Корабль в пустоте

Вратарь что-то буркнул, отводя глаза.

– Сегодня мне говорят, что они не регистрировались в отеле. Но ведь они регистрировались, не правда ли, вы видели?

– Ничего я не видел! – вдруг выпалил он.

– Как же так? – поразился я. – Невозможно не видеть – я ведь вас видел и запомнил. Неужели у вас, такого молодого человека, память слабее моей?

Парень покраснел и отвернулся.

– Слушайте, – выдавил он из себя, – не путайте меня в это дело, а?

– Да что за дело-то? И дела никакого нет. Просто…

– Не знаю. Приходил капитан и сказал не сообщать никому ничего про вчера. А то будут неприятности. Мне оно надо?

Лифт остановился, двери распахнулись. Вратарь-неигрок быстренько смылся. Я стоял в холле в задумчивости, неприятно пораженный. Хотя «неприятно» – не то слово. Капитан Ротов заставляет молчать свидетелей? Что это? Тут открылись двери соседнего лифта, и из него выскочил мужчина, бросивший на меня быстрый взгляд. Был он в таком же обтягивающем костюмчике не по размеру, как Ротов, только не так кривоног и без усов. Ага, это «присматривающий сотрудник», которого я якобы не увижу. Они что, все в одинаковом «прикиде», словно команда агента Смита из «Матрицы»?

Попросив на ресепшене вызвать мне такси, я вышел на улицу. В какой переплет я попал? Неужели ФСБ на самом деле известно, что случилось с этрускологами, но они всеми силами пытаются это скрыть? Отсюда – «исчезновение» вчерашних портье, координатора, угрозы футболистам? Но что такое совершенно невообразимое могло случиться, чтобы маскировать пропажу пятидесяти человек? Я стал припоминать своих соседей по автобусу, помимо героического Кирова. Все они категорически не походили людей, с которыми «что-то случается». Обычные благонамеренные научные клерки. Даже какой-то творческой сумасшедшинки я ни в ком не заметил. Другое дело писатели – вечно поддатые, склонные поскандалить. А эти? Может быть, они «слишком много знали», как говорят в детективах? Но что, скажите на милость? Какой такой «инфой» могут владеть этрускологи? О чем? Как бы там ни было, ситуация диаметрально поменялась: из необходимого свидетеля я превращался в нежелательного. И еще неизвестно, насколько нежелательного. Мне бы, по-хорошему, после разговора с запасным вратарем линять отсюда надо, прямиком в аэропорт, но тогда, если меня сцапают, я точно окажусь крайним. Бежал – значит, виноват.

Когда я подошел к дверце прибывшего такси, сзади меня вдруг материализовался «смотрящий».

– Вы не возьмете меня? – тихо поинтересовался он, дотронувшись до моей спины.

Я даже рот разинул от удивления.

– Всё равно ведь цена будет одинаковая – что за одного, что за двоих, – примирительно сказал он.

Я начал кое-что понимать.

– Денег вам на такси, я вижу, не выделяют. О служебном автотранспорте уже не упоминаю.

Тот развел руками.

– Ну, садитесь. Вас как зовут хоть?

– Зовите Григорием.

– Ну, а я Борис.

– Да я знаю.

– Ну, конечно, вам положено. Только учтите, всё время я вас на такси катать не буду. Не из вредности, а потому что мне-то на такси тоже денег не выделяли. И, хоть оно здесь дешево, не наездишься.

– На общественном транспорте будем ездить, – жизнерадостно сказал курносый Григорий.

«И снова за мой счет?» – хотел спросить я, но сдержался. Нет, это не местные чекисты похитили ученых. Они не смогли бы арендовать для них отдельный автобус. Пришлось бы везти в тайное узилище в муниципальном. И заставить их купить билеты. Я с неудовольствием отметил, что, начав шутить сам с собой, никак не могу остановиться. Ничем кроме полной растерянности это было объяснить нельзя. До шуток ли тут? Один знакомый директор издательства начинал смеяться и почесывать в паху, как только речь заходила о самом для него чувствительном – деньгах. Так и из меня бьет фонтан сомнительного остроумия, как вспомню о пропавших этрускологах.

