Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 19

Он прошел мимо ворот к конюшне, скрывшись под длинным навесом, обернулся, выискивая кого-то глазами. Закутанная в темный плащ фигура недвижно стояла, укрывшись за водостоком, полностью слившись со стеной.

Мальчик поднял глаза: дозорные собрались на башне. Один из них о чем-то оживленно рассказывал и, жестикулируя, показывал в сторону черно-белой башни, куда незадолго до этого прошествовал вернувшиеся с дозора воины. Головы остальных были повернуты туда же. Фигура отделилась от стены и скользнула в проулок, чуть задержавшись подле Сивера. Когда дозорные развернулись в сторону ворот, тот уже открывал двустворчатые двери конюшни.

Флакон с темной жидкостью и маленькую записку Сивер спрятал в поясной сумке и, убедившись, что дозорные ничего не заподозрили, сразу принялся за работу. Он поворошил вилами солому, оправляя настил, натаскал свежескошенного сена, набрал воды в длинные корытца рядом со стойлами, потом взялся за метлу. Двое дозорных спустились с башни, один из них задержался около мальчика.

– Хорошо работаешь, парень. Сходи к Пириту сегодня, он, говорят, сварил отличный эль! Закроет он свой трактир, так, может, и не придется уже попробовать, – похлопал Сивера по плечу стражник, протягивая несколько медяков.

– Спасибо, – Сивер смутился, принимая монеты.

Дозорный одобрительно кивнул и вышел из конюшни.

Ходить в город беспрепятственно ему разрешали уже давно, но в трактир Пирита, знаменитый не только в Вартияре, позволили наведаться впервые. Сивер некоторое время размышлял, а не сходить ли ему туда: он никогда не бывал в трактире, и ему было очень любопытно. Но именно сегодня нужно было идти к вороньей вышке: его земляки будут ждать результата. Перед глазами всплыло заплаканное лицо матери, и он со злобой стиснул вилы, так, что старое дерево начало потрескивать, – Пирит может и подождать.

Один из дозорных с полгода назад отвел его к вороньей вышке около черно-белой башни – посмотреть, как обучают воронят. С тех пор Сивер сам стал частенько наведываться туда. К его присутствию привыкли и были снисходительны, иногда даже разрешали подняться на вышку, когда кормили взрослых птиц.

После полудня он собрался, надел чистую одежду и направился вверх по улице: ему нужно было попасть к крепостным стенам, опоясывающим черно-белую башню, засветло. По пути он почти никого не встретил: совсем недавно караваны и обозы покинули город, да и горожане – он наблюдал это каждый день – старались как можно быстрее оказаться подальше от границ с севером.

В воротах он сразу столкнулся взглядом со стражником и жестом показал на ступени, поднимающиеся по крепостной стене, – стражник одобрительно кивнул.

– Не упади, там скользко после дождя, – предупредил он.

Ступени и вправду были скользкими, приходилось держаться за каменные выступы в стене, чтобы сохранить равновесие.

Со смотровой площадки, расположенной подле ворот, почти весь город был как на ладони. Сивер видел крохотные фигурки людей, сновавших по улицам, в основном стражников и хранителей. Он некоторое время наблюдал за ними, затем обернулся на стражников и, убедившись, что они не обращают на него внимания, пошел к тому месту, где можно было попытаться перелезть через стену, – он давно его приметил. Разросшийся плющ как нельзя кстати повис здесь громадной летучей мышью, цепляясь за многочисленные мелкие выступы, впиваясь в появившиеся от времени трещины, буравя для себя все новые и новые ходы. Прикинув что-то, он осторожно спустился вниз и направился к противоположной стене мимо черно-белой башни к примостившейся рядом с ней вороньей вышке. Собственно, она сама обнаружила себя громким гортанным гарканьем. Сивер знал: обычно в это время кормят птиц. От вышки, в уме считая шаги, проследовал до расположенного рядом с воротами сарая, потом опять забрался на крепостную стену. Он смотрел на город, мысленно проделывая путь от своего дома к вороньей вышке и обратно, подолгу вглядываясь в нависающие высоко над улицами балконы, соединенные узкими мостиками. Добраться от стены до вороньей вышки, как ему казалось, было несложно: тени от крепостных строений могли спрятать небольшой отряд. Но путь по ночным улицам страшил: в пору, когда немногие оставшиеся в Вартияре горожане сидят по домам за наглухо запертыми дверями, разгуливающий в одиночестве мальчишка не мог не вызвать подозрений.

