Страница 3 из 12
«Матерь Божья, спаси меня, мне всего семнадцать лет, не дай умереть, как мыши, придавленной мусором (откровенно говоря, слово было не „мышь“, а „дешевка“!). Если уж умирать, Матерь Божья, дай мне умереть на солнце, на воздухе, на воле!»
Она меня услышала, я уверена! Бомба за бомбой падали, не попадая в нас, взрыв за взрывом оглушали. Но даже в момент, когда казалось, что все потеряно, она не покинула нас. Бомба, попавшая в дом, в каком-то смысле спасла. Врагу не пожелаешь такого страшного зрелища: стены падали и рассыпáлись, будто здания вокруг были карточными домиками; земля под ногами тряслась от оглушительных взрывов, как ковер, который хозяйка усердно выбивает от пыли.
От нашего дома осталась только одна… как это называлось по-итальянски… На языке вертелось только неаполитанское слово spruoccolo – деревянная свая; надеюсь, понятно, о чем речь. Короче говоря, та свая спасла нам жизнь! Благодаря ей стена не рухнула, и мы остались живы. Провидение Божьей Матери, не иначе!
С того самого дня каждый раз, когда земля уходила у меня из-под ног, я обращала к ней свои молитвы. И на этот раз она тоже меня не оставила.
Хотелось бы рассказать об этом тем добрым людям, которые заботились обо мне и ухаживали изо дня в день, окружая вниманием. К сожалению, я забыла, как говорить. Не знаю почему, но у меня ничего не получалось, несмотря на усилия. Мысли застревали в голове. Я утерла слезы платком и, открыв глаза, увидела, что заразила всех стоящих вокруг меня: все были растроганы и тоже вытирали слезы!
«Значит, они меня знают», – мелькнуло у меня в голове. Раз они знали меня, стало быть, знали и историю моей жизни. «Господи! – подумала я. – Неужели это я стала причиной их грусти?»
Мне вдруг стало стыдно, потому что старики не должны причинять страдания окружающим, иначе их станут ненавидеть. Что я наделала?! Испортила всем день или ночь или то время суток, которое было.
Может быть, они плакали вовсе не от расстройства, а потому, что тоже уверовали в чудо? Может быть, они любили меня и плакали от сожаления, увидев мои слезы?
– Спасибо, – наконец-то смогла выговорить хоть слово, – спасибо всем! – выдавила я из себя, помахав рукой с кровати.
Позднее в мою комнату вошел ребенок. Неясное ощущение, что он мне знаком и где-то уже его видела, посетило меня, но я не знала, кем он был.
– Ты кто, малыш? – спросила я. Глаза ребенка наполнились слезами и заблестели, как начищенные пятаки. У ребенка может быть температура, объяснила я себе блестящие глаза мальчика. Мне захотелось погладить его по голове – таким он был хорошеньким.
– Это же я, Танкрéди! – звонко прокричал ребенок.
– Мама, это мой сын, твой внук, – объяснил мне кто-то другой. Этот кто-то был рядом со мной, у моей кровати, бóльшую часть времени, насколько я помнила. Он наклонился надо мной. Огромный пластырь закрывал всю левую бровь. Наверное, бедолага наткнулся на что-то в темноте и, врезавшись, рассек ее.
Кто-то ждал от меня ответа, но, не зная, что сказать, я только продолжала улыбаться. По крайней мере, мне так казалось, поскольку не было уверенности в том, что лицо принимало выражение, которое я пыталась ему придать.
Все выглядело странно, размыто, далеко от того места, где я находилась.
– Простите, а сколько еще осталось ждать до Рождества? – спросила я.
Ребенок засмеялся:
– Рождество? Какое Рождество? Оно только что прошло…
Человек, стоявший рядом, подтвердил его слова. Потом новый голос добавил:
– Пойдемте, пусть она отдохнет.
Голос прозвучал в моих ушах длинным многократным эхом. Потом один за другим все потихонечку вышли из комнаты.
Я была жутко расстроена, не зная, что думать.
