Месть рогоносца

Хрусталёв отвлёкся от мыслей о своих проблемах и спросил с удивлением:

– Вы, дорогой мой, психолог или частный детектив? Я к вам не как к психологу пришёл, а как к сыщику, который может помочь. А это всё слова. Так как говорит священник, не бывает. Вот скажите, у вас в семье именно так, как он учит?

– Не обо мне речь, – поспешно сказал я и поспешил

вернуться к изначальной теме разговора, подумав, что со своими нравоучениями я обратился не по адресу, поскольку тут нужна конкретика, а не слова.

Он молчал, ожидая моего ответа, но я повторил его слова:

– Так вы хотите припереть к стенке и таким образом решить дело?

– Дорогой мой, – повторил он, видимо, излюбленную фразу, – Я же не прошу у вас совета, как поступить с необходимыми мне фактами. Я прошу вас их добыть. За что заплачу. А уж я знаю, как распорядиться. Наверное, я сам виноват, что спровоцировал вас на обсуждение данного дела. Я прошу помочь добыть нужные мне факту. Поможете? Мне нужно, чтобы вы засняли встречи, записали разговоры.

Я поморщился, но что ж, не надо было идти в частное агентство, если одни заказы нравятся, а другие нет.

Пока ещё не объявляя о своём согласии, сказал:

– Кое-что из необходимой аппаратуры я прихватил с собой на всякий случай. Но как же я буду следить, если ваша жена меня знает в лицо, да и многие в городе знают. Ведь я ж из этих мест родом. У вас есть хоть какие-то конкретные факты? Ну, хотя бы, где любит она проводить время, вам известно?

– Увы, нет, не известно. Когда бы знал, к вам не обращался.

«Резонно», – подумал я и сказал:

– Понимаете, чтобы выполнить подобный заказ, мы устанавливаем наблюдение за домом, слежку организуем. И делает это, как правило, не один человек. Вызывать же сюда кого-то из сослуживцев дорого.

– Я же сказал, заплачу, сколько нужно. И отдых организую для того, кто приедет. Рыбалку, да и прочее всякое-разное.

– Хорошо. Позвоню шефу, но не уверен, что он пойдёт навстречу, – пообещал я.

– Вы уж попросите, а то мне хоть в петлю. В глазах темно от обиды, а она всё повторяет – ревность, мол, заела, слепая ревность. Ревнив, не спорю, но ведь как тут не ревновать?

Он помолчал, а потом вдруг в глазах его точно огонь сверкнул, и я услышал:

– Поймать бы мерзавца, который её охмурил.

Вспомнив его рукопожатие, и ещё раз оценив крепкое телосложение, я подумал, что действительно кому-то может несдобровать, а потому сказал твёрдо:

– Если и возьмусь за ваше дело, то с одним неукоснительным условием – никаких разборок!

– Не будет разборок, – сказал он и, хоть и нехотя, но прибавил», – Обещаю. Да и вообще меня здесь слишком хорошо знают. Сам заинтересован, чтобы всё осталось между нами.

– Так-то лучше, – кивнул я.

И всё же не лежала у меня душа к этому делу, не знал тогда почему, но не лежала. Единственное, что заставляло подумать о необходимости помочь этому человеку, так надежда на возможность сохранения семьи. Несомненно, он хорошо знал характер своей жены, потому и уверен был в том, что она одумается, если фактами к стенке припереть. В конце концов, он далеко не последний человек в городе. Должность весьма приличная, ну и достаток и всё такое. А что у неё там? Не шалаш ли, в котором современным барышням уже не рай на постоянной основе, а временный такой маленький раёк, пока страсти играют необузданные.

Даже захотелось в какой-то момент прояснить некоторые вопросы. Почему, к примеру, не уходит, если полюбила и почему боится разоблачения. Может, опасается, что сам Хрусталёв возьмёт да подаст на развод?

– Скажите, только честно, – попросил я. – Вы её любите?

Он ответил не сразу, но ответил так, что я понял: говорит искренне:

– Люблю! Иначе бы не обращался к вам, не срамился бы.

«Да уж, срам немалый, – подумал я, – установить слежку за женой, да ещё платить за это деньги».

Частенько мне приходилось задумываться над этим. Скорее мог понять и оправдать женщин, обращавшихся с подобными заказами, нежели мужчин. Уж коли ты мужиком родился, так наведи сам порядок в семье, сделай так, чтоб жена на сторону не смотрела, а коли она такова, что не может без этого, брось её и забудь. Так думал я, но понимал и другое – нельзя мерять общей меркой человеческие отношения.

