Хуадад-Сьюрэс

– Не будь дураком! – почти что взмолился младший из друзей.

Несколько минут Еремия просто извивался в неожиданно крепких объятиях, но злость быстро завладела им, и он дважды всадил локоть в ребра своего компаньона и ученика. После второго удара хватка ослабла, Дрозд вырвался и, развернувшись лицом к Стенолазу, получил под дых. Они сцепились и покатились по траве, пыхтя и вскрикивая. В пылу драки все связывающее их в прошлом, да и сама причина ссоры, быстро отошли на дальний план перед необходимостью, или даже желанием, отвесить самый сильный тумак, тычок или пинок.

Джорри не раз доводилось махать кулаками, но крайне редко по серьезной причине. На самом деле он не считал себя задирой и обычно старался избегать мордобоя. Дрозд же, несмотря на способности блестяще подражать манерам богатеев, начиная от сложно-построенной речи и заканчивая бесящими периодами напыщенного артистизма, рос бродягой в самом большом Перепутье Берии. Так что Стенолаз совершенно не удивился, когда обнаружил себя распластанным на спине с сидящем верхом на нем Еремией. Он точно не понял, сколько раз получил по лицу, прежде чем забылся от боли.

Слезы текли против воли, не давая разглядеть смеющуюся над ним луну. В конце концов, он заставил себя сесть, но сразу завалился на бок, обхватив рукой ребра. Мало того, что нос, казалось бы, теперь совершенно не годился для дыхания, так еще и малейшее движение разрывало болью грудную клетку. Джорри дважды в жизни ломал ребра. И сейчас быстро вспоминал все эти ощущения. Продолжая лежать на боку, одним движением стер слезы и кровь с лица, но задел отозвавшийся жутким жжением нос, чем сделал попытку очиститься полностью бессмысленной.

Когда к Стенолазу более-менее вернулось зрение, он смог разглядеть, что его друг уже заканчивает седлать лошадь. Затянув подпруги, Еремия выпрямился и обернулся. С мрачным удовлетворением Джорри отметил на чужом лице рассеченную надвое нижнюю губу и сильно щурящийся левый глаз. На мгновение встретившись с чужим взглядом, Дрозд отвернулся и положил руки на седло. Он застыл, опустив голову.

Стенолаз вновь постарался встать, кряхтя от боли. Он прекрасно знал, что Еремия быстро подавит в себе чувство вины. Несмотря на то, что холодный ночной воздух истязал грудную клетку, Джорри удалось оторваться от земли. Почти сразу припал на колени из-за сведенного бедра. Он не помнил, когда получил удар по ноге.

Еремия нагнулся, чтобы-таки растреножить кобылу, но между ним и ногой лошади золотистой куницей пронесся огонь, опалив их. Лошадь заплясала с испуганным ржанием, резко отскочив на два десятка локтей.

Дрозд в задумчивости уставился на краснеющую руку. Пальцы на ней дрожали, а костяшки были сбиты.

– Только попробуй, – тихо сказал Джорри, понимая, что это прозвучало не угрозой, а несчастным стоном. Запястье его правой руки, свисающей вдоль тела, было разогнуто, будто он на что-то опирался, а пальцы по очереди выдавались вперед, словно нажимая на невидимые клавиши. После каждого «нажатия» из-под ладони отходили горячие желто-красные круги, напоминающие рябь от прикосновения к гладкой поверхности воды во время заката. Заклиная огонь, Стенолаз все еще стоял на коленях.

Еремия медленно обернулся и, оценив предлагаемое зрелище, холодно заметил:

– Если мы танцуем по-взрослому, то я буду быстрее.

Как по волшебству в его чуть дрожащих пальцах оказался клинок метательного ножа.

И вновь их глаза встретились. Они смотрели друг на друга, побитые, тяжело дышащие, и никто не собирался уступать. Напряжение сгущалось в воздухе, доходя до своего пика. Оно напоминало огромный пузырь, который рос, угрожая поглотить все вокруг и перемолоть в труху кости любого оказавшего ему сопротивление. Раздуваясь все сильнее и сильнее, пузырь вдруг лопнул. Нож выпал из обожженной руки рыжеволосого.

– Да пойми же ты наконец! – взвыл он, упав на колени и согнувшись, словно выпрашивающая хлеб старуха. Сразу закрыл лицо руками, но через ладони прорвался громкий всхлип.

Джорри нашел в себе силы подняться. Не без труда кое-как доковылял до сотрясающегося в рыданиях друга, чувствуя, как рубашка прилипла к груди из-за натекшей из носа крови. Лично его ничего не держало в Перепутье. Он хорошо относился к Зикари, к остальным был равнодушен, но настоящим другом считал только Еремию. И, несмотря на явные страдания Дрозда, не мог отпустить его на верную погибель.

