Колокольчик в Праге

Он сказал:

– Кажется, я уже это понял. Я читал несколько страниц.

      Алексей немного помолчал, ее глаза затуманили воспоминания.

– Это странно. Я никогда не задумывалась, как исправить ситуацию. Я могла бы загладить проблемные вопросы, когда в переломные моменты требовалось постараться изменить ситуацию, … хоть как-нибудь.

      Евгения посмотрела на него с любопытством. Казалось, что с тех пор, как она увидела его в гостиной комнате у управляющей общежитием среди жильцов, прошло десять лет. На привлекательном и утомленном лице были отчетливо видны решительность и твердое самообладание.

– Все нелепо… Я никогда не думала об этом. Если б Ярослав уехал, – она запнулась. Тень боли пробежала по ее лицу. Хотел бы сейчас Алексей знать, что за мысли внезапно посетили ее. Он догадался, что раскрывать всецело тайны не станет – опасение оказаться сумасшедшей с бредовыми подозрениями.

– Если б я могла сделать так, чтобы ты увидел…

– Но ты уже сделала это, Евгения.

– Правда?

– Да. Слушая тебя, я все приблизительно понял. Да и в дневниках очень много интересного.

– Спасибо. Но, наверно, так легче будет объяснить в книге существенные доказательства социальной, психологической и всеобщей апатии.

      Положив одну ногу на другую и подперев рукою подбородок, он в течении нескольких минут находился в глубокой задумчивости, даже позабыв о своем местонахождении. Услышав легкий шум, он поднял голову. Евгения открыла окно и села на подоконник. Алексей посмотрел на нее. Или, вернее сказать, вытаращил глаза. Удивительно, как она не расхохоталась. Постепенно он пришел в себя, и Евгения продолжила.

– Ты стал моим другом. Я начинаю верить в невероятные вещи.

– Почему невероятные? Разве во всей Праге не бывает лиц, более могущественных, чем Михаела Констатни?

      Она ответила сразу, почти вспыльчиво:

– Однажды Ярослав сказал: «Иногда я себя чувствую вестником смерти». Тогда не поняла, что имел в виду. А иной раз странно гуляю по городу.

      Не слишком понимая слабость, Алексей Аврелин уважал страдание, ибо страдают – сильные. Уж это он знает по приобретенному опыту. Придвинулся к ней ближе, встав возле окна. Решив, что лучшим способом нейтрализации возникших между ними электрических флюидов будет обращение к холодному голосу рассудка. Неспешно Алексей, взяв ее за руку, слегка сжал ее пальцы. Его жест был дружеским и успокаивающим, но от него по руке Евгении поднялись волны тепла.

– Эти последние слова, что сказала – ты действительно веришь в это?

– Истерзание? – докончила Евгения. – Да.

      И снова ее ответ удивил. Она не выразила ни интереса, ни удивления.

– Вам представляется естественным?

      Вместо ответа повисло долгое молчание. Взгляд его словно обратился внутрь. Он слегка нахмурился и, наконец, медленно сказал:

– Легко говорить, когда твое сердце не затронуто, иначе понимал бы, что наслаждаются местью, когда видят тоску и скорбь души. Ярослава они превратили в сломанного, разочарованного человека…

– В России не возражали против твоего приезда в Прагу? – перебила Евгения Алексея Аврелина, окинув его ледяным взглядом.

Нервно разглаживала складку на юбке. Подозрение, что она что-то утаивает, мелькнуло в голове у Алексея.

– Нет. Препятствий не было. – он вновь умолк. Ее лицо было красивое, мягкое, губы открыты. «Она в воспоминаниях», – подумал Алексей. С усталым вздохом Евгения вернулась к действительности, тоскливо смотря в окно.

– У тебя проблемы с памятью … и постоянно воспринимаешь все на свой счет.

– Да ты не только талантливый писатель, но и первоклассный психолог.

– Правда ли? – ответил Алексей. – Это отличное рассуждение.

Алексей замолчал и Евгения подняла голову. На его лице застыло странное выражение. Ее кожа была удивительной, мягкой, и он с трудом поборол желание провести по ней пальцем.