Вечерело, стало прохладнее. Ему пора было уходить.





– Доброй ночи! – улыбаясь, сказал Сивер, проходя мимо стражников. Один из них остановил его жестом.

– Подойди, мальчик, – он поманил его рукой.

Сивер смешался и слегка попятился, вдруг испугавшись, что его маневры были замечены. Стражник смотрел на него пристально, по-своему поняв причину его смущения.

– Держи, парень, – сказал он, протягивая вырезанную из дерева фигурку саблезуба.

– Благодарю! – проговорил Сивер, не поднимая головы.

Испугавшись, что страх выдаст его, взял фигурку, тут же выскочил за ворота и помчался вниз вдоль стены. Внутри у него все сжималось, ему было жутко и весело одновременно: он чувствовал себя настоящим лазутчиком во вражеской крепости.

Когда волнение улеглось, он перешел на шаг. Фигурка, зажатая в кулаке, стала почти горячей. Вырезанный из белого дерева саблезуб наверняка предназначался кому-то другому, но отчего-то стражник решил отдать фигурку именно Сиверу. Мальчик поднес ее к глазам: что-то ему говорило, что это знак. Как он их всех ненавидел! Он вспомнил свой дом в Теплом ветре, заплаканные глаза матери. Отец однажды не вернулся с охоты, люди сказали, что его убил саблезуб. Говорили, что он пришел с юга. Вспомнил рассказ о здеборе Харрасе. Это он снова заселил заставу в Инистом лесу, и через лес в долину потянулись караваны, распугивая животных, оттесняя их к Сточенным холмам. В Теплом ветре сначала появились белки и зайцы, после кабаны и олени перекочевали к холмам, за ними потянулись хищники. Северянам тогда сильно досталось от диких животных. И если бы только от них! Оглядевшись, он швырнул на землю саблезуба, поднял увесистый булыжник и вдребезги расколотил подарок.

Добравшись до внешних ворот, Сивер помахал рукой дозорному и сразу нырнул в теплоту своего маленького дома. Стянув с себя верхнюю одежду, он тотчас выудил из поясной сумки маленькую записку, зажег от тлевших в печи углей тонкую лучину, еще раз прочел написанное в ней единственное слово: «Сегодня». Терпеть больше не было сил. Окружавшие его люди, хоть и были к нему добры, но не заслуживали его доверия, а тем более прощения. Север требовал мести, мести требовали его ежедневные воспоминания. Время пришло!

Он приготовил вещи для ночной вылазки: темную одежду, ботинки с мягкой подошвой, положил в заплечный мешок несколько метров прочной веревки и переданный ему утром флакон. Затем нагрел в печи небольшой камешек и осторожно вплавил его в свечу, поставив ее на тонкое металлическое блюдце.

Ночью, когда город окутал густой мрак и все дозорные разошлись по местам, свеча выплавила камень из своего тела: со звоном он упал в блюдце, разбудив Сивера.

Он поднялся, быстро и бесшумно оделся, накидал на кровать вещей, набросил на них одеяло, отпер окно, оставив его чуть приоткрытым. Затем потушил оставшийся от свечи огарок и, медленно приотворив дверь, высунулся на улицу. Убедившись, что никого нет, вышел, плотно прикрыл за собой дверь и метнулся вверх по улице.

Приходилось двигаться короткими перебежками: нельзя было допустить, чтобы его заметили. Несколько раз он едва не столкнулся со стражниками, освещающими темные улицы масляными лампами, но вовремя успевал спрятаться в откосах домов, скрыться за углами, затаиться в последний момент в темноте узких проулков.

Покатая обшарпанная лестница вела к небольшому балкону второго этажа, оттуда брала круто вверх, выводя на крышу едва ли не на высоте городских стен. Он сделал осторожный шаг, словно проверяя, удержат ли его ступени, и в несколько больших мягких прыжков добрался почти до самой крыши. Дорога была свободна. Стражники, освещавшие улицы внизу, на его счастье, не забирались наверх. Сивер передвигался быстро, часто меняя направления, переходя с одной крыши на другую, останавливаясь перед узкими мостиками, дожидаясь, пока стражники не пройдут под ними, тенью мелькал над пустынными улицами.