Ну и размышлял: «Что же мы имеем? Поздно приходит, иногда дома не ночует и старается избегать близости? Да, такие аргументы не выставишь. Но, наверное, он всё-таки прав – она изменяет, причём совершенно беспардонно и бессовестно».

Вслух же сказал:

– Ничего не могу обещать, но помочь попробую. Всё будет зависеть от разговора с шефом. Завтра позвоню ему и попрошу помощи, а тогда уж сообщу вам своё решение.

– Спасибо, – сказал Хрусталёв и, уже покидая квартиру, в дверях столкнулся с Алексеем.

– Не помешал? – спросил тот.

– Нет-нет. Мы уже закончили разговор, – ответил Хрусталёв и, ещё раз поблагодарив нас обоих, пошёл к лифту.

– По твоей части что ль приходил? – поинтересовался Алексей, когда мы остались одни, и тут же прибавил: – Не хочешь, не отвечай…

– Ты же знаешь, вопрос деликатный, – сказал я. – К тому же он ведь твой начальник.

– Жалко мужика, – вздохнул мой приятель, – на работе у него тоже что-то не ладиться. Как ни зайдёшь, сидит хмурый, задумчивый. Видно, ревность гложет.

– А ты откуда знаешь, что так его огорчило?

– Чай не в столице живём. Все на виду и всё про всех известно. И про Бориса Петровича давно уже разговоры шли. Я хоть и не принимал в них участия, сторонился, поскольку сплетен не люблю, но кое-что краем уха слышал. Говорили многие, мол, загуляла у нашего шефа красавица жёнушка, крепко загуляла.

– С кем?

– Откуда мне знать? – пожал он плечами.

– А кто-то может подсказать, как ты думаешь? – попытался выяснить я хоть какие-то моменты и пояснил свой интерес: – Неохота мне за это дело браться. Ну уж если возьмусь, хотелось бы обойтись без всяких обычных наших методов, которые не слишком одобряю.

– Значит, всё-таки попросил, – проговорил Алексей, – я понял, что попросит, когда работой твоей интересовался. Эта работа много разговоров и острот вызывает. Даже слух прошёл, что не просто так приехал, а по вызову жён наших пилотов. И теперь – всем крышка: всех на чистую воду выведешь. И не каждому понятно, что это глупые шутки.

– Стал бы я пилотов на чистую воду выводить… Мужская солидарность бы сработала, – посмеялся я. – Ну и как в такой обстановке я смогу ему помочь? Попробуй-ка теперь проследи?! Нет, не буду отпуск на эту чушь тратить, – решительно заявил я Алексею.

– Для Хрусталёва это не чушь и вопрос не пустяшный, – возразил Алексей. – Такая семья была, такая пара они с Инной Аркадьевной. Любо-дорого смотреть. А теперь мужика не узнать. Да ты что, не понимаешь, что ль. Или никогда не приходилось ревновать?! Помню, как в школе ты одному нос расквасил за свою Наташку. Хотя там и ничего не было. Но расквасил так, ни за что, по подозрению.

– То было в детстве, – улыбнулся я.

– Да ладно, в детстве, – передразнил он. – Ты б и сейчас не сдержался, если что. Недаром тебе службу оставить пришлось.

– Это по другой совсем причине, – возразил я. – Да и сокращения пошли, мол, теперь в армии следственные органы не нужны. Теперь свобода и демократия. Дисциплинарные батальоны расформировали. Все, мол, теперь пушистые без советской то власти. Свободу, свободу дать надо. Вон один певец так от свободы ошалел, что орёт со всех подмостков, как он свежий ветер давно хотел. Зоофил.

– Ладно. Не будем ворошить твои дела. Помню, сам говорил, что по горячности твоей конфликт вышел. Так ведь и Хрусталёв мужик-то горячий и резкий.

– Не заметил, – удивился я.

– Это он сейчас каким-то пришибленным выглядит. Перед тобой так себя вёл. Очень хочет, чтоб ты помог, вот и прикинулся тихоней. Впрочем, действительно в последнее время какой-то надломленный.

Я пожал плечами, а приятель мой неожиданно попросил:

– Слушай, может всё-таки попробуешь помочь? Ведь отличная была семья до самого недавнего времени, – снова сказал он: – И детишки славные. На глазах же у меня растут.