Где я? Возможно, это чистилище. На ад было не похоже, а рая я и не заслуживала. Может быть, я действительно умерла? Извините, я не в состоянии выразить мысли словами…
Потом у меня возник вопрос: если я умерла, почему же так хочется есть? Желудок сводило от голода, но у меня не хватило смелости сказать об этом присутствующим. Было бы очень некрасиво с моей стороны сразу заявить о том, что я ужасно голодна. Ведь я только что приехала… Что бы обо мне подумали хозяева дома?!
Глава 2
Семья – это необыкновенная лаборатория
– Что я могу сделать для мира в мире? – Вернись домой и люби свою семью.
После подвигов мамы мой второй сын Танкреди, десяти лет от роду (зеленые глазищи, темные волосы, высокий, широкоплечий для своего возраста, чрезвычайно разговорчивый, вплоть до склонности к софизму[3]) был немного шокирован.
Он не мог понять, какой же болезнью все-таки заболела бабушка.
– Бабушка реагирует на лунные фазы? – спросил он.
– Не думаю… – ответил я.
– Но если бабушка будет продолжать попытки убить кого-то чайником или выброситься голой из окна, что будем с этим делать?
– Ну, потеря памяти может случиться у кого угодно. Давайте-ка все наберемся терпения и посмотрим, что будет дальше…
Одна из рекомендаций, данная нашим лечащим врачом после ночного эпизода, была похожа на гигиенические нормы, которых придерживались врачи в далеком прошлом, когда для лечения любой болезни прописывали строгую диету или отдых в горах. Его рекомендации звучали так: «И займите уже чем-нибудь вашу синьору. Это поможет контролировать уровень ее тревожности и принесет пользу всем».
Слова доктора произвели такое сильное впечатление на нашего Танкреди, что с того самого дня он развел бурную деятельность. Каждый вечер он проводил много времени с бабушкой, как будто это превратилось в своеобразную миссию (мой брат поэтично окрестил ее ребяческой). Миссионер предложил провести модернизацию бабушки и обогатить ее способность к общению, обучив… языку жестов.
Идея показалась мне достойной похвалы, и я подумал, что это могло бы принести пользу и тому, и другому. Связь двух поколений, хронологически далеких друг от друга, могла бы дать начало очень ценному духовному взаимодействию. Уже через несколько дней моя жена Джорджия – сорокалетняя женщина родом из Венето, блондинка с голубыми глазами, – обратила внимание на уроки так называемой коммуникации, которую Танкреди преподавал бабушке. На практике внук пытался научить бабушку правильно показывать средний палец и жест по локоть. Плюс еще несколько гримас с языком, которые даже описать трудно.
И только ревматизм и нарушенная координация моей мамы не позволили ей стать экспертом в этом искусстве, которое, учитывая нестабильное психическое состояние, могло бы легко превратиться в маленький цирковой трюк. Разумеется, инициатива была решительно подвержена цензуре, но Танкреди это не остановило: однажды вечером он вошел в зал с большой картонной коробкой.
– Ну и что ты будешь с этим делать? – спросила моя жена.
– Я буду вести частный телевизионный канал для бабушки, – ответил он, засовывая голову в отверстие на дне коробки и устанавливая ее на плечах.
В результате перед нами предстало нечто среднее между говорящей головой телевизионного ведущего новостей и отрубленной головой из фильма ужасов.
Мы с Джорджией рассмеялись. Когда же сын объяснил все детали придуманного им проекта, мы пришли в восторг от такой находчивости.
– Бабушка ведь не умеет пользоваться компьютером, – начал он свое повествование из глубин коробки-телевизора с улыбкой, достойной настоящего ветерана голубого экрана.
– Телевидение убивает, давит на нее… Оно всех превращает в рабов. Надеюсь, вы это понимаете? Я же, наоборот, буду смарт-телевизором, умным и дружелюбным. Буду обращаться непосредственно к ней, спрашивать, как дела, задавать вопросы и отвечать на них. Есть и другие преимущества: буду включаться сам, пульт не нужен, а новости, которые я буду сообщать, будут только положительными! Помимо этого, я могу быть полезен и во многом другом – например, буду напоминать, какой сегодня день, ведь она беспрестанно задает этот вопрос! Таким образом, бабушка будет занята, ей это будет полезно. Ведь доктор так сказал, правда?
3
Формально кажущееся правильным, но ложное по существу умозаключение; словесное ухищрение, вводящее в заблуждение. – Прим. ред.