– Лушай, что кажу. Се может обойтись, – он положил руку на дрожащее плечо. – Он же тебя редупредил, начит, был готов. Давай делать се, как было велено. Вот увидишь, когда вернемся после Ня Лета, не ройдет месяца, как он тоже риедет.

Молодому человеку вдруг стало неловко за свою речь. Не за ее содержание, но за исполнение. Ему нравились многие фразы и мудреные слова, которые использовал Еремия. Подражая ему, Джорри невольно стал говорить почти что как северянин. Ну, так казалось ему – деревенскому пареньку с самого юга Берии. А сейчас ему очень хотелось доносить свои мысли правильно, чтобы слушатель не отвлекался на говор.

– И ты в это веришь, Стенолаз? – оторвал красное распухшее лицо от ладоней рыжеволосый.

– Да, – соврал Джорри.

Он помог другу подняться на ноги, сам едва не упав.

– Я хорошо научил тебя лгать, – сказал Дрозд, вытирая лицо. – Добавил знаний к твоему потенциалу, научил трюкам…

– Не делай этого, рошу, – перебил Джорри шепотом. Он все больше осознавал бесплодность своих попыток. – Я не наю, то ты чувствуешь, боясь за жизнь настолько дорогого тебе человека. Я терял тех, кого люблю, быстро и незапно, – запнулся, почувствовав ком в горле. К счастью, слезы из-за разбитого носа и не прекращались. – Я не хочу узнать это чувство. И я не готов нова, – дрожащий вздох, – остаться один.

Еремия вдруг обнял Стенолаза, непроизвольно дернувшегося из-за боли в ребрах, но не ставшего сопротивляться теплому жесту.

– Ты хороший друг, – сказал Дрозд ему на ухо. – Я рад, что Зикари не дал мне тебя прикончить. Он, – теперь рыжеволосый с шумом втянул воздух, – он всегда думал наперед. Но в этот раз ошибся. Не рассчитал время.

– Он не ошибся, – тихо ответил Джорри куда-то в чужое плечо. – Он нал, что ряженные не дали бы ему покинуть город. Я даже не думаю, что он кому что казал, окромя тебя. Массовое бегство вынудило бы их напасть раньше. А он не хотел, тобы тебя ватили. И мне люто повезло, что я ошивался поблизости. Не заставляй его понять, то он тарался зря.

Дрозд отстранился. Подняв голову, Джорри увидел, что опухшее лицо того сильно вытянулось. Радость от самодовольства на мгновение вспыхнула в море тяжелых мрачных чувств, наполнявших сейчас Стенолаза: его друг никак не ожидал от него такой прозорливости. Молодые люди долго стояли молча, периодически хлюпая носами и вытирая с лиц кровь.

– Я все равно поеду, – наконец сказал Еремия. – Просто оценю обстановку. Если смогу помочь, помогу. Я обещаю, Стенолаз, я не дам им себя схватить.

– Чего ради?! – заорал Джорри. – Там, где Тервятник не равится в одиночку и помощи пятерых будет мало! Не дашь себя поймать?! И что? Хочешь лядеть, как его, покромсанного под пытками, повесят? Думаешь, вид воих рыжих патл с эшафота подарит ему удовольствие?! Думаешь, он этого хотел бы?

Еремия с бесящим спокойствием выслушал тираду Джорри, а затем обратился к младшему спутнику тоном, которого тот никогда не слышал:

– Когда придет время, и моя шея покроется мурашками от ледяного дыхания Брата и Сестры, надеюсь, рядом будет тот, кто мне дорог. Я бы очень этого хотел. И я знаю, что Зикари – тоже. Поэтому я должен ехать, Джорри.

Наступила тишина, прерываемая отдаленным пением соловья. Стенолаз молча обошел друга и похромал в сторону лошади. «Поэт хренов».

– Я не наю, как могу помочь. Разве что, не быть тебе обузой, – сказал Джорри, отдавая узду многострадального животного, всем своим видом показывающего убежденность, что люди желают ей смерти. – Дадут Боги, видимся еще с тобой. С вами обоими.

Пока делили скромные пожитки, Еремия рассказывал Джорри о Пауке – человеке, подмявшем под себя все севернее леса – и посоветовал искать у него убежища и работы. «Зикари говорил, что он не нашего уровня, скорее тех, кому отстегивают за одно их существование. Но он всегда упоминал его с уважением, значит, не козел какой-нить. Ты сможешь его впечатлить, тем более, после всего, чему научился… Глядишь, вернешься к нам из Хуадад-Сьюрэс его наместником, и все Крылатые будут тебе кланяться. Хе-хе».