– В одно прекрасное время в Чехии после очередной, кровопролитной драки, ночного подвига, между буйствующими иностранцами у рыцаря в черных доспехах повредились доспехи и он направился к оружейнику на Платнерскую улицу. В доме у оружейника рыцарь в черных доспехах увидел его прекрасную дочь. И полюбил, забыв обо всем и даже о драках, только бы покорить юную красавицу. Но у девушки было много поклонников, и рыцарь не мог этого стерпеть. Упрекая, повышал голос, иной раз даже угрожал. Девушка стала избегать своего возлюбленного в черных доспехах, тем самым еще больше разозлила жгучую ярость. Он начал ее караулить. Однажды застигший ее с кем-то, в порыве бурной ревности убил свою возлюбленную, воткнув меч прямо в ее сердце. Умирая девушка, проклиная, сказала: «После смерти станешь железным и мучений тебе тысячу лет, пока не принесет освобождение невинная девушка. – Евгения остановилась, чтобы перевести дыхание, не отрывая глаз от лица Алексея. – Когда она скажет слова прощения, именно раз в столетие в тот же день и час… После убийства рыцарь сник, совсем замкнулся в себе и в конце концов умер… Проклятие сбылось, он превратился в черного железного рыцаря…»

– С тех пор он ждет спасения. – продолжил Алексей, уже крутивший пальцами сигарету.

– Скажи мне, если тебя утомил один из чешских рассказов-легенд, – заметила Евгения полу извиняющимся тоном. – Меня так увлекают эти старые истории, словно все происходило со мной. Здесь мне «место», об этом я расскажу в подходящее время. Я так устала… – она с трудом сдерживала слезы.

      Они дружно повернулись к друг другу, Евгения буквально задыхалась от негодования.

– Что это было? – прислушиваясь, Алексей напрягся и прищурил глаза.

Где-то совсем рядом раздался глухой грохот, сопровождаемый стоном. – Оставайтесь здесь! – крикнув, она выбежала в коридор.

      Вернувшись на кухню, Евгения закусила нижнюю губу.

– Они… – Ее глаза вспыхнули, но она постаралась подавить душевную боль. – Они будут покушаться на твою жизнь.

      Алексея поразила белизна ее лица. Слезы проложили у нее на щеках две блестящие дорожки. Вся в белом, точно призрак. Он расхохотался. Он просто не смог сдержаться. Глубокий, рокочущий звук, возникший где-то в глубине, вырвался наружу. Алексею было так приятно, он и не помнил, когда в последний раз смеялся так искренно. Ощутив, как она слегка вздрогнула, его голос стал ровным и спокойным:

– Нет причин волноваться за мою жизнь.

– На Ярослава… – рот Евгении, казалось, наполнился вязкой жидкостью, и следующие слова удавались ей с трудом произнести, – начали…

– Ты ошибаешься, потому что актеры пражского театра не захотели играть со мной. – сказал Алексей с гордой торжественной улыбкой, – тайна, которая известна только непризнанным героям эмпиризма.

– Я задушила бы тебя.

– Отлично! – ответил Алексей. – Я начинаю желать одной вещи.

      Она многозначительно, в упор, посмотрела на него и не отрывала глаз, пока на его лице не появилась ухмылочка.

– Все? – проговорила Евгения кокетливо, тоном оскорбленной гордости. – Ты начинаешь совершать поступки. Если будешь знать – как действовать, вероятно, можно прийти к счастливым обстоятельствам.

– Пожалуй.

      Едва он произнес это слово, умышленно подчеркнуто, как она представила, что со всех сторон общежития посыпались самые, нелепые, двусмысленные насмешки в адрес Алексея Аврелина: «Урод! Кретин! Бездарное создание!». Евгения потупилась и очень внимательно стала рассматривать микроволновую печь.

      Дверь в прихожей закрылась. Раздавшийся шум вывел ее из задумчивости. Он ушел. Евгения не верила своим глазам – он ушел.

пробел строка

– Добрый день. – сказал управляющий гостиницы. Алексея остановила странная нотка горечи в его голосе.

– Здравствуй.

      Поднявшись к себе в номер. Сидя в кресле, Алексей стиснул лицо ладонями и закачался, как от ноющей боли. Он строго себя спросил:

– Что? Что им надо?

      Едва успел он договорить, как вошел Дмитрий Молчанов – его друг, известный акушер, детский врач. Увидев друга с бутылкой дешевого виски, слова напрашивались сами за себя. Алексей улыбнулся ему очаровательной, искушенной улыбкой, свойственной только молодости.