Управление науки и культуры (и почему-то спорта) находилось неподалеку от городской библиотеки, в сталинском Эрехтейоне, где роль кариатид, поддерживающих портик, выполняли побитые временем рабочие и крестьяне. Парадную лестницу покрывал вытертый ковер. В сводчатом коридоре Григорий молча указал мне налево, а сам сел на банкетку. Никакого оживления в связи со случившимся ЧП здесь не наблюдалось, только пара чиновников устало брела вдоль стен с бумагами. В помпезной приемной начальника было пусто. Я постучал в массивные двери кабинета с табличкой «Здолбунович Семен Брониславович», заглянул. Спиной ко мне у противоположной стены стоял сутуловатый человек, изучавший то ли бронзовый бюст президента на подставке, то ли грамоты по соседству. Когда он обернулся, я его сразу узнал: этот очкастый, с залысинами, не глядящий в глаза мужчина был на моей так называемой пресс-конференции, правда, вопросов не задавал.

– А-а, – тихо, я бы даже сказал шелестом, молвил он, – проходите.

Я уселся на указанный мне стул. Начальник же сел на свое место, за просторный рабочий стол, и посмотрел в сторону. Я невольно глянул туда же – это был погасший монитор компьютера.

Мы молчали. Он глядел на мертвый экран, а я – на него. Так прошло несколько минут. Наконец, я откашлялся и произнес:

– Есть какие-нибудь новости?

– Простите? – Здолбунович нехотя отвел взгляд от монитора, но остановил его не на мне, а на телефонном аппарате.

– Ну, новости об этрускологах.

– Ах, да, – прошелестел он. – Знаете, на конференцию никто из них кроме вас не явился.

Он что, издевается?

– Но эта новость десяти часов утра. Я ее знал, еще когда общался с прессой – в вашем присутствии, кстати. Что-нибудь выяснилось с тех пор?

– Да, – кивнул он – но не мне, а телефону.

Ну, наконец-то! Начальник, между тем, снова замолчал. Я хотел уже его спросить, почему из него нужно каждое слово вытягивать клещами, как он выдал свою «новость»:

– Оказалось, что в гостиницу «Аквариум» они так и не прибыли.

– И это вы говорите мне? Да ведь я туда приехал вместе с ними! И координатор ваш там был, которого теперь тоже ищут!

Здолбунович слегка наморщил лоб, подумал и сказал, кажется, с облегчением:

– Нет, не наш – он от университета. А откуда вы знаете, что приехали именно с этрускологами?

– С одним я познакомился еще в самолете. Все прочие подошли в аэропорту к табличке с надписью «Конференция этрускологов», которую держал координатор Хачериди. Затем он произвел перекличку по списку. Отсутствующих, между прочим, не было. Как я понял, люди лишь до Москвы добирались разными самолетами и поездами, а оттуда все вылетели одним рейсом.

– А вы видели документы этих людей?

Чаша моего терпения переполнилась.

– Послушайте, я же не полицейский, чтобы требовать документы! И еще: очень трудно разговаривать с человеком, который не смотрит на собеседника. Извините, я вам так неприятен?

Бесцветные щеки Здолбуновича порозовели. Он с видимым усилием перевел глаза на меня, и я увидел, что он совершенно косой.

– Могу смотреть, если угодно, – пробормотал он. – Учтите только, что у меня сильный астигматизм.

– О, простите, не знал! Можете смотреть, как вам удобно. Так что же будем делать?

Снова воцарилось молчание. Я выругался про себя матом и грубо сказал:

– Послушайте, Здолбунович, у вас проблемы. Срывается международная конференция, за которую вы отвечаете. Вас ведь не погладят за это по головке. Может, пора проснуться?

Семен Брониславович собрал глаза в кучку – точнее, попытался, криво улыбнулся.

– Вообще-то, непосредственно отвечает за конференцию наш университет. Мы лишь курировали это направление и обеспечили поступление средств из федерального бюджета на ее проведение.

– А, знакомая тема – власть и ответственность! Ты сюда не ходи, уважяемый, ходи университет! Так, что ли? И вам всё равно, что федеральные средства могут улететь в трубу? Вы не забыли, что вы – руководитель оргкомитета конференции? Мне, например, приглашение пришло за вашей подписью. Другим, я полагаю, тоже.