али и Фатима рассуждали о каком-то проклятии. Зульфия иногда боялась признаться самой себе, что верила в проклятия и заговоры. Если война началась из-за этого, все можно было вернуть назад.
Когда молодые покинули ее дом, она пожелала им удачи.
Парень и девушка торопились изо всех сил, надеясь застать ученых и поговорить с ними. Но им не повезло.
В гостинице сообщили, что научная экспедиция с останками Тамерлана уже выехала в Москву.
Али вскоре отправили на фронт, и он забыл и о Тамерлане, и о сокровище, найденном Фатимой.
Немцы стремительно наступали на Москву.
Глава 3
Георгий Константинович Жуков, недавно назначенный командующим Западным фронтом, несколько недель назад приехал в деревню Власиха и развернул штаб фронта.
Так получилось, что этот штаб, представлявший собой комплекс больших зданий, находился рядом с Москвой. Иногда артиллерийская канонада сотрясала стены, но это не мешало генералу думать, как не допустить врага к Москве.
Глядя в окно на осенние коричневые лужи и разбитую дорогу, Георгий Константинович размышлял, что и этот крохотный уголок его страны тесно связан с историей.
Рядом с Власихой находилось село Перхушково, о котором многие слышали. Когда-то в Перхушково, в двухэтажном господском доме, ночевал Наполеон, готовившийся к Бородинскому сражению. Через это село ездил в имение бабушки юный Александр Пушкин. Разумеется, здесь бывал и Лев Николаевич Толстой, собиравший материал для своего знаменитого романа.
Да, несомненно, каждый клочок земли его, Жукова, необъятной Родины, дышит историей. И ни в коем случае нельзя допустить, чтобы немецкие солдаты топтали эту землю своими коваными сапогами.
Генерал побагровел, представив эту картину, его серые, с голубизной глаза омрачились, приятное лицо с правильными чертами посуровело, и он придвинул к себе стакан с водой.
Внезапно в дверь постучали, и перед ним возник его адъютант, подполковник Семочкин, отчеканивший хорошо поставленным голосом:
– Товарищ генерал, разрешите обратиться… К вам просится один боец. Он хочет сообщить вам нечто важное. – И уже более спокойно добавил: – Вы его примете?
– Что за боец? – коротко бросил Жуков.
– Некто Карим Маликов, кинооператор, – пояснил адъютант.
– И вы не знаете, о чем он хочет поговорить? – поинтересовался генерал.
Семочкин покачал головой. На его красивом лице отразилось недоумение.
– Он сказал, его сообщение может изменить ход войны.
Георгий Константинович постучал карандашом по столу:
– Хорошо, пригласите.
Через две минуты в его кабинет вошел смуглый черноволосый мужчина. В его черных миндалевидных глазах затаились тревога и страх, и генерал, оглядев посетителя, почему-то вспомнил о Чингисхане.
Кинооператор приложил ладонь к пилотке и отчеканил с небольшим акцентом:
– Товарищ генерал, разрешите обратиться.
Жуков указал на стул:
– Садитесь. Чай будете?
Маликов кивнул неожиданно для себя:
– Не откажусь.
Генерал выглянул за дверь и попросил адъютанта сделать два чая покрепче.
– А теперь расскажите, что вас привело ко мне, – Георгий Константинович отложил карандаш и придвинул к себе листок бумаги. – Мне сказали, у вас очень важное сообщение.
Карим попытался улыбнуться, но пересохшие от волнения губы не слушались.
– Да. – Он приложил руку к груди. – Я понимаю, в это трудно поверить, но факты говорят сами за себя. – Маликов рассказал про чайхану, старца в белой чалме и свое видение.
Жуков слушал очень внимательно, не сводя с посетителя своих пронзительных голубых глаз.
– Значит, вы уверены, что проклятие Тамерлана действует? – спросил он, когда кинооператор закончил.
Маликов побледнел:
– Да, я уверен. Иначе как объяснить все, что произошло после вскрытия могилы?
Георгий Константинович подошел к окну. На размокшей земле матово поблескивали антрацитовые лужицы. Печальный березовый листок, слетевший с ветки, одиноко покружился в воздухе и плавно опустился на размякшую глину.
– И что же вы хотите? – уточнил генерал, повернувшись к собеседнику, смотревшему на него с надеждой.
– Я так понимаю, что все отменить может только товарищ Сталин, – при упоминании фамилии вождя всех времен и народов Карим побледнел. – Если вы сочтете нужным сообщить ему…
Жуков опустил голову и задумался.
Разговор с кинооператором произвел на него впечатление, о котором он боялся признаться. С одной стороны, все выглядело довольно фантастическим. О таком пишут в восточных сказках, но не воспринимают всерьез. С другой стороны, Маликов был прав. Раскопки могилы повлекли за собой череду неприятных и необъяснимых с точки зрения науки событий. Но стоит ли сообщать о них Сталину? Как воспримет Иосиф Виссарионович такую странную просьбу о возвращении останков Тамерлана в Самарканд? Не посмеется ли, не захочет ли наказать его?
Семочкин принес два стакана темно-янтарного чая, и Георгий Константинович улыбнулся Кариму: